Сэвилл - Дэвид Стори

— А кудай-то ты прешь без разрешения? — сказал Стрингер.

— Куда я иду? — сказал Стэффорд и мотнул головой.

— Да, кудай-то ты собрался? — сказал Стрингер, уязвленный и сбитый с толку его правильным выговором.

— А у когой-то я должен спрашивать разрешения? — сказал Стэффорд, передразнивая Стрингера.

— А это ты нюхал? — сказал Стрингер, поднося кулак к его лицу.

— И не собираюсь, — сказал Стэффорд с запинкой, глядя на стрингеровский кулак.

— Так понюхаешь. Без разрешения туда никому ходе нет.

— А у нас есть разрешение, Колин? — сказал Стэффорд. Он с некоторой тревогой поглядел на Батти, а потом; почти с неохотой оглянулся на Колина.

Стрингер тоже повернулся к Колину и начал размахивать кулаком у него перед глазами.

Решив, что Батти вмешиваться не станет, он изо всех сил ударил Стрингера по носу.

Стрингер попятился и закрыл лицо.

— Поберегись! Поберегись, Языкатый, — сказал Батти.

Он подошел ближе, похлопывая палкой по ладони.

— Поберегись, — сказал он и стал похлопывать реже, переводя взгляд с Колина на Стэффорда и как будто не зная, с кого начать.

— Ну, мы пошли, — сказал Колин.

Секунду все было так, словно ничего не произошло. Колин сделал шаг вперед и краем глаза заметил, что Стрингер замахивается на него. Прежде чем он успел обернуться, Стрингер ударил его ногой, потом кулаком и побежал вниз, что-то крича.

Батти, брошенный в одиночестве, стоял, широко расставив ноги, поглядывал на вершину холма и по-прежнему помахивал палкой.

— Получишь свое, когда пойдешь назад, — сказал он. — Я приведу наших.

Он отступил на несколько шагов, повернулся и пошел вниз, похлопывая палкой по ладони.

— Пойдешь назад, тогда узнаешь!

— Вот узнаешь! — крикнул Стрингер снизу.

— Кто они такие? — сказал Стэффорд.

— Строят из себя главных в поселке, — сказал Колин, но его охватило раздражение, точно Стэффорд вынудил его сделать что-то, чего он не хотел.

— Только грозятся, наверное, — сказал Стэффорд.

— Конечно, — сказал он и свернул ко входу в Парк. Ворота там, как и ограда школьной площадки, были давно сняты.

В Парке по дорожкам прогуливались редкие парочки. У качелей и железной карусели толпились ребята.

День был пасмурный. По небу, поднимаясь из-за шахты, ползли серые тучи. С полей налетал легкий ветер.

— А здорово! — сказал Стэффорд, вдруг опрометью сбежал по склону, окликая его, и взобрался на большую качалку с лошадиной головой.

Колин медленно спустился за ним. Стэффорд стоял на полозе качалки и изо всех сил раскачивал ее.

— Влезай с того конца, — сказал он.

Колин влез.

На спину лошади взобрался еще какой-то мальчик, и Стэффорд засмеялся. Он стремительно раскачивал качалку, нижние перекладины гремели, незнакомый мальчик уцепился за ручку и вопил.

— Давай, Колин, раскачивай! — сказал Стэффорд.

Колин почти машинально встроился в ритм его движений. Возле головы Стэффорда взлетала и опускалась лошадиная морда с выпученными глазами и раздутыми железными ноздрями.

В движениях Стэффорда была непривычная лихость. Куртка билась у него за спиной, лицо раскраснелось, глаза смотрели с непонятной сосредоточенностью.

— Давай, Коль! — сказал он.

Мальчик на качалке привстал.

— Давай! — сказал Стэффорд.

Мальчик соскочил, движение качалки замедлилось.

Она еще не остановилась, а Стэффорд уже спрыгнул и побежал к карусели. Крутившие ее ребята почувствовали его вес и сразу слезли.

— Подтолкни-ка! — крикнул он.

Высокий и широкоплечий мальчик разогнал карусель, вспрыгнул на нее, уселся и заболтал ногами.

Колин стоял и смотрел. Стэффорд взобрался на железную перекладину, ухватился обеими руками за тросы и стоял, широко расставив ноги.

— Разгони ее! Пошибче! — крикнул он мальчику.

Мальчик спрыгнул. В рваной куртке, в тяжелых, подбитых гвоздями башмаках, он бежал по бетонному кругу. Верх карусели гремел, ударяясь о железный столб.

— Ну, держись крепче! — сказал мальчик. — Стэффорд что-то крикнул, распластавшись между тросами. Карусель гремела, раскачивалась, мелькали перекладины и тросы.

— Прыгай, Коль! Прыгай! — кричал Стэффорд. Теперь он смеялся. Волосы у него взъерошились, куртка билась сзади на ветру.

Но несколько секунд спустя он вдруг слез с перекладины, вращение карусели замедлилось, и мальчик снова затопал по бетонному кругу.

Стэффорд соскочил на землю, карусель качнулась.

— Коль, а ты чего не сел? — сказал он и, не дожидаясь ответа, пошел к качелям.

Фигуры на сиденьях между цепями взлетали и опускались.

Колин сел на бетонную скамью у края площадки. Стэффорд взмыл между железными столбами, засмеялся, дернул цепи и крикнул:

— Давай, Коль! Залезай! До чего здорово!

Качели понеслись назад, и волосы Стэффорда встали дыбом.

Он взлетал все выше, пригибался, потом выпрямлялся и на мгновение повисал в воздухе, откинув голову.

— Коль!

Ему показалось, что Стэффорд сорвался: цепи ослабли, доска повернулась почти ребром. Стэффорд потерял равновесие, пригнулся, съежился, потом осторожно, неуверенно сел на доску.

Он перестал раскачивать качели и лениво болтал ногами, взлетая и опускаясь все медленнее и медленнее. Потом соскочил на землю.

— А ты разве не хочешь? — Он сел на бетонную скамью, сгорбился, похлопал себя по груди и, напевая, поглядел по сторонам.

Мимо неторопливо шла компания девочек, которых Колин встречал, когда гулял в Парке с Блетчли.

— А Брюхан где? — крикнула одна из них.

— Кто это? — сказал Стэффорд. Он наклонился и провел ладонью по голове, приглаживая волосы.

— Они учатся в Мелшем-Мэнор, — сказал Колин.

Стэффорд вскочил.

— Пошли! — сказал он. — Поглядим, что в той стороне.

Он шагал по самому краю дорожки, задевая каблуком дерн. Поравнявшись с девочками, он что-то сказал. Колин услышал, как они засмеялись, а одна взвизгнула и вздернула голову.

Стэффорд пожал плечами и тоже засмеялся.

Когда Колин нагнал его, Стэффорд, все еще смеясь, обернулся и пошел спиной вперед.

— А Беренис вы знаете? — добавил он.

— Беренис Хартли?

— По-моему, ее фамилия Хартли, — сказал он.

Девочки снова засмеялись. Выговор Стэффорда заинтересовал их даже больше, чем его вопросы.

— А твоя фамилия не Хендерсон? — спросила одна.

— Джонс, — сказал Стэффорд и захохотал.

— Джонс мясник или Джонс пекарь?

— Джонс влюбленный, — сказал Стэффорд.

— Вы послушайте, что он городит, нет, правда, — сказала другая девочка.

— Нет, правда, ты знаешь Беренис Хартли? — спросила еще одна.

— И очень хорошо, радость моя, — сказал Стэффорд.

— Нет, правда, что он городит!

— По-моему, он по уши влюблен, — сказала четвертая.

— Сейчас я по уши влюблен не то в двоих, не то в троих, — сказал Стэффорд.

— Нет, правда, ну что он городит! — сказала третья.

— По-моему, все девочки из этой школы одна другой лучше, — сказал Стэффорд.

— А ты в какой школе учишься, красавчик? — спросила одна из них.

Они засмеялись и взяли друг друга под руки.

— Я школу бросил. Мы туда больше не ходим, верно, Колин? — сказал Стэффорд.

— Языкатый ходит. Верно, Тарзан? — сказала одна из девочек.

— А почему вы его Тарзаном зовете? — сказал Стэффорд.

— Его так Брюхан прозвал. Верно, Тарзан? — сказала другая.

— Он стра-ашно сильный, так Брюхан говорит, — сказала третья.

Девочки засмеялись.

— Малы вы еще, чтобы школу бросать, — добавили они.

— Ну, бывает, я туда заглядываю, радость моя, — сказал Стэффорд. — Когда есть настроение, как говорится.

— Нет, правда, что он городит! — сказали они.

— А для меня местечка не найдется? — сказал Стэффорд и сделал движение, словно собираясь встать между ними.

— Так мы и позволили! — сказала одна из них.

— А уж тому, кто знает Беренис Хартли, и вовсе! — сказала другая.

Они пошли дальше.

Стэффорд посторонился, давая им пройти, и пригладил волосы.

— Поломойки, — сказал он. — Не люблю таких. — Он начал насвистывать, засунув руки в карманы, постукивая каблуком по дерну и лениво поглядывая по сторонам.

— А у вас лавки сегодня открыты? Есть хочется, просто не могу.

— Так пойдем домой, — сказал Колин. — Выпьем чаю.

— Не хочется затруднять твоих родителей. То есть у них и так, наверное, хлопот хватает.

— Они ведь тебя все равно ждут, — сказал он.

— Ну ладно, пойдем, — сказал Стэффорд и поглядел на холм. От церкви спускались фигуры — группы девочек в ярких пальто и мальчики, которые шли за ними по обочинам.

По середине дороги шел Блетчли с Ригеном. Блетчли, широкий и толстый, с трудом умещался в костюме, а Риген, высокий и худой, словно существовал отдельно от своей одежды, темный костюм с длинными брюками подчеркивал нескладность движений его развинченной фигуры.