Адская рулетка - Влодавец Леонид Игоревич

всех, еще с утра. Осталась на нашу роту всего одна палатка, но зато с печкой. В нее набилось народу — как сельдей в бочке, стало жарко. И когда опять явился Сапунов, чтобы объявить, что нас увозят, было даже жаль вылезать из палатки под дождь.

Мы вот-вот готовы были влезть в «Урал», когда из темноты вынырнул Шалимов и, ткнув пальцем в меня и Петьку, приказал:

— Вы, двое — быстро за мной!

Оказалось, нашли бомбу. Кое-как, при фонариках, начали раскапывать, но для дальнейших работ потребовалась более крупная подсветка. Из части привезли переносной прожектор вроде тех, которыми освещают на праздники всякие памятники и плакаты. Мы были нужны, чтобы помочь электрикам протянуть кабель от передвижной электростанции и перенести прожектор. Его поставили на одну из куч, которые так и не убрали, и навели на яму, посреди которой торчало что-то рыжее, осклизлое. Там, на дне ямы, орудовал Медоносков и еще кто-то. Поскольку мы свое дело сделали, нам велели идти туда, откуда пришли. А пришли мы к пустому месту — палатку уже свернули, «Урал» уехал. Ни Сапунова, никого — не лезть же в «уазку» к Шалимову. Из всей техники осталось только две машины: «КрАЗ», тот самый, из которого мы со Слоном увидели стабилизатор, и мощный шестнадцатитонный кран на базе «КрАЗа». Мы забрались к знакомому водиле. Он сидел и вздыхал.

— Говорят, кроме меня — некому… — сказал он тоскливо, хотя мы его ни о чем не спрашивали, — а я боюсь. Вот ни капельки не стыдно — боюсь. Я

вообще-то возил уже, не такую, поменьше, но тогда не боялся…

— Ты бомбу повезешь? — спросил я, хотя уже все понял. Он только кивнул.

— Куда?

— На карьер, тут километра три-четыре, да еще вниз, по серпантину с километр…

Посидели, помолчали, дождь барабанил по кузову, по стеклам, по капоту хотелось спать. Водила наш задремал.

— Слушай, — спросил я Петьку, потому что отчего-то казалось — сегодня он врать не будет, — ты и вправду царь или все-таки из детдома?

— Я солдат российской, — ответил Петька солидно, — а что царем был, так забывать уже стал про то…

— А помнишь, ты «дедушек» по-блатному отбрил? Это как, из семнадцатого века приехало?

— У Дроздова научили… — пробубнил Петр. — Там сказывали, что старослуживые у вас могут и злыми быть, но разбойных и воровских людей боятся. Вот они мне всякое непотребство на тело и накололи, дроздовские людишки-то, а окромя того, и приговоркам научили. А тут оно и пригодилось, хоть и мало, да помогло.

— Слушай, — спросил я, уже убежденный, что он не врет, — а ты совсем не жалеешь, что больше не царь?

— Жалею, конечно, — криво усмехнулся Петька, — для вашей-то жизни негож я царить-то. Но коли учен был бы, так попробовал бы. Я ведь в первое-то житие многое хотел сделать по-вашему, я читывал про дела свои, знаю. Заводы заводил казенные, каналы повелел копать, новые грады ладил, войско крепил, флот, коллегии устроил… Опять же всяких супротивников давил нещадно,

казнокрадов, лихоимцев жадных. Бояр трепал, священство не больно жаловал, прости, Господи, душу грешную… Может, я и до коммунизма бы додумался, а?

— Феодализм ты строил, а не коммунизм! — сказал я резко. При этом я подумал, что если б Петька знал нашу систему не полгода с небольшим, а подольше, так он бы нашел в своем времени немало общего с нашим недавним прошлым. Вслух я этого, конечно, не сказал.

Водила проснулся и вылез за малым делом из кабины. То ли ему вслед за малым еще какое-то дело понадобилось выполнить, то ли еще что, только он отвалил куда-то в темноту и исчез. Всего через несколько минут после этого там, где копошились медоносковцы, со свистом взлетела ракета и, описав в небе красную дугу, погасла. Стоявший рядом кран зафырчал и медленно пополз по полю, переваливаясь на ухабах.

— Это ж команда «заводи», — забормотал я, — а то и «вперед»… Надо его искать, куда водила-то подевался?

— Иди поищи его… — сказал Петька и, сопя, скусил заусенец с большого пальца.

Я вылез из кабины, суетливо забегал по сторонам, не зная даже, как позвать водилу — ни имени, ни фамилии не знал. И тут я услышал, как внезапно взревел двигатель «КрАЗа», и самосвалище, выкинув из-под мощных колес две струи грязи, рванул туда, к бомбе… Ясное дело — его завел Петька!

Я растерялся даже больше, чем тогда, в подвале, когда регенератор включился на критический режим. Толком не знал, что делать, или гнаться за «КрАЗом», орать, чтоб Петька не дурил и вылезал, или бежать разыскивать водителя, бить ему морду за дезертирство? А может, лучше Шалимову доложить?! Но в темноте я сдуру побежал не к шалимовскому «уазику», стоявшему всего в двадцати метрах, а в другую сторону, туда, куда вроде бы ушел водитель. На бегу я зацепился ногой за какую-то проволоку и с размаху полетел в глубокую ямину, заполненную всяким хламом, бумагой, тряпьем, гнильем. Слава Богу, там не оказалось на поверхности ни бутылок, ни железяк, ни острых деревяшек — ничего такого, обо что я мог бы распороть себе брюхо. Шлепнулся я очень мягко, только чуть ободрал лицо и руки. Однако у ямищи оказались почти отвесные, гладкие и не менее чем двухметровые стены. Уцепиться было не за что… Покрутившись без толку, я устал, сел на сырой мусор и с трудом раскурил полусырую сигарету. Сверху долетали урчания моторов, какие-то невнятные голоса. Все эти шумы шли оттуда, от бомбы. Было и тошно, и злость брала, и стыд — вот влип! И еще — я каждую секунду ждал взрыва. Можно было, конечно, закричать, позвать на помощь… Но ведь стыда не оберешься, обсмеют… Однако не сидеть же здесь до рассвета? В конце концов я додумался, как вылезти из этой ямы. Стал сгребать весь мусор со дна к одной из стенок, чтобы получилось что-то вроде ступеньки. Сколько я провозился — неизвестно, но все-таки нагреб наконец такую кучу, что смог подтянуться, упереться руками и выползти наверх. После этого я пошел туда, где светились фары машин.

— Где ты был? — спросил меня взъерошенный, с расстегнутым воротом Медоносков. Вокруг стояли его ребята, растерянные, какие-то дурные… Жался в сторонке водитель «КрАЗа»; самого «КрАЗа» и Петьки не было. Стоял только кран; яма, где была бомба, опустела.

— Он увез ее? — Я даже не подумал отвечать на вопрос Медоноскова.

— Увез… — проскрежетал зубами Медоносков. — Шалимов за ним погнался.

Минеры мне кое-как объяснили, что тут произошло, пока я выползал из ямы. Петька профессионально подкатил на «КрАЗе» к бомбе, ее аккуратно погрузили в кузов, где загодя была сделана «подушка» из просеянного песка. Медоносков со своим фонендоскопом решил еще раз прослушать бомбу. Вроде бы до этого она не тикала. Но то ли от легкой встряски при подъеме, то ли по какой другой причине «часики» вдруг пошли. На сколько оно, это тиканье, было рассчитано — трудно сказать. Могло рвануть через пять минут, а могло и через десять секунд. Медоносков заорал, чтоб все срочно садились на кран и катились подальше. Сам он тоже спрыгнул с самосвала и побежал прочь, будучи уверен, что никого у «КрАЗа» не осталось. Но тут «КрАЗ» сорвался с места и попер куда-то в сторону загородного шоссе, прямо через все «колдобины и буераки», как выразился Медоносков. А следом, высадив водителя из «уазки», за «КрАЗом» погнался Шалимов…

И тут, когда рассказ уже в основном закончился, все мы увидели коротко блеснувшую алым светом зарницу, отразившуюся в низких дождевых облаках… А затем пришел отдаленный гул, немного похожий на гром.

— До карьера он доехал… — сказал Медоносков с надеждой. Тут запищала его рация, висевшая в брезентовой сумочке на боку.

— Мед, Мед, как слышите? Прием, — вызывал Шалимов.

— Орел, слышу вас. — Медоносков нацепил гарнитуру на голову, и стало не слышно, что ему там говорит Шалимов. Но по тому, как опустились углы рта у капитана, мы поняли — все совсем плохо.

— Орел, вас понял, идем к вам. Конец связи. — Медоносков пихнул наушники с микрофоном в сумочку и отрывисто скомандовал. — За мной, бегом — марш!

Все толпой, безо всякого строя, кинулись за ним…