С престола в монастырь (Любони) - Юзеф Крашевский

В долине не было больше сражающихся войск, а только кучка испуганных и спасавших свою жизнь людей, которых преследовали неприятели. Место, где произошла первая стычка, теперь было покрыто трупами зарубленных чехов. В кустах и зарослях прятались раненые. Зеленый луг был весь истоптан, везде видна была кровь, валялись поломанные дротики, брошенное оружие, и все это производило впечатление какого-то страшного могильника. Вправо и влево — по всей роще раздавались стоны и вой. Одни убегали, другие гнались за ними по всем направлениям.

Один отряд во главе с Сыдбором пустился в погоню за Вигманом, который, как им было известно, повел на них волинов. Мешко не хотел ему дать убежать и сам бы его поймал, если бы ему ложно не указали стороны противоположной той, куда ушел рыцарь. Эта погоня началась в полдень и протянулась до вечера. Поляне наступали на Вигмана и тех, кто с ним были, но ни убить его, ни взять в плен не могли. Число его товарищей все уменьшалось. Предлагали ему сдаться, так как он весь обливался кровью, но цесарский родственник с гордостью, присущей его роду, предпочел погибнуть, чем сдаться этой черни и сложить перед ней оружие… Шаг за шагом, утомленные, как он, наступали враги, жаждавшие его схватить; Вигман, думавший только о спасении, отступал, а за ним шли его преследователи. Ругались взаимно по-славянски и по-немецки. Сумерки все сгущались, и казалось, что конца не будет этому упорному преследованию.

Наконец благодаря темной ночи и лесной чаще Вигману удалось немного уйти от этой погони, и казалось, что он сумеет совсем освободиться от врага. Земко уже погиб, Гласко где-то пропал при отступлении, Вигман остался один, а с ним его верный Гаттон, который и здесь не хотел его оставить…

Настала темная ночь…

Время от времени по всем направлениям проезжали люди Мешка в надежде наткнуться на Вигмана, наконец все стихло, и немецкий рыцарь пал полуживым на землю. Острие копья вонзилось сквозь чешую кафтана в его грудь, оттуда сочилась кровь.

С ожесточением Вигман начал его отрывать, хотя это причиняло ему новую боль. Раненый Гаттон притащился к нему, чтоб помочь, но силы оставили его, он упал у ног своего господина и скончался.

Вигман посмотрел на него, как на преданную собаку, убитую во время охоты, глаза затуманились слезами, и свою дрожащую руку он приложил к его лбу. Лицо Гаттона облито было потом, но уже холодное, и оно еще более стыло под его рукой.

Вигман остался один, раненый, со сломанным мечом, не зная, где он и что дальше делать. Здесь ли умирать, в лесу, в пустыне, или еще пробовать спастись? Кругом было тихо, только шумел лес, и иногда непонятный крик птицы, как бы чем-то разбуженной, прерывал глубокое молчание.

Вигман будто застыл, глядя то на труп своего слуги, лежащего у его ног, то на темное ночное небо, которое кое-где мерцало сквозь ветви деревьев своими звездочками. Сам не знал, как долго он лежал, а когда хотел подняться, почувствовал себя разбитым и бессильным.

На его побелевших устах показалась горькая улыбка: наконец, преодолев свою усталость, он приподнялся, опираясь на меч. Тихим шагом начал двигаться вперед, сам не зная, куда его приведет это ночное бегство. Крики сражавшихся, сигналы, команда, все это стихло. Только шумел лес над его головою, и иногда ветер слегка задевал ветви, точно душа на перелете ударялась о них.

Вигман знал, что жизни своей уже не спасет, но зато его рыцарская честь осталась незапятнанной; меч сломался, из ран текла кровь, но он не попал в плен… Хотелось ему помолиться и умереть где-нибудь спокойно, хотел… сам не знал чего. Какой-то инстинкт заставлял его искать себе приюта. Медленно он потащился лесом, стараясь не держаться края его, опираясь на окровавленный меч, думая о Гаттоне, который остался в лесу без христианского погребения.

Охотник и воин, он знал немного и небо, и звезды, так как не раз ему приходилось пробираться ночью через лесную чащу. На небе Большая Медведица указывала приближение рассвета, на востоке показалась светлая полоса, предшествующая восходу солнца. Рыцарь шел дальше, иногда отдыхая около деревьев; вдруг издали, на самом краю леса, ему почудилось, что он видит усадьбу. Приближаясь, он на самом деле отличил высокий забор, окружавший хату, покрытую крышей из драницы, с деревянной трубой и во дворе колодезь.

Жажда его мучила.

Кругом хаты было тихо, даже при его приближении нескоро залаяли собаки. Но их голос показался ему таким милым, он ему предвещал людей… может быть, сострадательных.

Вигман остановился у закрытых ворот, с противоположной стороны которых собрались собаки, поднимая страшный лай. В хате скрипнули дверь, и показался на пороге человек.

Уже было светло, и хозяин мог издали разглядеть эту колоссальную фигуру, которая молча умоляла о приюте.

Это была хата бедного славянина-земледельца, гостеприимно открытая для всех, кто в нее попадал, без исключения. Гостеприимство у славян было законом, из которого не исключали и врагов.

В сермяге, наброшенной на плечо, хозяин вышел открыть ворота. Посмотрел на рыцаря, узнал в нем немца и, ничего не говоря, повел его за собою. Псы, следуя за ними, лаяли и выли.

Еле держась на ногах, Вигман вошел в хату, где от угля в очаге была зажжена лучина; заметив в углу скамью, усталый, он упал на нее. Кровь с него текла, вид был страшный, и хозяин, глядя на него, ломал руки.

Опершись на стол, рыцарь отдыхал, только рукой сделал знак, что хочет пить. Поднесли ему воды.

В то время как хозяин ухаживал за раненым, а собаки, не успокоившись еще, лаяли, во дворе поднялся крик.

Вигман, услышав, слабой рукой схватился за меч, который стоял возле него; хотел встать, но уже больше сил не стало.

Вдруг на пороге хаты появились люди Мешка, простые солдаты, преследовавшие разбитые отряды волинов, которые спасались бегством. Послышались радостные крики: наконец-то Вигман попал им в руки!

С поднятыми палками и копьями начали они толкаться кругом Вигмана, который, подняв меч, еще из-за стола грозил им.

Начальник кричал, чтобы он сдался.

— Я?… Вам?… Никогда!.. Пусть сюда придет ваш князь, только ему мой меч отдам… а нет, буду защищаться до последней капли крови, до последнего издыхания… Прочь, сволочь!..

Люди попятились, но через минуту опять начали наступать, и один из них замахнулся на рыцаря палкой; но тот, схватив обеими руками свой меч, отбросил палку и ранил холопа.

Эта отчаянная защита удержала преследователей. Не было нужды доканчивать несчастного, еле державшегося на ногах, облитого кровью; начали искать старших, послали за Сыдбором, который был недалеко. Солдаты Мешка остановились на известном расстоянии, вспомнив, что перед ними находится человек, минуты жизни которого уже сочтены.

Вигман заметно терял силы, но глаза еще метали грозные искры, а лицо выражало глубокое презрение.

Вскоре явился Сыдбор, поспешно пробрался сквозь толпу и стал напротив.

— Покорись или погибнешь!..

— Кто ты? — спросил.

— Брат Мешка.

Наступило молчание. Вигман посмотрел на свой меч, облитый кровью, схватил его за острие и рукояткой протянул его Сыдбору. Глаза его вспыхнули диким огнем, и губы тряслись.

— Отдай этот меч побежденного Вигмана своему господину и скажи ему, пусть отошлет его своему приятелю. Отгон будет ему за это благодарен… и его вознаградит.

Когда Сыдбор брал у него меч и с любопытством смотрел на него, Вигман прошептал:

— Дай мне спокойно умереть…

И, как стоял за столом, только подвинувшись немного дальше, пал на колени, сложил руки и громко по-немецки начал молиться.

В этой последней молитве умирающего было столько вдохновения, что все, находившиеся в избе, отступили со страхом и глубоким уважением к нему. Рыцарь уже никого не видел, только горячо молился… Слезы, смешанные с кровью, текли из глаз, а из уст выходили непонятные слова и глубокие вздохи; несколько раз он ударял в грудь окровавленной рукою, затем, опустив голову на руки, закрыл глаза, как те римские гладиаторы, которые накидывали на лицо плащ, чтобы скрыть выражение боли… Ничего не было видно, кроме дрожавших рук и побелевшего лба. Он медленно скатился со скамьи и умер.

Там, где он сидел и стоял на коленях, осталась лужа застывшей крови.

Сыдбор и остальные свидетели этой кончины долго стояли и смотрели на несчастного. Становилось все светлее, и солнце уже заглянуло в окошко, когда на дороге раздался конский топот, и к усадьбе подъехал князь Мешко с дружиной. Увидев его, Сыдбор выскочил к брату и, подавая ему меч Вигмана, поздравил его с победой.

Волины были разбиты наголову, все поле битвы покрыто трупами, остатки отрядов были рассеяны, опаснейший враг Мешка, Вигман, умер.

Мешко вошел в хату взглянуть на труп рыцаря и, смерив глазами эту гордую даже после смерти фигуру, ничего не сказал, вышел, приказав похоронить врага с подобающими его сану почестями.