Король и Злой Горбун - Владимир Гриньков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это Злой Горбун, – сказал Костик.
– Какой Горбун?
– Злой Горбун. Он как последний шанс для висельника – может вмешаться в ход событий и спасти. Если вы медлите с выстрелом, он может вмешаться и убить вашего врага, а может и не вмешаться – это уж как повезет. Он на вашей стороне, но никогда не знаешь, захочет ли он тебе помочь. Здесь заложена программа невычисляемых случайностей.
– А почему Горбун?
– Не знаю. Так называется эта игровая программа. Для звучности, наверное.
Костик остановил игру и вызвал на экран изображение горбатого старика в бесформенных черных одеяниях. В углу экрана светилась цифра 4.
– Он вам уже четыре раза помог, – сказал Костик. – Вот здесь указано – видите?
– А я заметила только трижды.
– Он же не лезет на первые роли. Делает свое дело исподтишка.
– Но смысл-то в чем? – удивилась Светлана. – Мне интереснее было бы сражаться самой.
– Говорю же – специально привнесен элемент случайности. Когда вы идете к своей цели, вам на вашем пути кто-то может помочь, а кто-то, напротив, будет мешать. Это как в жизни.
Как в жизни. Я в тот раз не обратил внимания на эти слова.
50
Меня допрашивал новый следователь, которого я видел впервые. Он представился Морозовым и сказал, что будет вести дело об убийстве Гончарова.
– А где Ряжский? – не удержался я.
– Болеет.
Значит, совсем плохи дела у Ряжского. Ему в тот раз так досталось на Ленинградском проспекте, что до сих пор бюллетенит.
– Жаль, – искренне сказал я. – Передавайте ему от меня привет.
– Спасибо.
Хотя Морозов, судя по его вопросам, уже успел ознакомиться с материалами уголовного дела, все-таки чувствовалось, что кое о чем он пока не имел никакого представления. Он иногда задавал вопросы, на которые мне уже приходилось отвечать тому же Ряжскому. Вопросы в основном касались Гончарова. Кто он, откуда взялся, чем занимался в нашей группе, действительно ли ходил в офис к Боголюбову и не с моей ли подачи это было. Может, Морозов проверял меня, спрашивая об этом? Ждал, не собьюсь ли я, ответив невпопад?
– А о прежней жизни Гончарова вам что-нибудь известно?
– Да.
– Расскажите, пожалуйста.
– Он работал грузчиком.
– Где?
– В овощном магазине.
– Адрес магазина?
Я продиктовал. Морозов даже не потрудился записать. Только кивнул – и все. Я понял, что этот адрес ему известен и почти наверняка прокурорские уже успели там побывать. С каким, интересно, результатом? Тоже, наверное, не нашли Колпакова.
– Он вам сам об этом рассказывал?
– В общем, да. И жена его – тоже.
– Жена – это кто?
– Нина Тихоновна, – сказал я, несколько удивленный.
– А, понятно. Дальше, пожалуйста.
– А прежде Гончаров работал в столярной мастерской.
– Адрес мастерской?
– Не знаю.
– Ну хотя бы приблизительно – где? Какой район?
– Не знаю.
И опять Морозов кивнул.
– Это вам тоже от Гончарова известно? – уточнил он.
– Да. До столярной мастерской еще был коммерческий киоск.
– Где?
Я пожал плечами.
– Разговора об этом не было.
– Откуда вы про это знаете – про столярную мастерскую, про киоск?
– Сначала рассказала его жена.
– Нина Тихоновна?
– Да. Мы готовились к съемкам, собирались задействовать Гончарова и втайне от него наводили справки. Нам Нина Тихоновна все и рассказала.
– А позже это подтвердилось – все эти рассказы?
– А что называется – «подтвердилось»? – в тон Морозову сказал я.
– Гончаров о себе то же самое рассказывал?
– О, он много что о себе рассказывал! – Я даже улыбнулся, вспомнив. – И что в тюрьме двадцать лет по политической статье, и что…
– Про тюрьму – это он рассказывал?
– Да. Я думаю – это неправда.
– Неправда, – подтвердил Морозов.
Наверное, уже успели проверить по своим каналам.
– Но вот насчет его мест работы – это совпадало, – признал я. – Частично.
– Частично – это как?
– Он и про столярную мастерскую, и про работу в киоске вспоминал, тут все совпадало с рассказами его супруги, но, кроме этого, упоминал еще с десяток мест работы, о которых лично я слышал только от него. Думаю, что это, как и по поводу тюрьмы, – выдумки. Еще они оба – и он, и Нина Тихоновна – упоминали о заводе.
– Гончаров там работал?
– Да.
– Что за завод?
– Не знаю.
– Даже приблизительно?
– Да. Вроде бы Гончаров проработал там двадцать лет.
Опять Морозов кивнул, но вид он имел крайне невеселый.
– Я пытался найти те места, где работал Гончаров, – признался я.
– Зачем? – удивился Морозов.
Я не мог сказать ему правду – про «лейтенанта», которого я хотел найти, – потому что в таком случае выплыла бы история с пистолетом и с патроном, который стал совершенно недвусмысленным подарком Боголюбову. Если учесть, что очень скоро Боголюбов погиб, история выглядела зловеще.
– Не знаю зачем, – сказал я. – Просто как-то странно все выглядело. Хотелось докопаться до истины.
– И каковы результаты? – осведомился Морозов.
В его голосе совершенно не было иронии.
– Результаты нулевые, – признался я. – У меня сложилось такое впечатление, что все рассказы о прежней гончаровской жизни – блеф.
И опять Морозов кивнул. Только теперь я понял, что это означает. В материалах дела с наших слов было написано про все – и про овощной магазин, и про столярку, и про двадцать лет беспорочной работы на заводе, – и прокурорские, конечно же, все это проверили, перетряхнув гончаровскую жизнь по денечку, день за днем. Потому-то и кивал Морозов – все, что я говорил, ему уже было известно, вот он и кивал, подтверждая, что знает. Судя по его невеселому виду, они имели такой же плачевный результат расследований, что и я. Я решился спросить:
– Вы не нашли этих мест, да? Тех, где работал Гончаров?
Морозов ответил не сразу. Ряжский, конечно, не сказал бы – тот считал меня подозреваемым и едва ли не своим личным врагом. Морозов же был помягче.
– Мы столкнулись с удивительными вещами, – признался Морозов. – Лично я такое вижу впервые. Гончарова как бы нет.
Я непонимающе посмотрел на собеседника.
– Нет и не было, – сказал Морозов. – Мы проверили информацию о нем, насколько это только было возможно, – и нигде никаких следов. Как будто этот человек никогда не существовал. Любой из нас всегда оставляет следы, много следов, мы даже и не подозреваем об этом. Анкеты, автобиографии, записи в трудовых книжках, счета за коммунальные услуги, да та же прописка в паспорте, наконец, – вся эта информация не пропадает, а где-то откладывается. А здесь – пусто!
– Совсем? – не поверил я.
– Да. Я же говорю – как будто вовсе не было человека.
– А как это его жена объясняет?
– Какая жена?
– Нина Тихоновна.
– Почему вы называете ее женой?
– А как же…
– Она была замужем, – сказал Морозов. – Но ее супруг давно умер, еще десять лет назад, мы проверили. А этот человек, который погиб недавно и который назывался Гончаровым, – он никогда не был ее мужем.
Я не мог поверить. Я думал, что ослышался.
– Мы не знаем, почему она называла его своим мужем. И спросить ее тоже не можем.
– Вы ее так и не нашли?
– Нет, – сказал Морозов. – Она исчезла. Бесследно. Как сквозь землю провалилась.
51
Человек, который называл себя Гончаровым, появился рядом с нами неожиданно и будто бы случайно. По крайней мере, всем нам это тогда так представлялось. Он казался беззаботным и каким-то несерьезным человеком из разряда тех людей, которым никогда ни в чем нет веры. Нет, они, как правило, честны, но очень уж необязательны, и поэтому никто не воспринимает их всерьез. Мы посмеивались над ним и по-своему жалели, а он тем временем хладнокровно разыгрывал какую-то свою игру, о которой мы и прежде не подозревали, да и сейчас, когда неожиданно открылось много любопытных подробностей, ничего нельзя было понять. Казалось, что рядом с нами, в параллельном мире, текла какая-то своя, особенная жизнь. В той жизни Гончаров, которого мы знали как весельчака и придумщика, почему-то приходил к одному из самых могущественных в мире телевидения людей и угрожал тому убийством, а спустя время погибал сам, да как погибал! Ею убивали образцово-показательно лучшие, наверное, киллеры страны, такие мастера своего дела, которые ни за какие коврижки не пойдут убивать какого-то грузчика овощного магазина – это ниже их бандитского достоинства. И когда человеком по фамилии Гончаров занялось следствие, вдруг выяснилось, что его как бы не было, этого человека. Он призрак, фантом, мираж…
Но мне-то приходилось общаться с этим миражом.
Я знал, что он был.
Я очень скоро вспомнил о Степане Николаевиче Овчаренко. Том самом докторе наук, который едва не стал президентом Соединенных Штатов. На него нас вывел «Гончаров», и Степан Николаевич вполне мог оказаться столь же мифической фигурой, как и сам «Гончаров», но крохотная надежда еще оставалась – ведь Светлана собирала информацию о Степане Николаевиче втайне от него самого, и этих материалов набралась целая палка, я сам с ними знакомился накануне съемки – и неужели же все окажется блефом?