Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, где государи и властители погрязли в распутстве, лицемерии и эпикурействе, не знают никакой веры, кроме как показной; Quid hypocrisi fragilius? Что может быть более непрочно, чем лицемерие? Что способно вернее развратить подданных, нежели рыщущее в поисках жертвы неистовое вожделение правителей, посягающих на их жен и дочерей? Когда те, кто должен Facem praeferre, указывать путь ко всякого рода добродетельным поступкам, являются зачастую зачинщиками всевозможных бед и распущенности, становясь бичом для собственной страны, в результате чего «их самих губят, подвергают изгнанию и умерщвляют составившие заговор собственные подданные»[502], как, к примеру, это произошло с Сарданапалом{427}, Дионисием Младшим{428}, Гелиогабалом{429}, Периандром{430}, Писистратом{431}, Тарквинием{432}, Тимократом{433}, Хильдериком{434}, Аппием Клавдием{435}, Андроником{436}, Галеаццо Сфорца{437}, Алессандро Медичи{438} и другими.
Там, где государи и сильные мира сего преступны, завистливы, властолюбивы, заняты распрями и соперничеством, они раздирают тем самым страну на части, как это делали столь многие гвельфы и гибеллины{439}, нарушавшие спокойствие Флоренции и взаимными убийствами смертельно обескровившими ее[503]; наши истории слишком переполнены такой варварской бесчеловечностью и порождаемыми ею бедствиями.
Там, где они, подобно многочисленным лошадиным оводам, голодным, жадным, сеющим порчу, алчным[504], avaritiae mancipia [рабам корысти], ненасытным, как волки (ведь, как пишет Туллий, Qui proeest prodest, et qui pecudibus proeest, debet eorum utilitati inservire [Управлять — означает служить; тот, кто правит овцами, должен посвятить себя их интересам]), там же, где эти правители предпочитают свое личное благо общественному (ибо, как давно было замечено им[505]: Res privatae publicis semper officere [личные интересы всегда помеха общественному служению]), или там, где правители безграмотны, невежественны и беспринципные временщики в политике, ubi deest facultas, virtus (Aristot. Pol. 5, cap. 8), et scientia[506] [лишенные таланта, нравственных правил (Аристотель. Политика, V, гл. 8) и познаний], мудрые лишь по праву наследования и облеченные властью по праву рождения, из благоволения к ним или по причине их богатства и титулов, — там неизбежны ошибки и тяжкие промахи[507], ибо, как утверждает древний философ[508], такие люди отнюдь не всегда пригодны управлять: «Из бесчисленного множества людей лишь немногие сенаторы, а из этих немногих еще меньше умелых, а из столь незначительного числа еще меньше порядочных, умелых и благородных людей, и еще меньше образованных, мудрых, рассудительных, соответствующих, способных исполнять такие обязанности», — все это неминуемо должно оборачиваться смутой в государстве.
Ведь каковы государи, таков и народ[509]; Qualis rex, talis grex (Каков король, таково и стадо); и то, что так справедливо и метко было сказано в древности Антигоном{440}: qui Macedoniae regem erudit, omnes etiam subditos erudit[510], тот, кто учит царя Македонии, учит всех его подданных, — остается истинным и по сю пору:
Цари — зерцало, школа, книга,
В которые их подданных глаза устремлены{441}.
Velotius et citius nos
Corrumpunt vitiorum exempla domestica, magnis
Cum subeant animos authoribus{442}.
[И скорее, и легче
Нас совращают примеры пороков домашних, и прямо
В душу нам входят они под влиянием старших.]
Примеру подобных правителей следуют куда охотнее — ведь пороки привлекательны; если власть имущие нечестивы, безбожны, похотливы, необузданны, гоняются за наслаждениями, погрязли во взаимных распрях, алчны, властолюбивы, невежественны, тогда и простолюдины будут в большинстве своем праздными, расточительными, склонными к распутству и пьянству, а посему бедными и нуждающимися во всем (η pevia στασιν εμποιει και κακουργιαν — а ведь бедность порождает мятежи и преступления); народ готов тогда при любой возможности взбунтоваться или восстать, он постоянно недоволен, жалуется, ропщет, завидует, склонен ко всякого рода насилию, воровству, изменам, убийствам, нововведениям; он погрязает тогда в грехах, обмане, плутовстве и разбое, profligatae famae ac vitae [о нем и его беспутной жизни идет худая слава]. Ведь еще в древности было сказано одним политиком, что «нищие и развращенные всегда завидуют богатым, ненавидят добродетельных, враждебны к существующему правительству, жаждут перемен и готовы все перевернуть вверх дном»[511]. Когда Катилина{443} поднял мятеж в Риме, он собрал шайку таких вот распущенных негодяев; это были его дружки и сообщники, и точно такими же были в большинстве своем английские мятежники во все времена, такие, как Джек Кэд{444}, Том Строу{445}, Кетт{446} и его сообщники.
Там, где простонародье постоянно бесчинствует и охвачено раздорами, где царят разногласия, где много законов, много судебных тяжб, много юристов и много лекарей, — все это явный признак нездоровья и меланхолии самого государства, как еще задолго до этого утверждал Платон[512], ибо там, где кишмя кишат людишки такого рода занятий, которые будут более всего радеть о собственном благе, политический организм, который при других обстоятельствах был здоров, становится больным. Это повсеместное бедствие нашего времени, незаметная эпидемия, и никогда еще таких людей не было так много, как теперь, «а нынче, — замечает Мэтью Геральд{447}, который и сам юрист, — они расплодились, как саранча; они для государства не заботливые родители, а сущее бедствие; в большинстве своем высокомерное, порочное, алчное поколение сутяг»[513], crumenimulga natio, племя потрошителей карманов, горластая шайка, стервятники в мантиях[514]{448}, qui ex injuria vivunt et sanguine civium[515] [живущие за счет бедствий и крови своих сограждан], мошенники и сеятели раздоров; они похуже
