Сказки и легенды - Влас Дорошевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внизу, в долинах, его ждал плохой народный прием.
– Попадись только, продажная душа! Этаким бесчестием покрыть всю Швейцарию!
Он сползал с гор потихоньку, только чтобы продать набитую дичь. Есть-то ведь надо!
Вы знаете, что он был хороший стрелок. И кормился довольно сносно, охотясь и продавая горожанам дичь, – пока добрые граждане не распустили про него слух, что он продает мерзлых галок за битых рябчиков.
Это окончательно отвратило от знаменитого стрелка народные симпатии.
Конец его, как я уже вам говорил, был печален.
Лишившись заработков, он завел тир и ездил по ярмаркам.
– Тир для стрельбы Вильгельма Телля.
Он надеялся, что фирма привлечет публику. Но ошибся в расчете. Никто не шел.
Вы понимаете! Стрелять в присутствии Вильгельма Телля! Ну, кто же решится?
Он жил недолго. Умер скоро, истощенный пережитыми волнениями, опасностями, лазаньем по горам, насмерть простуженный в ледниках.
Священник сказал над ним надгробную речь:
– Он был плохим отцом, дурным швейцарцем, заносчивым человеком, мятежником, убийцей и беглым каторжником. Но он умер и, по христианству, постараемся забыть ему и о нем.
Таков был конец Вильгельма Телля, милостивый государь.
– Ну, а его мальчик? Это чудное виденье? Этот сын Телля, с улыбкой стоящий под намеченной стрелой?
– Ну, положим, не совсем с улыбкой. Но летописи и предания сохранили нам подробные сведения и о сыне Вильгельма Телля. Надо вам сказать, что вскоре после известной истории с яблоком, мальчик подвергся смертельной опасности. Гораздо большей, чем тогда, когда он служил мишенью: Телль ведь все-таки был великолепный стрелок! На этот раз опасность была больше. Мальчика обкормили. Вы понимаете, что мальчик Телль возбуждал общую нежность. Среди ребятишек появились даже самозванцы, лжетелли. Даже лжемальчики. Девчонки переодевались мальчиками. Они бегали в чужие деревни и просили у добрых хозяек:
– Я маленький Телль! Дайте мне яблоко!
Добрые матери семейств кормили мальчика Телля наперерыв. Плакали над ним, целовали, умилялись и пичкали лакомствами. Многих интересовало кормить Телля именно яблоками.
Мальчик сначала плакал при виде яблока. Но потом привык и стал спокойно есть не только яблоки, но и апельсины. Мало-помалу он к этому так привык, как бароны к дани. Если кто-нибудь ему говорил:
– Здравствуй!
Он отвечал:
– А яблоко?
Сначала его кормили просто. Без разговоров. Потом стали находить, что такого удовольствия от Телля недостаточно. Начали расспрашивать:
– Ну, а что ты, мальчик, чувствовал, когда стоял с яблоком на голове?
Мальчик простодушно рассказывал, как было. Он ни за что не хотел становиться под яблоко, плакал и просил у отца прощения.
Но отец пригрозил, что его выдерет, если он сейчас не станет:
– Как следует!
И из опасения быть выдранным, он рискнул быть убитым. Что хотите! Ребенок. Больше скажу: человек!.. Все приходили в восторг:
– Какая простота!
Но мало-помалу простота надоела. И когда маленький Телль предлагал:
– Хотите, я вам расскажу, как меня хотели сечь?
Ему отвечали:
– Слышали! Слышали!
Так шло, пока в каком-то городке сын бургеймейстера[106], тоже мальчик лет девяти, очень завистливый, не воскликнул однажды при рассказе Телля:
– Какая бесчувственность! Думать о какой-то порке, когда решается судьба отечества! Я, на твоем месте, думал бы, как римлянин, про которых мы теперь учим: «Стреляй, и да здравствует свободная Швейцария!»
Сын бургеймейстера вызвал общий восторг своими гражданскими чувствами.
– Лучшего бургеймейстера не нужно нашим детям!
Он съел все лакомства.
На маленького Телля никто не обратил внимания.
– Бесчувственный мальчишка!
Даже дети дразнили его:
– У-у! Бесчувственный!
Это и погубило маленького Телля. Он начал врать. Когда его спрашивали:
– Что ты чувствовал?..
– Когда я стоял под смертоносной стрелой со знаменитым яблоком на моей голове? Я думал: «Гуди стрела! Пронзишь ли ты яблоко или мою голову, – не все ли мне равно! Приятно умереть за отчизну!» Я говорил глазами: «Отец, да не дрожит твоя рука, – ты видишь, как не дрожит твой сын. Учись у него любить свободу и умирать». Я был рад, что на мою голову упало роковое яблоко!
Эту речь ему сочинил за десяток яблок один писарь. Мысли необыкновенного ребенка возбуждали общий восторг.
Яблоки сыпались. Орехи, апельсины тоже.
– У такого малютки такие мысли! Истинный сын Телля!
Но вскоре все знали его речь так же наизусть, как он сам. И мальчик пал ниже.
Да, милостивый государь! Он начал позорить своего отца! Однажды, в самом разгаре рассказа, когда мальчик Телль стал в свою позу к дереву и, для впечатления, положил себе на голову яблоко, – какой-то скверный мальчишка закривлялся и закричал:
– Велика важность, ежели у тебя отец Вильгельм Телль! А ежели б у тебя папаша этакий стрелок был, как у меня! Третьего дня хотел застрелить коршуна, а подстрелил собственную корову. Вот это было бы геройство! Посмотрел бы я, чтоб от тебя осталось! Одно яблоко!
Маленький Телль нашел, что действительно:
– Не мешает прибавить геройства.
Через несколько дней, окруженный слушателями, он неожиданно воскликнул:
– Хотите, я вам скажу истинную правду?
– Ну?
– Мой папа совсем не умеет стрелять!
– Вильгельм Телль?
– В том-то и дело, что настоящий Вильгельм Телль не он, а я!
Все задрожали от ужаса. А мальчик куражился:
– Что ж вы думаете, – если бы он был хорошим стрелком, – Гесслер бы ему задал такую задачу? Для чего? Чтоб он попал? Чтоб его освободил? Очень это Гесслеру нужно было! Потому-то и заставил стрелять, что отец был знаменит, как плохой стрелок. В арбуз на голове сына не попадет! Гесслер и заставил: «Стреляй! Пусть убьет сына». А хорошего стрелка что заставлять стрелять!
Все нашли, что в словах мальчика много правдоподобия.
– Отец был в ужасе! – рассказывал мальчик. – Но я ему сказал: «Не робей! Ты знаешь мой глаз? Стреляй, как тебе угодно. Яблоко будет подставлено!» Хорошо. Стали. Тут все зависело от меня. Гесслер заранее хохочет. Отец дрожит. Боится. Я прищурил вот так глаз, – вижу, взял гораздо выше. Встал на цыпочки. «Пли!» Яблока как не бывало! «Меткий мальчик» имел колоссальный успех. Но скоро и это все знали наизусть, и его отдали в школу.
Старый пономарь встретил «славного ученика» торжественной речью.
– Дети! – сказал он. – Вы будете иметь счастье сидеть с первым ребенком Швейцарии! Герой, еще не умеющий читать! Молодой Телль, – он входит с яблоком на голове в вашу среду. Да послужит он вам примером. Подражайте ему, дети!
Неосторожные слова!
Потому что, привыкший к чужим яблокам, Телль выучил детей лазить через забор и грабить чужие сады. Когда их ловили, дети кричали:
– Учитель велел. Мы с Телля берем пример!
В науках он шел не особенно успешно.
Когда приехало начальство производить экзамен, «гордость школы» вышел отвечать, не зная ни аза.
– Что вы знаете по географии?
– Швейцария. Фирвальдштетерское озеро, на котором мой отец, знаменитый Вильгельм Телль…
– Довольно, довольно… По истории?
– Когда наместник Гесслер обратился к знаменитому Вильгельму Теллю…
– Довольно! По арифметике?
– Яблоко. Два яблока. Три яблока. Стрела. Две стрелы. Три стрелы.
– Ради бога!.. Каковы ваши успехи по чистописанию?
Мальчик Телль отступил шаг назад, заложил палец за пуговицу и, высоко подняв голову, как будто на ней все еще лежало знаменитое яблоко, громко ответил:
– У нас, у Теплей, пальцы созданы для того, чтоб держать стрелы, а не перья!
Пришлось поставить ему круглое пять. Из патриотизма. В наше время из молодого Телля, наверное бы, вышел проводник по горам. Но в то время иностранцы в Швейцарию еще не ездили. И юноша шатался по горам просто, – бесплатно. Истории его не знали только новорожденные дети. Никто не хотел слушать:
– Надоели нам эти яблочные вещи!
И молодой Телль просто, без историй, брал у людей то, что ему нравилось.
Яйца, цыплят, кур. Доил чужих коров. И когда его ловили с поличным, он же еще стыдил:
– А? Хорош же ты патриот? Башку тебе за это проломить следует! Я для вас своей головы не жалел. Под яблоком из-за вас стоял. А вам для меня, черти поганые, курицы жаль?
Люди махали рукой и отставали.
– Действительно, он…
Он носил, – говорят летописи, – шапку с пришитым на ней яблоком.
И когда видел на дороге чужестранца, подходил, рекомендовался:
– Мальчик Телль!
И предлагал рассказать свою яблочную историю. И так до глубокой старости.
– Один вопрос, пастор! Был он женат?
– Нет. Ни одна девушка не соглашалась выйти за него замуж. «Сын такого плохого отца, который, не умея стрелять, стрелял в своих детей, сам должен быть плохим отцом».
Он останавливал всякого встречного швейцарца одним и тем же вопросом:
