Хранитель лаванды - Фиона Макинтош

— И яйцо разбилось… Мне помог какой-то парень.

Люк кивнул.

— Его зовут Жак.

Лизетта потрясенно смотрела на него.

— А еще тебя предупредили, что в метро — проверка удостоверений личности.

— Да, помню… Девушка — черноволосая, с короткой стрижкой.

— Изабелла. А твоя новая соседка…

— Сильвия, — договорила Лизетта, недоверчиво покачивая головой. — Не может быть!

Он потупился.

— Она согласилась за тобой присматривать.

— Но почему?

— Она мой друг.

— Зачем ты все это делаешь?

— Хотел удостовериться, что ты в безопасности, — пожал плечами Люк. — Не ходи в Сен-Жермен ночью, это небезопасно.

— Ты был в Париже все это время?

— Нет, — хрипло сказал Люк. — Тогда мне и приходилось полагаться на друзей. Я оставался под Парижем… Рядом с тобой.

— Почему ты не…

Он отвернулся к рулю.

— Лизетта, я понимаю твое задание. Я знаю, какую игру ты затеяла с Маркусом Килианом.

— Откуда?

— Я не дурак. Ты же не ради удовольствия с ним время проводишь.

— Да, — еле слышно подтвердила она.

Люк завел мотор.

— Поэтому-то я и не мог тебе открыться, поставить под угрозу твое задание. До сегодняшнего дня.

Они приехали на Монмартр, мотор с тихим урчанием замолк, и Люк учтиво распахнул перед пассажиркой дверцу автомобиля.

— Я провожу тебя до двери. Внутри мы сможем говорить свободней.

Он так и не смотрел на нее, и Лизетту это радовало — слишком уж противоречивые чувства ее обуревали. Да, она страдала по Люку, но была не готова к тому, чтобы он объявился в ее жизни в тот самый момент, когда ей удалось соблазнить Килиана. Вчера вечером Маркус спросил у нее, что бы она почувствовала, если бы перед ней внезапно возник ее фермер. Теперь у нее голова кругом шла — вопрос оказался в точку. Люк отвез их в гостиницу, знал, куда они направляются и сколько времени провели вместе. Тщательно отстроенные стены ее внешней невозмутимости на глазах рассыпались в прах.

Почему Люк здесь? Потому что любит ее — или потому, что на юге за ним идет охота? А если он ее любит, то как может оставаться рядом при таких обстоятельствах? Ей надо проявить не меньшую стойкость и выдержку. Неожиданное появление Люка все осложняло.

— Ты так хороша сегодня, — заметил он. — Роскошно пахнешь. Дорогими духами. Шанель, если мой парфюмерный опыт меня не подвел.

— Прекрати, — взмолилась она.

— Ты очень убедительно изображала нежные чувства к полковнику.

— Люк…

Обогнав спутницу, он распахнул перед ней дверь подъезда.

Лизетта обожгла его сердитым взглядом, но переступила порог.

— Я впечатлен твоим быстрым успехом. Впрочем, неудивительно — на меня твои чары подействовали так же быстро, как и на бедного полковника.

— Да как ты смеешь! — гневно прошипела Лизетта.

— После вас, мадемуазель Форестье, — сухо произнес он, указывая на лестницу.

— Мне твоя помощь не нужна.

— Еще как нужна.

Лизетте ужасно хотелось затопать ногами — но нельзя же было перебудить всех соседей. Она взбежала по лестнице, Люк спешил следом. Перед ее дверью они оказались практически одновременно.

Лизетта перевела дух.

— Что с тобой случилось? — спросила она. — Ты хромаешь.

— А, прикрытие. Иначе меня бы отправили на фронт. Приходится хромать всю дорогу, не то забуду.

— Зачем ты здесь?

Люк не ответил.

Лизетта хотела открыть дверь, но уронила ключ и торопливо наклонилась за ним. Люк опередил ее. Ее рука нащупала его ладонь. Девушка инстинктивно отдернулась, но Люк удержал ее, прижал ее руку к сердцу.

— Я постоянно думал о тебе с тех пор, как поезд унес тебя прочь, — хрипло прошептал он.

На нее разом нахлынули все те чувства, которые она старалась держать в узде: отчаяние из-за гибели Лорана, сознание, что в тот вечер Люк убил двоих, беспомощность из-за невозможности утешить его, ярость из-за холодного, безмолвного прощания на вокзале… Лизетта словно бы вернулась в Прованс, где так злилась на Люка и так отчаянно нуждалась в нем.

Однако теперь между ними стоял Килиан.

— Ох, Люк, заходи.

Он покачал головой и поднялся, помогая девушке встать на ноги.

— Слишком рискованно, пока машина стоит у дверей. Мне пора. Кстати, у меня к тебе есть срочный разговор.

— Тогда возвращайся скорей. Я не пойду сегодня на работу. Приходи в любое время, как сможешь.

Он кивнул, открыл дверь, вернул Лизетте ключ и ушел — не коснувшись ее, не сказав ни слова. Она слушала, как удаляются его шаги, испуганная тем, что позволила ему уйти. На площадке внизу он остановился. Скрипнула дверь. Неужели Сильвия шпионила за ними? В этот момент Лизетта возненавидела соседку, хотя прежде Сильвия ей нравилась.

Скинув туфли, девушка на цыпочках выбралась за дверь и рискнула украдкой поглядеть вниз, перегнувшись через перила. Вцепившись в пальто Люка, Сильвия что-то лихорадочно ему нашептывала. Он порывался уйти. Покачав головой, он бережно отвел руку Сильвии. Лизетта поняла, о чем они говорят.

Вернувшись к себе, девушка опрометью бросилась к окну. Вскоре из подъезда вышел Люк, и машина отъехала. Но он же обещал вернуться! У Лизетты оставалось всего несколько часов на то, чтобы успокоиться и добраться до кафе: нужно срочно передать сообщение в Лондон.

Заснуть Лизетте не удалось. Наполнив ванну горячей водой, она стянула с себя вечернее платье и неторопливо искупалась. Бледная кожа раскраснелась, мысли бродили вокруг Маркуса Килиана. Лизетте требовалось «разграничить» свои чувства — именно такой термин они использовали во время учебы в разведшколе. Ей нравился Маркус — и оспаривать это было бы ложью. Еще недавно в ее жизни не было никого, а теперь приходится выбирать между двумя поклонниками. Как же их разделить? Особенно учитывая, что один из них на службе у другого! Люк затеял опасную игру! «Он делает это ради тебя! — напомнил еле слышный внутренний голос. — Чтобы находиться рядом, оберегать тебя!»

Нежась в теплой воде, Лизетта глубоко вздохнула. Не время идти на поводу у чувств. Думать надо головой, а не сердцем. Лондон ждет от нее успехов, особенно теперь, когда она вошла в доверие к Килиану. Ей не нужны лондонские сообщения о продвижении советских войск на Украине или об отступлении Германии. Куда важнее знать о потенциальных ответных шагах врага. Американцы внесли свой вклад в усилия союзников, Берлин загнан в угол, но загнанный зверь непредсказуем…

Лизетта торопливо вытерлась и оделась. Из квартиры она вышла чуть раньше восьми. Заслышав ее шаги на лестнице, Сильвия приоткрыла дверь. Лизетта смолчала.

— Ты же знаешь… — начала француженка.

— Что ты за мной шпионишь? — уточнила Лизетта.

— Я приглядываю за тобой… ради друга.

Лизетта смерила соседку взглядом. Красивая. Внезапно девушка увидела все в новом свете.

— Можно было и сказать мне.

Сильвия покачала головой.

— Я бы только все испортила. Тебе ведь важно действовать в одиночку.

— А теперь что изменилось? — резко поинтересовалась Лизетта.

— Люк тебе во всем признался и обо мне рассказал. У него на то есть свои причины.

Лизетта сглотнула. Это предостережение? Пожалуй, у нее нет права испытывать собственнические эмоции.

— Лизетта…

— Мне пора. Опаздываю на работу.

Девушка заторопилась вниз по лестнице, стараясь не думать о Люке и его приятельницах.

До Елисейских Полей Лизетта добиралась пешком, хотела выплеснуть ревность и разочарование. Путь оказался долгим, и у Первого округа девушка нарвалась на патруль.

— Документы, — скучающим голосом потребовал солдат.

— Вот, пожалуйста, — на безупречном немецком отозвалась девушка.

Он растерянно заморгал.

— Куда идете?

— В кафе, я там часто бываю.

— А где работаете?

Она назвала ему банк.

— Я работаю лично с президентом, Вальтером Эйхелем.

Уловка сработала. Патрульный почти не смотрел на ее удостоверение, но и отдавать не спешил.

— Мы тут редко встречаем немецких девушек.

Лизетта улыбнулась.

— Надеюсь, вы скоро вернетесь домой, — доброжелательно сказала она, протягивая руку за удостоверением.

Солдат отдернул его.

— Как насчет свидания — сегодня вечером?

— Не могу, — огорченно сказала Лизетта. — Я встречаюсь с полковником Килианом, вы, верно, его знаете?

Солдат остолбенел.

— С полковником Килианом… — повторил он, запинаясь.

Она улыбнулась.

— Вальтер Эйхель — мой крестный отец. Они с полковником друзья.

— Простите.

Девушка озадаченно посмотрела на него.

— За что? Я польщена.

С солдата разом слетела вся самоуверенность, которую ему придавал немецкий мундир. Вид у патрульного стал робкий и очень застенчивый.