Генерал Деникин - Дмитрий Лехович

Кроме того, в Мурманске, Архангельске и Владивостоке находились огромные запасы военного имущества, присланного союзниками. После захвата власти большевиками эти грузы застряли в портах. В любой момент немцы могли наложить на них свою руку. С другой стороны, не было сомнения, что союзники примут свои контрмеры, дабы не дать Германии обогатиться за их счет. Да и Мурманск находился слишком близко от Финляндии, куда германцы уже высадили войска для поддержки белых финских сил во главе с генералом Маннергеймом.

Одним словом, Антон Иванович ясно видел, что в создавшихся условиях Россия стала ареной грандиозной битвы интересов германцев и союзников. Он мучился сознанием собственной беспомощности и в то же время знал, что кроме горстки добровольцев, возглавляемых генералом Алексеевым и им самим, не было иной силы, которая могла бы встать на защиту чести и национальных интересов России.

В эти мучительные минуты раздумья самым радостным событием для Антона Ивановича было известие, что из далекой Румынии пришел отряд добровольцев на Дон с артиллерией, пулеметами, броневиками и даже с радиостанцией. Этот отряд, заняв, но затем, покинув Ростов, двинулся к Новочеркасску и помог донским казакам освободить их столицу.

25 апреля начальник отряда полковник Михаил Гордеевич Дроздовский отправил генералу Деникину в станицу Мечетинскую донесение: «Отряд… прибыл в Ваше распоряжение… Отряд утомлен непрерывным походом… но в случае необходимости готов к бою сейчас. Ожидаю приказаний».

С глубоким волнением читал Антон Иванович эту бумагу, это свидетельство о «новой героической сказке на темном фоне русской смуты». Отряд Дроздовского шел на соединение с Добровольческой армией и, несмотря на трудности и на ошеломившее всех известие, полученное в дороге, о смерти генерала Корнилова, дошел до намеченной цели.

К тому времени германские войска очистили от большевиков и оккупировали громадную территорию на юге и западе России. От Севастополя до Пскова, от Ростова до Киева, по всей Украине, Белоруссии и в Крыму жизнь внешне быстро налаживалась. Поезда ходили по расписанию, у беженцев из центральной России глаза разбегались от обилия съестных продуктов в лавках и на базарах. А главное, исчез страх, что ночью агенты советской власти ворвутся в дом, кого-то арестуют, ограбят, увезут, убьют… Добровольцев, у которых там были близкие и родные, с невероятной силой потянуло хотя бы ненадолго приобщиться к мирной и нормальной жизни.

В начале мая для многих из них истекал срок в четыре месяца, который они - по письменному соглашению - обязались служить в. армии. И Антон Иванович приказал дать трехнедельный отпуск всем, кто того пожелает. «Захотят - вернутся, нет - их добрая воля», - говорил он своим приближенным. Он отлично понимал, что искушение «не вернуться» огромное, что риск для его дела чрезвычайно велик. Прошел срок отпуска, и, бросив мирную жизнь, большинство уехавших вернулись, чтобы продолжать борьбу.

Деникину приходилось считаться не только с физической и моральной усталостью людей. Всплыли на поверхность два очень важных и острых вопроса.

Германские успехи весной и летом 1918 года внушали многим мысль, что немцы одержат победу над союзниками, что будущей России, или, вернее сказать, ее осколкам, придется не только мириться с этим фактом, но и строить свою жизнь сообразно с немецким желанием. Появилась «германская ориентация», которая с особенной силой пропагандировалась из украинской столицы - Киева. Даже профессор П. Н. Милюков, поверив в конечное торжество Германии, перекинулся в ее лагерь. Добровольческое командование считало необходимым открыто отреагировать на эту «ересь».

Второй - о политических лозунгах. «Великая, единая, неделимая Россия» - был единственным девизом армии. Деникин его выдвинул как знамя борьбы с раздроблением России, твердо верил в него. Среди офицерства он нашел горячую поддержку. Но со стороны возникших государственных образований на русских окраинах этот лозунг не мог не возбуждать некоторых опасений.

Для движения, которое стремилось найти поддержку в широких кругах населения, одного этого лозунга было недостаточно. Требовалась более конкретная программа. И тут возникал целый ряд щекотливых вопросов, осложнивших ее формулировку.

Хаос, вызванный ходом революции, произвел большие сдвиги в русской общественно-политической мысли. Повсюду чувствовалось сильное «поправение». Многие либералы, проповедовавшие раньше идею республики, пришли к заключению, что единственной приемлемой для большинства формой правления есть конституционная монархия, что именно она сможет объединить разные народности, населяющие территорию России, что только монархия в состоянии обеспечить единство и величие государства. Эта идея не могла не коснуться офицерства Добровольческой армии. И офицеры с нетерпением ждали, что командование ясно и определенно выскажет свои политические взгляды.

Но у командования по этому вопросу не было единства.

Генерал Алексеев считал, что «нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица». В то же время осторожный Алексеев считал невозможным для армии принять определенные монархические лозунги. «Вопрос этот, - писал он, - недостаточно еще назрел в умах всего русского народа, и… предварительное объявление лозунга может лишь затруднить выполнение широких государственных задач.»

Генерал Деникин придерживался иного мнения. Его точку зрения разделяли Романовский и Марков. Отношение к вопросу о провозглашении монархического лозунга Антон Иванович изложил следующим образом:

«Атмосфера в армии сгущалась, и необходимо было, так или иначе, разрядить ее. Дав волю тогдашним офицерским пожеланиям, мы… рисковали полным разрывом с народом, в частности с казачеством - тогда не только не склонным к приятию монархической идеи, но даже прямо враждебным ей. Мы решили поговорить непосредственно с офицерами.

В станичном правлении в Егорлыкской были собраны все начальники до взводного командира включительно. Мы не сговаривались с генералом Алексеевым относительно тем беседы, но вышло так, что он говорил о немцах, а я о монархизме:

«Была сильная русская армия, которая умела умирать и побеждать. Но когда каждый солдат стал решать вопросы стратегии, войны и мира, монархии и республики, тогда армия развалилась. Теперь повторяется, по-видимому, то же. Наша единственная задача - борьба с большевиками и освобождение от них России. Но этим положением многие не удовлетворены. Требуют немедленного поднятия монархического флага. Для чего? Чтобы тотчас же разделиться на два лагеря и вступить в междоусобную борьбу? Чтобы те круги, которые теперь если и не помогают армии, то ей и не мешают, начали активную борьбу против нас?… Да, наконец, какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без ее ведома, без ведома русского народа?

Хорошо - монархический флаг. Но за этим последует, естественно, требование имени. И теперь уже политические группы называют десяток имен, в том числе кощунственно в отношении великой страны и великого народа произносится даже имя чужеземца - греческого принца. Что же, этот вопрос будем решать поротно или разделимся на партии и вступим в бой?

Армия не должна вмешиваться в политику. Единственный выход - вера в своих руководителей. Кто верит нам - пойдет с нами, кто не верит - оставит армию.

Что касается лично меня, я бороться за форму правления не буду. Я веду борьбу только за Россию. И будьте покойны: в тот день, когда я почувствую ясно, что биение пульса армии расходится с моим, я немедля оставлю свой пост, чтобы продолжать борьбу другими путями, которые сочту прямыми и честными».

Антон Иванович остался верен взглядам, которые тогда высказал. И даже предостережение в его последней фразе, на которое мало кто - обратил внимание, имело для Деникина глубоко продуманный и, как оказалось впоследствии, пророческий смысл.

Расхождение между генералами Алексеевым и Деникиным по-вопросу о монархических лозунгах было, может, глубже, чем его отметил в своих воспоминаниях Антон Иванович. Один случай, упомянутый Деникиным, служит тому примером. В августе 1918 года, уже после захвата добровольцами Екатеринодара, Антон Иванович получил доклад с подробным обзором общего политического положения. Там говорилось о непопулярности Добровольческой армии, не принявшей открыто монархического девиза. На этом докладе, вспоминал Деникин, «была резолюция генерала Алексеева в таком смысле: нам надо, наконец, решить этот вопрос, Антон Иванович, так дальше нельзя!

Я зашел в тот же день с Романовским к генералу Алексееву. Чем объяснить изменение вашего взгляда, Михаил Васильевич? Какие новые обстоятельства вызвали его? Ведь настроение Дона, Кубани, ставропольских крестьян вам хорошо известно и далеко не благоприятно для идеи монархии. А про внутреннюю Россию мы ровно ничего не знаем».