Обнаженный меч - Джалал Баргушад

Не походили на дворцовую челядь и баззовцы. Здешние жители были тверды, как сталь, горды и несгибаемы. Лица их были маково румяны. После хума и разных вин румянец их становился еще ярче. Любой из хрустальных родников был роскошней и таинственней изысков Золотого дворца.

Перед началом пиршества у входа в зал расстилалась большая бычья шкура. На шкуру ставился большой кувшин с вином. Мобед-Мобедан с золотым посохом в руке, поглаживая бороду, украшенную самоцветами, благославлял идущих на пир, предлагал им вино и провожал в зал.

Вот и сегодня главный жрец топтался на бычьей шкуре в ожидании послов.

Баруменд, как и дочь Джавидана — Кялдания, с головы до пят 'была одета в красное. Свекровь и невестка расставляли блюда с угощениями на широкой скатерти. Им помогали повара с белыми повязками на рту. Перед каждым тюфячком стоял кувшин с муганским вином, а возле кувшина — глиняный кубок. Гостей ожидали сочные душистые плоды благодатных садов.

Баруменд хлопотала, желая, чтобы послы и гости остались довольны ее сыном. "Если б Абдулла был жив, увидел бы, как сияет звезда Бабека. Я судьбу Бабека во сне увидела. Вот если бы и Джавидан был жив. Великому Ормузду виднее. Я рада, что Кялдания выпала на долю Бабека, хорошая она невестка".

Бабек пришел в пиршественный зал раньше гостей. Он был в боевых доспехах. Это стало его привычкой. Он, как Мотасим, даже спал не выпуская оружия из рук. Бабек сел, сложив ноги по-турецки. Справа и слева от него расположились военачальники. Перед Бабеком лежала большая, цветная карта. Это была карта, начерченная философом аль-Кинди. Бабек размышлял, время от времени ставя какие-то знаки. Гору Хаштадсар он обвел кружком.

— К подножью этой горы нам надо привести по меньшей мере десятитысячное войско, а еще двадцать тысяч держать в запасе. Потому я созвал начальников всех крепостей. Посмотрим, сколько пеших и конных они выставят.

Военачальники внимали молча. Без позволения Бабека никто не смел прервать его. Вошел телохранитель. У него в руках был раненый голубь. Письмо, привязанное к лапке птицы, было в крови.

— Великий вождь, наши соколы схватили этого голубя.

— Дай-ка мне.

Телохранитель протянул голубя Бабеку.

Раненый голубь, мигая глазами, то бился всем телом, то пускал в ход свой клюв, пытаясь избавиться от рук Бабека. Бабек вынул из золотого кольца на лапке голубя письмо, а птицу возвратил телохранителю.

— Это — храбрый голубь[110]. Обычай не велит убивать его. Отпусти.

Телохранитель взял голубя, снова поклонился Бабеку и вышел. Бабек, свернув карту, раскрыл письмо. Сначала он прочел про себя. Военачальники замерли в нетерпении. "От кого письмо?"

Бабек недоумевал. Не знал — верить или нет написанному. В Хорасане и Багдаде произошли странные события. В письме сообщалось, что близкий родственник халифа Мамуна Али ибн Муса ар Риза отравился. Бабек сказал: "Я сомневаюсь в этом. Али пользовался большим влиянием среди шиитов. Видимо, его отравил халиф Мамун". В письме также сообщалось, что главного визиря Мамуна Фазль ибн Сахля изрубил мечом главный конюший двора. Бабек говорил: "И это сомнительно. Видно, и здесь рука коварного халифа Мамуна, иначе — как посмел бы конюший поднять меч на главного визиря? Ведь этот визирь был братом Гасана, тестя халифа". И еще в письме сообщалось, что тесть халифа Гасан, наместник провинции Савад, тронулся умом. Халиф велел заковать своего тестя в цепи и держит его в хорасанском доме для умалишенных. Бабек сказал: "И это дело темное".

Бабек мысленно сопоставил все эти подозрительные события и пришел к выводу, что халиф Мамун из страха перед бедуинами совершенно изменил свою линию поведения. В письме была приписка, что халиф Мамун упразднил зеленое знамя имама Али и ввел свое войско в Багдад под черным знаменем. На этот раз багдадская знать встретила его цветами. Как только Мамун вступил в Багдад, местные аристократы свергли с престола марионеточного халифа, которого они сами же избрали. Теперь в халифате был один законный халиф — Мамун.

Письмо предназначалось лазутчику, пробравшемуся в Базз, и осведомляло его о последних событиях. Бабек, ознакомив присутствующих с содержанием письма, размышлял: "Кто же этот лазутчик?"

Пора было начинать пир. Серьезные размышления над сообщениями Бабек отложил на потом. Надо было развлечься. Дочь Джавидана поверх длинного красного платья повязалась серебряным поясом. В праздничном одеянии она выглядела еще более привлекательной. Бабек краем глаза глянул на свою молодую, красивую жену, улыбнулся. "Счастливец я!" — подумал он. И тяжелые мысли, что тревожили его, отступили и рассеялись.

Многие девушки Базза втайне завидовали Кялдании. "Счастливица, досталась в жены такому удальцу, как Бабек. Но и ей нет равных по красоте!"

Где бы ни бывал Бабек, куда бы ни отправлялся, он ни на миг не забывал о Кялдании. Ему и во сне виделись улыбчивое круглое лицо Кялдании, ее карие миндалевидные глаза и рубиновые губы. Начальник крепости Базз Мухаммед ибн Баис стал врагом Бабека прежде всего из-за красавицы Кялдании. Он тоже "положил на нее глаз", но привлекательная дочь Джавидана была сужена Бабеку,

Красоту Кялдании подчеркивала более всего ее простота. Она не питала пристрастия к драгоценным украшениям, столь свойственного дворцовым прелестницам. На руке у нее было одно-единственное кольцо. Глядящие на нее говорили: "Ее украшение — она сама. Любые драгоценные камни окажутся жалкими побрякушками перед ее красотой".

Муавия вошел в зал и объявил о приходе послов и гостей. Бабек встал, поднялись и военачальники. Они приблизились к входу. Здесь Бабек ласково приветствовал каждого из послов и гостей. Пожаловавшие из дальних краев вручали Бабеку в дар сокола, что означало признание Бабека и подчинение ему, и один за другим представлялись. Перед Бабеком стояли посланцы крепостей Сенем Руиндиз[111], Алемут[112], Аланджик[113], Ездикурд[114], Галаджик[115], Гюльсара[116], Агуен[117], Шахи[118] и Искендер[119]. Сахль ибн Сумбат дольше, чем другие, задержал руку Бабека в своей.

— Ты ли это, Бабекджан?

Бабек, вскинув брови, вспоминающе поглядел на него. "Этот армянин с широкими усами мне кажется знакомым. Я его где-то видел".

Сахль, покачав головой, выкатил глубоко посаженные глаза,

— Ара, Бабек, клянусь верой, ты постарел. Ара, ты не узнал: меня? Я же Сахль. Помнишь, с купецким головой Шиблом приезжал в Шеки? Ара, Бабек, не горюй, у меня есть такие тяжелые сиовердские булавы[120], стоит ими только прикоснуться к вражеской башке, и все. Враг сам валится. Ара, ты забыл год, в который Ма-мун велел отрубить голову своему брату-'халифу Амину? Тогда мы встретились возле Багдада.

Бабек из вежливости спросил его о самочувствии.

— Как ты, здоров ли? Тьфу-тьфу, не сглазить, ты хорошо сохранился.

Остальным послам не понравилось то, что Сахль лез на глаза."Ишь, как выставляется, хитрец, пролезает вперед. Еще неизвестно, кто друг истинный, а кто…"

Бабек расспросил о житье-бытье и тавризца Мухаммеда ибн Раввазда Азди. Мухаммед хотел было сказать: "Бабек, не доверяйся ему. Я узнаю шкуру этого старого лиса и у скорняка. Его сладкоречье и змею из норы выманит. Он уговорил меня и почти задарма взял уйму оружия. А вдобавок и долг не платит. Армяне, дескать, бедны, подожди, когда разбогатеем. И держится так, будто я ему должен". Но тавризец промолчал.

Бабек пригласил послов и гостей в зал и началось пиршество.

Старый жрец расхаживал по бычьей шкуре и возносил молитвы в честь великого Ормузда, пророка Ширвина, Джаваншира и Джавидана, проклинал Ахримана, Лупоглазого Абу Имрана и абба-сидских халифов, казнивших Абу Муслима и главного визиря Джафара ибн Яхью.

Бабек же, отведав с гостями и послами вкусной пищи и доброго вина, вел деловую беседу. Начальники крепостей были довольны этой встречей. Все обещали Бабеку выставить войска сколько потребуется, только бы он не позволил чиновникам халифа Мамуна и Зубейды хатун ступить на землю Азербайджана.

Затем посланцы и гости встали — в зал вошел главный жрец. Он по обычаю благословил всех и у них на глазах окунул ломтики хлеба в кувшин с вином. Съев этот хлеб, он трижды притопнул по бычьей шкуре, лежащей на полу.

— Услышь, великий Ормузд! — воскликнул старец. — Как прежде верили в Джавидана, так теперь будем верить в Бабека. Затем он обратился к посланцам и гостям:

— О, обладатели власти и могущества, я говорил с богами. Боги мне сказали, что избавление от горестей хуррамитам принесет меч Бабека. Бабек возвратит хуррамитам исконную веру Маздака. Во имя великого Ормузда, вы должны возрадоваться этому и принести щедрые пожертвования в атешгяхи.