Обитель Синей Бороды - Вера Колочкова

– Да пошел ты!..

Она вздохнула, расслабила стянутые напряжением плечи, откинула голову назад в изнеможении. Ладно, утром так утром… Все равно бы пришлось на вокзале ночевать. Говорят, утро вечера мудренее. Надо спать лечь, чтобы поскорее наступило это утро…

Соне не спалось. Конечно же, ей не спалось. Да и сразу было понятно – бесполезная это затея. Слишком много всего ворочилось внутри, ныло болью, требовало выхода. И вовсе не связана была эта боль с запертой дверью, с дурацким положением, в которое она попала.

Соня поднялась с постели, начала мерить шагами комнату. Тени на стенах, на потолке будто сдвинулись с места, следовали за ней по пятам. Ангел в алькове, облитый лунным светом, в мольбе протягивал к ней руки… Подошла, огладила белую фигурку пальцами. «Что ты мне хочешь сказать, толстый здоровый херувимчик? Что я заблудшая овечка, да? Забрела в чужой дом, и дверка за спиной захлопнулась? Ничего, пустяки… Завтра овечка выберется на свободу, пойдет обратным путем… Не береди сердце, ангелочек, сердцу и без тебя тошно».

Вдруг выплыло из памяти грустное лицо Екатерины Васильевны, ее слова, сказанные про Николеньку: такие дети – они как ангелы на земле, одаривают любовью… Соня вздрогнула – ей показалось, что голос совсем рядом прозвучал. Она закрыла глаза руками, застонала глухо… Екатерина Васильевна ведь любила Коленьку-то. И слова эти не зря были ею произнесены, а с надеждой. А она не поняла, не услышала! Еще и усмехнулась про себя – от безысходности, мол, бедную женщину в такой горький пафос потянуло. От усталости. Только теперь вдруг ей открылось, что Екатерина Васильевна имела в виду! Это же так просто, господи, почему она сама раньше этого не понимала? Просто, понятно, желанно и до дрожи в душе необходимо! Любовью – одаривают! Той самой любовью, которая внутри тебя счастливой драгоценностью прячется! Трогают ее, ворошат ручонками, высвобождают из шелухи, выносят на солнечный свет, чтобы ты сама, сама засияла светом! Чтоб не блуждала в темноте овечкой потерянной!

– Простите, простите меня, Екатерина Васильевна… Стыдно мне сейчас, ой как стыдно. И больно. И ночь никак не кончается. Но наверное, когда работа внутри происходит, это всегда больно… Пусть, пусть будет больно. Скоро луна скроется, забрезжит рассвет в окне. Ах, телефона нет, вот бы Олега разбудить… Спросить про Николеньку. Нет, про Колю, Колю! Про своего сына Колю! Сказать Олегу просто, без обид – потерпи еще немного. И… прости меня. Мы на пару с тобой – заблудшие овечки…

Соня взглянула за окно. Вот уже и небо сереет. Значит, рассвет скоро. Но какая длинная ночь, какая мучительная! И какая нужная ночь. Наверное, такая случается раз в жизни у каждого. Ночь-откровение, ночь-перерождение, ночь-правда. Спасибо тебе, ночь…

И снова – шаги от стены к стене. Надо прилечь на минутку, сил нет. Заставить себя уснуть хоть на полчаса… Завтра силы понадобятся.

Проснулась она от легкого звука. Подняла голову от подушки, оглянулась. Ага, ключ в двери поворачивается… Вскинулась пружиной, оправляя на себе майку, ладонью пригладила волосы.

Марк появился в дверях улыбающийся, ловко держал растопыренной пятерней поднос с чашкой кофе. Всем своим видом изображал нарочитую лакейскую галантность – я к вашим услугам, мадам… Только явный перебор был с нарочитостью. И с галантностью тоже. Смешно выглядело. Жалко. Неуклюже. Вон, и ручонки дрожат, из чашки на поднос кофе выплеснулся.

Не глядя на нее, прошел в комнату, поставил поднос на низкий журнальный столик. Обернулся…

Соня смотрела на него в упор. Молчала. Видимо, было что-то в ее взгляде, отчего улыбка медленно сползла с его лица, обнажив глубокие невротические складки-морщины, бегущие от крыльев носа к уголкам губ. Надо же, еще вчера этих складок не было… Неужели тоже не спал всю ночь? И лицо серое, осунувшееся.

Так и стояли они в молчании, разглядывая друг друга. Наконец появилась на лице Марка привычная маска насмешливости, теперь уже с примесью печального разочарования.

– Да, ты действительно другая. Теперь вижу… Ты не моя Соня, нет, не моя. И совсем, совсем на нее не похожа. Ошибся я, можешь идти, свободна.

Вздохнул, как ей показалось, тоже нарочито, озабоченно глянул на часы, быстро шагнул к двери. Уже выходя, бросил через плечо:

– Жаль, жаль… Моей Соней ты была бы лучше… Иди, сама посмотри на себя в зеркало! Что ты с собой сделала, глупая женщина. Жаль.

Он ушел, оставив дверь широко открытой. Соня пожала плечами: о чем это он – насчет зеркала? Надо пойти, глянуть, заодно и умыться.

Первое, что бросилось в глаза, – тонкая седая прядка в волосах. Соня осторожно дотронулась до нее пальцами, хмыкнула озадаченно, потом улыбнулась. Ужасно смешно вспомнилось, как Марк только что ее разглядывал… Да уж, действительно, что я с собой сделала? За ночь седину себе нажила. Только насчет глупой женщины – не согласна. Может, еще неделю назад и я огорчилась бы явлению этой прядки, а теперь… Ерунда какая. Да, и в глазах что-то появилось – незнакомое… Скорее радостное, чем грустное. Сила. Уверенность в себе. Счастливая смелость к жизни. Только глядит все это хозяйство из черно-страшных провалов глазниц и оттого, кажется, поблескивает сумасшедшинкой. Здравствуй, новая Соня Панкратова! Ну и рожа у тебя, Шарапов!

Надо и впрямь умыться, припудриться слегка, замазать круги под глазами. Чего людей пугать! Только быстро, пора бежать отсюда.

Быстро – вниз по лестнице, быстро – через веранду. В спину голос Тины, как выстрел:

– Соня! Соня, вы что, уезжаете, да?

Она обернулась, бросила на ходу:

– Да, Тина, уезжаю. Прощайте, всего вам доброго.

– Да постойте, куда ж вы так бежите… Вот, Марк Анатольевич для вас оставил, велел передать… Он буквально минуту назад от ворот отъехал!

– Ну что там еще… Простите, я тороплюсь!

– Да тут ваш паспорт и телефон!

– Ах, да… Спасибо, Тина! Давайте сюда… Вы не подскажете, по какому номеру такси вызвать?

– А я уже вызвала вам такси, Марк Анатольевич велел… Через десять минут будет.

– Да? Спасибо! Это было очень любезно с его стороны!

Улыбаясь и щурясь на утреннее солнце, Соня взмахнула сумкой, легко зашагала к воротам. Едва сдерживала себя, чтобы бегом не бежать. Прочь, прочь из этой проклятой обители!

– Соня, погодите… Да погодите вы, ради бога… Я еще хотела сказать…

Задыхающийся от быстрой ходьбы голос Тины за спиной. Нет, чего это с ней сегодня, откуда такие порывы к болтливости? То слова клещами не вытащишь, а то вдруг…

– Что? – обернулась она резко. – Марк Анатольевич еще что-то просил передать?

– Нет, нет… Я не то… Я просто спросить хотела… Ведь вы уже не вернетесь, Соня?