Опасные небеса - Владимир Корн

Есть и еще один вариант, но пока я не торопился его озвучивать: предложить Адеберту Кеннету вакантное место второго навигатора на «Небесном страннике». Вообще-то мы легко справляемся вдвоем с Брендосом, но еще один навигатор не помешает.

А там, глядишь, в моей жизни вскоре произойдут серьезные изменения: я твердо для себя решил сразу по возвращении в Банглу сделать Николь предложение. И в том случае, если моя будущая жена захочет спокойной жизни, то, по крайней мере на первое время, мне придется найти себе какое-нибудь другое занятие.

В этом случае оставлю корабль Брендосу, думаю, он потянет его аренду легко. Ну а если уж и Брендос после женитьбы на Ниале решит оставить небо, отдам в аренду «Небесный странник» самому Кеннету, а навигатором поставлю Гвенаэля Джори, он это место давно заслужил, и остается только выправить ему медальон навигатора. Такой вот расклад на тот случай, если мне не удастся воплотить в жизнь мои планы, полностью связанные с Берни Аднером и его чудесным механизмом.

– Л’хассы? – лицо Адеберта сморщилось еще более страдальчески. – Люк, из семи у меня их осталось только три.

Да уж, этого мало. Даже если хватит на постройку нового корабля, то чем его поднимать в небо? И рантье не станешь, разве что хватит на дом.

Я вопросительно взглянул на него: почему так?

– Первый же л’хасс, за которым я полез в останки того, что раньше называлось «Мантельским удальцом», оказался треснутым, – услышал я от него, и это заставило вздрогнуть уже меня.

Если по л’хассу пошла трещина, жди того, что в любой момент он с дымом, огнем и грохотом разнесет все в округе.

По объяснениям Аднера, так происходит из-за того, что из камня высвобождается заключенная в нем энергия.

– Следующий треснул у меня на глазах, – продолжал рассказывать Кеннет. – И все же мне удалось снять их три, хотя один из них изрядно потемнел, так что его теперь только на водокачку пустить осталось.

Только теперь я увидел под низко надвинутой шляпой посеребренные сединой виски. Да уж, когда мы с ним расставались, такого не было и в помине. Могу себе представить, о чем он думал, когда копался в развалинах того, что не так давно называлось летучим кораблем и в любой миг могло стать его могилой.

Я поежился, но на этот раз от порыва ветра, особенно пронизывающего.

– Ветер, по-моему, крепчает. Адеберт, пойдем на корабль, мне еще о многом хочется у тебя узнать. Раньше рассвета мы отсюда не вылетим, так что у нас будет время спокойно поговорить.

– Пойдем, – охотно согласился он.

«Соскучился, бедняга, по нормальным условиям и столу. Запеченная на костре рыба хороша в меру. И в обломки „Мантельского удальца“ не сунешься, когда л’хассы в любой момент могут разнести все вокруг».

Как выяснилось, причина была несколько иная:

– А где же твоя красавица Николь? – неожиданно спросил он, когда мы вошли в каюту.

«То-то он, перед тем как сюда войти, расправил усы и придал себе вид бравого парителя, которому любые беды нипочем, – подумал я, глядя на его слегка растерянный вид. – Думай о том, чем дальше будешь заниматься, а не о женщинах, тем более чужих. Или книжки вон читай».

Наверное, несколько седых волос на голове Кеннета добавил спасенный им на погибшем корабле помимо камней сундучок с вещами, среди которых, к моему изумлению, когда он его открыл, я увидел лежавшую на самом верху книгу.

– В Банглу осталась, – пожал плечами я. – Вернее, пришлось оставить. Впрочем, как и всех остальных женщин.

– А не боишься, что ее уведут в твое отсутствие? – неожиданно спросил он.

Ему, как старому другу, к тому же пережившему то, что он не так давно пережил, пожалуй, можно задавать и такие вопросы, хотя они мне не очень-то и приятны. Нет, не боюсь, я верю Николь. Но опасения все же есть, куда от них деться?

– Заходи, заходи Амбруаз, – обрадовался я возможности уклониться от неприятного мне разговора, завидев нашего кока в приоткрытой двери.

Пустынный лев быстро сервировал стол, водрузив в центр стола тушенное в вине мясо со специями, много мяса, большое блюдо, и Кеннет с нетерпением на него поглядывал.

– За встречу, Адеберт! Не самая радостная встреча у нас получилась, но жизнь, как бы там ни было, продолжается, – поднял я стакан, на четверть наполненный замечательным итайским ромом цвета жидкого золота.

Ром – это именно то, что сейчас ему необходимо. В жизни каждого мужчины бывают моменты, когда ром – не крепкий спиртной напиток, а лекарство от всего сразу. Меньше всего мне хотелось утешать Адеберта. Не маленький, переживет, главное, остался жив. К тому же нам еще предстоит отсюда выбраться, что тоже задача не из легких.

Кеннет кивнул и осушил свой стакан до дна. Некоторое время мы ели молча, занятые каждый своими мыслями. Не знаю, о чем думал он, но судя по его лицу, мысли у него были далеко не самые веселые, а мне на глаза снова попался его сундучок.

Смог бы я полезть в разбитый корабль, чтобы забрать свои вещи? Очень сомневаюсь. Разве только для того, чтобы Николь жизнь спасти. А этот человек даже книжки свои забрал.

– Ветер все крепчает, – очнулся от невеселых дум Кеннет. – Ты не представляешь, Сорингер, какие здесь бывают ветра! Тот, что вы сегодня застали, это еще цветочки. Но будь он таким, как обычно, даже твое искусство, которым, честно скажу, я не перестаю восхищаться, тебе бы не помогло.

«Не помогло бы мое искусство, помог бы привод Аднера», – подумал я, но сделал вид, что принял все услышанное за комплимент.

– Зато на обратном пути он станет попутным. Ты ешь, Адеберт, ешь. А впрочем, давай сначала выпьем за то, чтобы обратный путь сложился у нас хорошо.

Вскоре мы подняли третий тост: за погибших людей из его команды. Тут появился с новым подносом Амбруаз, и под куриное филе в белом соусе с грибами мы выпили уже за то, чтобы в будущем нам всегда сопутствовала удача. Употреблять ром с этими блюдами, конечно, святотатство, но это было именно то, что Кеннету требовалось – мясо и ром.

После третьего стакана Кеннета проняло так, что он расчувствовался.

– Ты не представляешь, Люк, сколько у меня было надежд, планов, после того, как я вернусь с этого проклятого острова и получу вознаграждение. И что в итоге? И кто я теперь? Один из многих, кто почувствовал вкус неба. Кто жить без него не может, и все, что мне остается, это устроиться на другой корабль. Чужой корабль, понимаешь, чужой! И прощай воля.

Глаза у Кеннета подозрительно заблестели.

«Не хватало еще, чтобы он начал плакаться, – подумал я. – Хорошо, что нас разделяет стол: не представляю себя в роли утешителя мужчин, которым пришлось так много видеть и испытать. И осуждать не имею права: понятия не имею, как бы я сам вел себя на его месте, в одночасье лишившись всего».