Последняя принцесса Индии - Мишель Моран

– Вы это слышали собственными ушами?

– Я слышал, как генерал Хан пообещал вашему отцу.

Я полагала, что эти слова должны успокоить госпожу, но она все равно выглядела встревоженной.

На следующее утро повстанцы окружили Городской форт, как и обещали. Англичане маршем направились к Джокхан-Баку, обширному саду, располагавшемуся за пределами городских стен Джханси. Убиты были шестьдесят шесть человек, включая капитана Скина, доктора Мак-Эгана, миссис Мак-Эган и всех маленьких детей, которые часто в нашем присутствии бегали по крепости. Ликующая толпа повстанцев направилась к Рани-Махалу. Люди потребовали, чтобы их впустили. Солдаты рани не стали по ним стрелять. Мы заперли двери и слушали, как они во дворе настаивали на том, чтобы рани Джханси немедленно вышла к ним.

– Она же не рискнет выйти? – взволнованно спросила я.

– Не знаю, – сказала Джхалкари. – Рани мало чего боится.

Арджун и другие мужчины-стражи оставались с нами. Все вытащили оружие и приготовились на случай, если повстанцы попытаются вышибить двери. Я достала стрелу и натянула тетиву.

– Пошлите за рани Джханси! – крикнул кто-то за дверью.

А потом пришедшие начали скандировать:

– Рани! Рани! Рани!

Они звали рани вновь и вновь, пока вдруг все разом не смолкли. Я поняла, что госпожа появилась в окне, над нами. В следующее мгновение раздались радостные возгласы, такие же искренние, как и гнев, которым были наполнены их слова всего несколько секунд назад.

– Спускайтесь к нам! – крикнул кто-то.

На этот раз люди исступленно ликовали.

Позади нас послышался звук шагов по деревянной лестнице. Появилась рани в белом сари чандерийской работы. На лбу у нее был нарисован красный полумесяц. На поясе висела сабля. За спину был заведен щит. Она оделась как воин.

– Откройте двери, – приказала рани.

Арджун и его люди колебались, но рани повторила свой приказ.

– Сколько людей будет вас сопровождать? – спросил капитан.

– Никого не надо, кроме трех дургаваси. Идут Сундари, Кахини и Сита.

Арджун знал, что задавать лишние вопросы не следует. Сундари вооружилась своим любимым пистолетом. У меня был мой лук, а у Кахини – кинжалы. Мы встали позади рани. Створки дверей распахнулись. Удивленные повстанцы отступили. Я видела, как кое у кого перехватило дыхание, когда люди поняли, что женщина в облачении воина их рани.

– Что вам надо? – спросила она.

Ответом ей было молчание. А затем повстанцы как по команде начали падать на колени.

Наконец один из них выпрямился и обратился к рани:

– Ваше Высочество!

Он поднял сжатую в кулак руку. Я подошла поближе, чтобы лучше его разглядеть. Судя по всему, его волосы и косматая борода были выпачканы засохшей кровью.

– Восстание началось с истребления шестидесяти шести англичан! Генерал Хан приказал убить их всех. Мы подчинились. Первым умер капитан Скин.

– Вы пощадили женщин и детей? – спросила рани.

Я видела, что свое отвращение она прячет за ледяной сдержанностью.

– Никто не выжил, – гордо произнес повстанец, всем своим видом давая понять, что одобряет решение генерала Хана. – Сестра капитана Брауна визжала и просила о пощаде. Она обхватила руками одного сипая, чтобы ее не могли убить, не ранив его, но тот отцепил от себя эту бабу и бросил ее на голодные ножи. Одна баба, красивая жена доктора, выкрикивала ваше имя и молила пощадить жизнь ее мужу. Когда его убили, она упала на труп.

– А ее…

– Тоже зарезали, – облизнув губы, ответил повстанец.

Он получал удовольствие, пересказывая подробности резни.

Я думала о миссис Мак-Эган, о ее светлых волосах и глазах цвета морской волны. Я представила ее труп, залитый кровью, и ощутила подступающую к горлу тошноту.

– Что сделали с трупами? – бесстрастным голосом спросила рани.

Казалось, она отгородилась от происходящего подобно тому, как мы отгораживаемся от неприятного общества, переходя в другую комнату.

Мужчина пожал плечами.

– Пусть гниют. Эта наша страна! – крикнул он.

Другие поддержали его.

– Мы идем на Дели, – сказал повстанец. – Мы вернем императору его власть и ударим по англичанам там, где они этого меньше всего от нас ожидают.

– Дурга защитит вас, – произнесла рани, но с таким равнодушием, словно предупреждала людей, чтобы не намокли под дождем.

Госпожа вернулась в махал. Мы остались у двери, стараясь закрыть створки прежде, чем толпа возмутится и захочет от нее большего.

– Прочь! – крикнула Кахини напирающим на нее мужчинам. – А то рани скажет вам, что она на самом деле думает о вашем мятеже!

– А что она думает? – спросил один человек.

– Что вы – стая собак против львов, – зло молвила дургаваси.

Арджун захлопнул створки двери и опустил запор.

– Зачем ты это сказала? – спросил капитан.

Кахини взглянула ему прямо в глаза. Если вам доводилось смотреть в глаза одичавшего животного, вы поймете, какой ответ читался в ее взгляде.

Вред был нанесен. Слух подобно болезни распространится по лагерю повстанцев, и люди поверят в эту ложь. Теперь положение рани стало весьма ненадежным. Если она сохранит нейтралитет, ее жизнь и жизнь ее приемного сына будут находиться в постоянной опасности.

Мы ничего не рассказали рани, но с тех пор я и Арджун старались присматривать за Кахини. Вечером я незаметно последовала за ней в комнату, занимаемую Гопалом, и стояла за дверью, пока они приглушенными голосами вели беседу.

– Передай это моим родителям, – сказала она. – Скажи им, что у меня все хорошо. Волноваться не о чем.

У Кахини не было родителей. Ее мать умерла при родах, а отец умер спустя несколько лет.

– Не вижу смысла ему это передавать, – твердо возразил Гопал.

– Им! – зашипела она. – Передай им этот сапфировый перстень и помни о нашем уговоре.

Очевидно, перстень, о котором шла речь, предназначался не ее родителям… Но кому тогда?

– Я скучал по тебе прошлой ночью, – произнес Гопал.

В его голосе звучала тоска.

– Я по многому скучаю в жизни, например, по Панч-Махалу, – уже мягче сказала Кахини.

Теперь она словно превратилась в совершенно другого человека.

– Но сейчас существует много чего такого, о чем следует волноваться в первую очередь, – добавила она. – Всему свое время.

Я услышала характерный звук. Чьи-то губы коснулись плоти. В животе у меня все сжалось.

Моропант Тамби считал, что следует немедленно написать письмо британцам, заверить их, что рани не имеет никакого отношения к резне англичан, что она на самом деле старалась избежать кровопролития, советуя капитану Скину покинуть форт, но большинство ее советников полагали, что никакие письма не в состоянии убедить британцев в том, что рани не была в сговоре с мятежниками. Следовательно, если уж они и так считают ее мятежницей, то почему бы в открытую не присоединиться к восставшим?

И все же рани решила послать британцам письмо. Она говорила мне, что нужно написать, я переводила все это на английский, а затем читала то, что получилось, моей госпоже. Когда рани решила, что все изложено верно, она запечатала письмо и отправила прислугу за Гопалом.

В дверь постучали.

– Ваше Высочество! – раздался голос Арджуна. – Сюда приближается армия!

Когда капитан стремительно вошел в комнату, мои руки сами собой потянулись к луку.

– Солдаты говорят, что эти люди из Унао. Сейчас они находятся примерно в пяти коссах[104] от Джханси. Возглавляет их Садашив Нарайан. Он собирается претендовать на ваш трон.

Я видела, как побледнела рани.

– Родственник Невалкары[105]! – воскликнула она.

– У него две или три тысячи воинов. Они собираются сделать его раджей Джханси, а затем идти на Дели.

Рани уже выскочила за двери. Я последовала за ней и Арджуном в зал дурбара, где госпожа приказала всем готовиться.

– Мы не отдадим этот дворец мятежникам, – сказала рани. – Сундари, отведи дургаваси на первый этаж! Каши, оставайся охранять Ананда в моих покоях! Арджун, выводи своих стражей во внутренний дворик! Эти люди собираются возвести на трон человека, который, по их мнению, в большей степени настроен против британцев, чем я. Они не понимают, что британцы убьют его прежде, чем закончится сезон жатвы.

В махале царила полнейшая суматоха. Я стояла рядом с Джхалкари на первом этаже дворца, нацелив стрелу на пустынное пространство перед воротами. Первый же бунтовщик, показавшийся здесь, умрет, пронзенный стрелой прямо в сердце. С тремя тысячами я не справлюсь, но многие умрут прежде, чем прорвутся во внутренний двор.

Мы стояли, храня молчание, вслушиваясь в шум приближающейся толпы. Я слышала голоса людей, гонимые сюда попутным ветром. Иногда звучали одинокие выстрелы. Если вы очень долго ожидаете чего-то плохого, то знаете, что ожидание иногда оказывается хуже реальности.