Сэвилл - Дэвид Стори

По середине дороги шел Блетчли с Ригеном. Блетчли, широкий и толстый, с трудом умещался в костюме, а Риген, высокий и худой, словно существовал отдельно от своей одежды, темный костюм с длинными брюками подчеркивал нескладность движений его развинченной фигуры.

— Смотри, чтобы мистер Трабшоу тебя не заметил, — сказал Блетчли, имея в виду священника. — Он сегодня спрашивал, почему тебя нет, и я сказал, что ты болен. — Он с беспокойством посмотрел на Стэффорда.

На Ригене был алый галстук с длинной латунной булавкой, под которой свисала тоненькая латунная цепочка. Глаза у него были большие и навыкате, черты длинного худого лица с тех пор, как он вытянулся, стали резче, тяжелую выпуклость на затылке теперь прятали длинные, достающие до воротника волосы. Он поглядывал на Стэффорда и нервно теребил галстук.

Колин познакомил их. Блетчли кивнул.

— Ты ведь сдавал экзамены на бесплатное обучение? — сказал он.

— Это какие же? — сказал Стэффорд.

— Экзамены, которые дают право на бесплатное обучение, — сказал Блетчли.

— Что-то такое как будто было, — сказал Стэффорд.

— Так в какой же ты школе учишься? — сказал Блетчли.

— А я не так уж часто захожу в школу, — сказал Стэффорд. Он стоял, засунув руки в карманы, и оглядывался по сторонам. Потом посмотрел на Ригена. — А ты в какой школе учишься? — добавил он.

— В школе святого Доминика, — сказал Блетчли. — Там надо платить за обучение. На экзаменах он провалился, — добавил он.

— Но ведь такие школы самые лучшие, — сказал Стэффорд. — Я теперь жалею, что не пошел туда.

У Блетчли побагровела шея.

Мимо прошел мистер Моррисон с красноглазой женщиной, которая играла на рояле. Блетчли приложил руку к школьной фуражке, улыбнулся и ткнул пальцем в Колина.

— Он наверняка скажет Трабшоу, и тебе будет хорошая выволочка, — сказал он и крикнул двум проходившим мимо девочкам: — Где же сегодня ваши дружки?

— А тебе какое дело, Брюхо? — сказали они.

Блетчли засмеялся, дернул фуражку за козырек и поглядел на Стэффорда.

Риген нервно переминался с ноги на ногу.

— Вот опоздаешь на свой скрипичный урок, — сказал Блетчли.

— Теперь у меня по воскресеньям занятий нет, — сказал Риген.

— Майк играет на скрипке. Он виртуоз, — сказал Блетчли и снова засмеялся, не спуская глаз со Стэффорда. — Ты бы послушал, как он играет. Точно кошку пополам перепиливает.

— А у кого ты занимаешься? — спросил Стэффорд.

— Я в город езжу. Ты, наверное, не знаешь, — сказал Риген. Лицо у него потемнело, на висках появились белые пятна, словно мазки краски.

Шея Блетчли начала вздуваться, краснота медленно всползала по его щекам.

— У мистера Прендергаста? — сказал Стэффорд.

— А ты его знаешь? — сказал Риген.

— Я сам там два раза в неделю занимаюсь.

— Правда? На скрипке?

— На рояле, — сказал Стэффорд.

— Правда? — сказал Риген, радостно глядя на Стэффорда.

— Скрипкой я занимался два года назад. Я туда хожу по средам и пятницам после школы.

— А я по вторникам, — сказал Риген.

— Я брал уроки игры и на скрипке, и на рояле, но теперь я занимаюсь постановкой дикции, — сказал Блетчли. — На дворе трава, на траве дрова. Сшит колпак не по-колпаковски. Шел грек через реку.

Он старательно отчеканивал скороговорки, глядя на Стэффорда.

Мы ведь к тебе шли, — сказал Стэффорд, глядя на Колина, и быстро посмотрел в сторону поселка.

— А мы идем в Парк, — сказал Блетчли, кивнув на Ригена, и снова уставился на Стэффорда. — Пошли с нами. Познакомлю с парой девок из нашей школы.

— Мы там уже были, — сказал Стэффорд и отвернулся. — Так идем? — спросил он Колина.

Блетчли пошел к Парку. Он взял Ригена за локоть, словно испугавшись, что Риген пойдет с ними.

— Пока, Тарзан, — сказал он.

— Прямо два клоуна, — сказал Стэффорд. — Нет, ты посмотри на них, — добавил он, оглянувшись.

Две фигуры, одна раздувшаяся, как воздушный шар, другая высокая и гибкая, точно ободранный прут, медленно двигались по дорожке, ведущей к качелям. Блетчли уже что-то кричал и махал рукой группе девочек. Пройдя мимо, девочки разом обернулись, и их смех рассыпался по склону холма.

— Брюхо! — услышал Колин их крики, и через секунду от деревьев донеслось эхо. А может быть, они крикнули то же во второй раз: хотя Блетчли все еще держал Ригена за локоть, у него был такой вид, словно он готов ринуться на них. Девочки с визгом бросились врассыпную по траве, а потом, смеясь, снова собрались вместе ниже по склону.

— Деревенский Ромео, — сказал Стэффорд и в первый раз за весь день засмеялся весело, не стараясь задеть Колина.

Они спустились с холма. Батти и Стрингера нигде не было видно. У пивной по краям канавы и возле стен расположились шахтеры. Светлые волосы Стэффорда, его непривычная внешность привлекли их внимание, и они принялись отпускать шуточки:

— Фу-ты ну-ты! Джек, да погляди же!

— Откуда ты такой взялся, парень?

— Так это же не парень, а девка!

Хохот сидящих и тех, кто в одиночестве стоял на мостовой, преследовал их почти до самого дома.

— Что с ними? — сказал Стэффорд. — Неужели они никогда не видели прилично одетого человека?

— Они всегда так, — сказал он. — С чужими. Относятся с недоверием ко всему, чего не знают.

— Странно, что сюда вообще хоть кто-то приезжает, — сказал Стэффорд. — То есть тут ведь ничего интересного нет, — добавил он.

— А я не знал, что ты играешь на рояле, — сказал Колин.

— Да я, собственно, и не играю. По правде говоря, я не на все уроки хожу. Прендергаст, у которого я занимаюсь, об этом помалкивает. Если он расшумится, меня вообще возьмут, а так он свою плату все равно получает.

Он шел, сунув руки в карманы, и постукивал каблуком по краю тротуара.

— Вот приезжай ко мне, — сказал он, когда они подходили к дому. — Мы найдем чем заняться. Не то что тут. — Он пожал плечами. — Хотя, конечно, разница невелика, — добавил он.

Они вошли в кухню. Стол там был уже накрыт. Пока они шли через дворы, Стэффорд опять внимательно заглядывал в открытые двери и окна, а теперь он остановился на пороге, словно смутившись при виде накрытого стола, — как будто кухня вдруг изменилась или он ошибся домом. Потом увидел Сэвилла, который сидел в кресле у огня, неловко держа на коленях развернутую газету, вошел внутрь, слегка нагнув голову, и пригладил волосы.

— Значит, всюду побывали, — сказал отец, сложил газету и встал. — Только смотреть у нас тут особенно нечего, — добавил он.

— Мы ходили в Парк, мистер Сэвилл, — сказал Стэффорд и опустился в кресло напротив отца. Он говорил таким тоном, словно Парк был чем-то необыкновенным.

— A-а! Ну что же. Конечно, ничего интересного там нет, — сказал отец и положил газету на буфет. — Никакие достопримечательностей, это так. Хотя прогуляться по окрестностям можно неплохо.

— Только глядите, чтобы он не повел вас в Долинку! — сказала мать. — Последние несколько лет он только туда и ходит.

— А где это? — спросил Стэффорд и повернулся к нему.

— У канализационных отстойников, — сказал отец.

— За газовым заводом, — сказала мать.

— Когда там идешь, прямо хоть нос затыкай, — засмеялся отец.

Малыш, заинтересовавшись Стэффордом, ухватился за стул и встал. Стэффорд протянул к нему руки.

— Он у нас робкий, разве что есть захочет, — сказал отец. — Мы его сейчас как следует накормили, чтобы не буянил.

— Ну, ничего подобного, это ты выдумываешь, — сказала мать.

Она открывала банку консервированных фруктов на доске у мойки. Поглядывая на Стэффорда, она переложила их в вазочку, подошла с ней к столу и остановилась в нерешительности, не зная, подать ли их сейчас или подождать.

— Вы любите фрукты, Невил? — спросила мать, чуть запнувшись на его имени.

— Очень, миссис Сэвилл, — сказал Стэффорд, поворачиваясь в кресле.

— Консервированные, — сказала она, все еще держа вазочку в руке.

— Консервированные еще лучше, — сказал Стэффорд и снова повернулся к малышу.

— Мы, знаешь ли, всегда по воскресеньям едим консервированные фрукты, — сказал отец и добавил: — Ну, когда гости приходят.

Малыш отпустил стул, пополз через кухню к двери, которую Стэффорд не закрыл, встал и заковылял на крыльцо.

— Это куда же ты собрался? — сказал отец неуверенным голосом и неловко поднялся с кресла. Присутствие Стэффорда подействовало на него как-то странно: он, казалось, не знал, куда себя девать — взял малыша на руки, тут же поставил его на пол, закрыл дверь, подошел к столу, передвинул тарелки и ложки, переставил стул.

Чайник на очаге запел.

— Закипает, — сказала мать.

Они сели за стол. Мать разложила компот. Никто не знал, начать ли с него или с хлеба и джема — тоненькие ломтики хлеба, уже намазанные маслом, лежали на тарелке посреди стола, а рядом отдельно в вазочке стоял джем. В конце концов они последовали примеру Стэффорда, который принялся за компот. Мать протянула ему тарелку с хлебом и спросила, не возьмет ли он кусочек.