Отголосок: от погибшего деда до умершего - Лариса Денисенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Потом я очень влюбился. Мне уже было двадцать четыре, я был взрослым, и мне казалось, что никто мне не нужен больше, чем Карла». «И что?» «А Карле казалось, что я на нее давлю. В сексе, в жизни. Во всем. Кончилось это тем, что я боялся ее обнять, потому что она могла закатить истерику, что я пережал ей сосуды. Безумие. Она сама хотела на кого-нибудь давить, но могла только сбивать. Со мной ей это удалось с первой попытки. Я был сбит Карлой. Она жила в соседнем доме, но для меня это было так же далеко, как Швеция. Вскоре она вышла замуж за одного писателя. Профессора и писателя. Кроме того, бывшего телеведущего. Она выгуливает его меланхолично-степенного мастифа, а он всегда рычит на них из окна».
«Слушай, она меня заинтриговала. А чем она занимается, когда не выгуливает собаку и не слушает рычание писателя?» «Это смешная история. Она учительница, но бросила работу, когда вышла замуж. Потому что считала свою работу маловажной, ей хотелось быть поводырем гения. Странно, что она не родилась лабрадором, тогда было бы больше шансов. Потому что профессор-писатель запретил ей приближаться к его бумагам, архивам, записям. Она до сих пор от этого в шоке. Самое большое разочарование в жизни. Она сама мне жаловалась».
«Если бы она была лабрадором, могла бы получить ботинком по морде. Тоже не слишком весело». «Ты думаешь, слепые бьют своих собак? Ты рушишь мое миропонимание. Рассказываю дальше. Ты так активно не устраивайся в подушках, я планирую получить свой ужин!» «Не отвлекайся!»
«Я сегодня слишком много говорю. Я не оставил своих романтических попыток. Поэтому решил жениться фиктивно. На турчанке по имени Сэл. Она не могла устроиться на нормальную работу, а я мог ей помочь. Кстати, себя она называла Сельма». «Странно. Знаешь, о чем я сейчас подумала? Вот если к поезду прицепить два лишних вагона, он остается поездом. А прицепить две лишние буквы к имени, и оно меняет национальность». «Но человек, сменив имя или национальность, тоже остается человеком. Возможно, поезд тоже превращается в другой поезд, меняет национальность. Слава Богу, до национальностей поездов мы еще не дотянулись своими ручонками. Поезд с десятью вагонами – одна национальность, поезд с пятнадцатью вагонами – другая национальность. Как тебе?» «Думаю, что товарняк – это другая национальность. Если вообще подобное можно утверждать. И что Сельма?»
«Ничего. Ее депортировали, миграционные службы нашли ее в списках, состоялся суд, и она улетела на родину». «Слушай, ты мне напомнил кое о чем. О списках. Мне звонили сегодня из Министерства юстиции, моя бывшая сокурсница, она ведет дело деда. Они требуют отчет о моей поездке в Украину. Представь себе. Они за мной следят. Хотя сказали, что следят, мол, не за мной, а за фамилией деда». Райнер обнял меня за плечи, и на его раз-два-три мы поднялись и присели на диван. «Ты чего?» «Марта, знаешь, если они следят за твоей фамилией, не пора ли ее сменить? Например, на мою? Конечно, только в качестве предупредительной меры». «Ты делаешь мне предложение?» «Уже сделал». «Тогда зачем мы встали?» Я никогда не думала, что буду столько заниматься любовью со сломанной рукой. Я даже представить не могла, что я на такое способна! Я оторвалась от Райнера. «Слушай, а мы не слишком часто занимаемся любовью?» «Интересный вопрос, равно как и наблюдение. Мне кажется, ни одному мужчине не удалось бы такое сформулировать». «Тогда я точно женщина, хотя иногда я в этом сомневаюсь». Райнер сделал «большие глаза», и мы расхохотались.
Глава восемнадцатая
Еще без двадцати минут восемь, а мы с Райнером завтракаем на открытой площадке кафе «Hackescher Hof». Кроме нашего заняты только три столика, за одним сидят шумные итальянские туристы, такие бурные и беззаботные, что хочется поперебрасываться с ними мячиком. За другим – видимо, сотрудник музея с утренней газетой и несколькими брошюрами. За третьим – влюбленная пара иностранцев. Они целуются, отвлекаясь только на голубей и кофе, а не на людей. Будто сидят на карнизе, похлебывают кофейную дождевую воду, целуются и воркуют. Поэтому непонятно, какой они национальности, может, они и немцы, ну и что, что на столике разложена карта, возможно, они впервые в Берлине.
В такое время по улицам бродят только туристы, бездомные, влюбленные и собачники. Автомобилисты выводят на улицу свои машины, готовя их к загородным поездкам, на отдых или на закупку в моллы. [12] Туристы озираются, цепляют и поддевают взглядом все, что кажется им интересным или необычным. Какой-то дедушка в забавном фиолетовом берете с пимпочкой, напоминающем половинку сливы-угорки, проходя мимо кафе, фотографирует готические окна, таблички, голубей-воркунов. Я встречаюсь с ним взглядом, у него светло-голубые глаза, кажется, если немного дольше всматриваться в них – увидишь облака или тебя ослепит солнце. У деда странные зрачки, такое впечатление, что они вращаются. Так на миг показалось. Я вспомнила, как когда-то фотографировала необычные двери или просто новые двери, у меня была коллекция закрытых дверей. Эрнст сказал на это, что я все еще ищу свой путь и свой выход. Кажется, я уже все нашла. Интересно, что именно хочет отыскать этот дедушка?
«Ты такая нежная», – говорит Райнер, укладывая мои руки в свои ладони, наши сложенные вместе кисти напоминают лотос или речную лилию. «Ты знаешь, что я именно сейчас открываю тебя заново. С новыми возможностями». «Ты имеешь в виду мою новую фамилию? Теперь и я псевдогерой». «И это тоже. Но я имел в виду нечто иное. Я открываю новую тебя, с двумя руками! Знаешь, пока я совершенно не чувствую разницы». Я поднимаю левую руку, чтобы стукнуть его, Райнер уворачивается. «Слушай, тебе велели ее разминать, жаль, что я не остался и не услышал, как именно. Тогда бы еще подумал, регистрировать ли нам наши отношения». Когда мы отсмеялись, я впала в меланхолическое состояние, чего раньше со мной почти никогда не случалось. Когда я бывала меланхоличной, я знала, что это начало депрессии, мне нужно съесть черного шоколада, три миндальных ореха и апельсин. Сейчас хотелось вишен, поэтому я попросила, чтобы мне принесли кусок вишневого штруделя.
«Марта, Марта!» Я не заметила, как на время выпала из реальности. «Прости». «Задумалась?» «Да. Подумала, как изменилась моя жизнь». «Коренным образом?» «Нет, но быстро. У меня появился ты, еще несколько месяцев назад я не могла дышать свободно, потому что в каждом вдохе был Дерек. Ходить не могла ровно, потому что спотыкалась о мысли о нем. Я с трудом выносила присутствие Наташи. Не представляешь себе, как она меня раздражала. У меня были мои студенты, а сейчас – так непривычно это произносить – клиентура.
Но я даже подумать не могла, что стану работать адвокатом не под давлением отца. Что только он не выдумывал, чтобы заинтересовать меня адвокатурой, угрожал, убеждал, дарил букинистическую литературу с речами известных адвокатов. Говорил о перспективах, благородстве этого выбора, развитии в профессии, о вкладе в восстановление мировой справедливости и т. д. А Наташе это удалось с помощью одного-единственного судебного заседания. Как будто она лучше знала, где у меня был тот детский родничок на темечке, который зарос, но до сих пор отзывается на некоторые вещи, терморегулируя мой организм. Наташа это почувствовала, а не папа, который прижимал мою головку к своему правому плечу, я так лучше засыпала». «Ты и сейчас так лучше засыпаешь. Только плечо поменялось». «Все шутишь, а я серьезно».
«Но я тоже серьезно. Мне кажется, что ты перестала бояться своей ответственности». «Как это?» «Тебе виднее, ведь это ты перестала бояться, а не я. Меня твоя ответственность очень пугает». Райнер съежился и попытался спрятаться за сахарницу. Я хмыкнула. «Когда мы познакомились, я почувствовал, что у тебя зашкальный уровень ответственности, но ты ее стесняешься, как некоторые люди своей полноты, не знаешь, куда приткнуть. Даже на себя эту ответственность распространить боишься, не то что на других. А тут ты как бы отпустила ее».
«Возможно, я просто начала слушать голос своего организма, своего тела, как настаивает Марат в своей работе?» «Кстати, жена. Могу ли я кое о чем у тебя спросить?» «Попробуй». «Скажи мне, это равнодушие или деликатность, что ты совсем не интересуешься судьбой проекта Марата? Ведь проект на рассмотрении у меня, а от тебя ни одного вопроса, как будто и не ты мне его принесла». «Я подумала, что уже не отвечаю за это, в конце концов я правильно его зарегистрировала и вовремя принесла, а что еще? Разве вы не должны проанализировать, проголосовать и ответить?» «Должны, более того, мы уже это сделали. Интересно узнать результат?»
«Ммм, если можно, ведь можно?» «Можно. Проект очень интересный, мы его полностью поддержали, даже с увеличением бюджета. Марат может разрабатывать его и проводить первые исследования в Украине, мы всем его обеспечим. Оборудованием, технологиями, которые ему необходимы. Его партнер, Аркадий, сообщил, что они нашли местные финансы, усиленно будут заниматься этим, проект приоритетный. Ты знаешь, вполне возможно, что ты, пьянчужка со сломанной рукой, принесла к нам – Нобелевскую премию в области физики или медицины».