Вечный мент или Светоч справедливости - Андрей Егоров

Я воспринял данное умозаключение как руководство к действию. Твердой рукой разлил портвейн «13».

– А вот, скажем, китайцы…

– Китайцы? – удивился Кухериал. – В каком смысле? – Он заметно разволновался. – Что ты имеешь в виду?! При чем тут китайцы?!

Подобная реакция убедила меня в том, что бес не обманывает и действительно не способен прочесть мои мысли.

– Китайцы тоже попадают в ад?

– Ах, ты об этом, – обрадовался вновь достигнутому пониманию бес, – разумеется, китайцы тоже попадают в ад. У них имеется, между прочим, православная и католическая общины, а в ней грешники, вполне пригодные для наказаний на одном из кругов. Еще с тринадцатого века.

– Да? – удивился я. – Ладно, оставим китайцев. Возьмем других азиатов. Японцы, например. Они где?

– Среди них тоже шестьдесят тысяч верующих в правильного бога. А атеистов сколько, – бес пощелкал языком. – Атеисты после смерти все направляются к нам. Вместе с грешниками. Японцы, правда, новообращенные. К ним святые прислали своего человека всего пару веков назад. Он сейчас к лику святых причислен. Николай Японский. Так его величают. Лично не встречался, врать не буду.

– И куда все прочие японцы и китайцы попадают после смерти?

– К нам, конечно же. В аду полным-полно косоглазых, – проявил неполиткорректность искуситель.

– Погоди, но они же других верований придерживаются.

– А нам внизу все равно, кто во что верит. У нас для всех один котел, будь ты хоть буддистский монах, хоть свидетель Иеговы. Лично я верю только в один ад. Это ад иудео-христианский. И другого ада я не видел. Хотя не скрою, – бес скривился, – слышал всякое. У нас в аду тоже доморощенных мыслителей и теологов хватает. Есть подозрение, что существуют другие места для грешников иных конфессий. Что-то мне не нравится этот разговор…

– Хорошо, давай от этих чу дных разговоров перейдем к делу, – предложил я. – Расскажи мне об объекте то, чего я не знаю.

– Ad rem [16]? – обрадовался бес и потер ладони. – Рад, что сделал правильный выбор, Васисуалий. О Светоче справедливости я знаю почти всё…

– Можешь звать его хоть светочем, хоть мракобесом, только детали давай. А то у меня на него столько необычного материала накопалось, что я решил, у меня потихоньку крыша отъезжает. То есть я даже не знаю, как соотнести отдельные факты с действительностью.

– Неудивительно. Вся его жизнь – одно сплошное недоразумение. И недоразумение это сильно затянулось.

Ну, да, он же давно по земле бродит, вспомнил я, и снова у меня возникло ощущение, что неприятности только начинаются, и все, что было раньше – это цветочки, прелюдия настоящего безумия, а ягодки будут потом, волчьи ягодки.

– Давай с самого начала, – попросил я. – Заодно и выпьем по новой.

– Исключительно здравая идея, – согласился Кухериал, – разливай портвейн «13» и слушай. Только чур не перебивать, если что-то покажется странным. Историю писали люди. И многое успели переврать. Знаешь это идиотское выражение – «история нас рассудит»? Удивительная глупость. Историю пишут победители. И даже если они были неправы, история скажет, что правда была на их стороне. Так кем ты хочешь быть? Победителем? Чтобы писать историю. Или побежденным? Чтобы тебя по прошествии множества лет объявили неудачником? А может, мирская слава тебя вовсе не заботит?

– Сейчас меня заботит только дело, – твердо сказал я. – И если ты будешь продолжать тянуть время…

– Тогда что? – осклабился Кухериал. – Придется самому разливать портвейн? Тебе бы следовало поучиться хорошим манерам. Жаль я уделял внимание лишь воспитанию духа.

Я стал медленно приподниматься из-за стола.

– Успокойся, – бес сложил ручки перед собой, – я же не собирался тебя обидеть, Васисуалий. Ты – настоящий мачо, можешь любому человечку устроить взбучку, как давеча в троллейбусе, но со мной тебе нет никакого резона ссориться. Да, я порой слишком остер на язык. Может, и делаю не всегда то, что нужно. Но, поверь мне, я же вовсе не хотел тебя обидеть. Мы с тобой на одной стороне. Делаем общее дело.

– Будь повежливее, – я бухнулся на стул, сожалея, что не могу причинить острослову никакого вреда, – вещай.

Бес удовлетворенно кивнул и приступил к длинному и обстоятельному рассказу:

– Внемли, Васисуалий, ибо я собираюсь поведать тебе не только историю жизни Светоча Справедливости, но расскажу также о событиях далекой поры, как оно было на самом деле, и как оно видится мне. Начну, пожалуй, с тысячи двухсот сорок пятого года от Рождества Христова. Он же шесть тысяч семисот девяностый год от Сотворения мира. Он же – шестьсот двадцать третий мусульманский год Хиджры и одна тысяча восемьсот тридцать третий год эры Нирваны, согласно буддистским верованиям.

– Причем тут буддистские верования?

– Ты же обещал не перебивать, – рассердился Кухериал, – рассказываю, как умею. А ты внимай с благодарностию. – Перешел он вдруг на старый слог. – И вот еще что…

Бес залпом выхлебал стакан портвейна, поднялся и уставился в потолок. Смотрел он внимательно, в течение нескольких минут, и на потолке вдруг проступили радужные пятна. Затем Кухериал сделал странный жест – несколько раз ткнул рогатиной пальцев в мою сторону.

Перспектива реальности вдруг раздвинулась, и я увидел, как из нее проступает иная красочная действительность. Убогая обстановка сухаревской забегаловки исчезла, уступив место картинам далекого прошлого.

– Шесть тысяч семисот девяностый год от Сотворения мира! – пророкотал бес. На меня обрушилась целая гамма звуков – пение птиц, конское ржание, треск горящих бревен… Голос Кухериала таинственным образом вплетался в общий звуковой ряд, составляя с ним единое целое. В то же время он находился здесь, сидел рядом за круглым столом питейного заведения, рассказывая историю Светоча справедливости, порой делая акценты на отдельных эпизодах его долгой жизни, а порой пробегая по верхам целые этапы российской истории…

3

Светоч справедливости

Онтологическая иллюзия

1245 от Рождества Христова

Русские шли медленно, опустив головы, меж двух огромных костров. Очищались огнем. Впереди князь Михаил Всеволодович. Явился в улус хана Бату, Белую Орду, просить ярлык на княжение в Чернигове. Князь был недоволен, что его с богатырями подвергли унизительной процедуре. Даниил Галицкий, сказывали, ее избежал, был принят в Орде дружески, обласкан, одарен.

Андрей шел последним, вел под уздцы запряженную в повозку с дарами лошадь. В отличие от остальных держался прямо, смотрел окрест ясным взглядом. В Орде он оказался впервые. Все здесь было для семнадцатилетнего витязя в новинку.