Чёрный фимиам (СИ) - Леха

Сад спускался по склону холма широкими террасами. Сверху, где находилась Эша, открывался захватывающий дух вид: морская гладь, искрящаяся на солнце, сочная зелень, белый мрамор подпорных стен, яркие пятна клумб и изгибы увитых розами арок.

Морской бриз немного охладил пылающий лоб. Девушка остановилась у широкого каменного парапета и глубоко вздохнула, силясь успокоиться. Зажмурилась на миг. Слепящее солнце, переливающееся на поверхности бирюзового моря, колышущаяся под ветром трава и ровно подстриженные деревья – вся эта красота не вязалась с мрачным предчувствием беды, поселившимся в сердце.

«Успокойся, успокойся, успокойся…»

Наконец, Эша открыла глаза и посмотрела вниз, туда, где ярус за ярусом спускались к морю террасы сада. Путаный зелёный лабиринт с гротом в центре, тисовая аллея, круглая беседка, увитая розами… Лишь немного успокоившись, девушка увидела в тени беседки знакомый силуэт и косу, перевитую сверкнувшими на солнце бусами.

Аурика! Надо немедленно спуститься и поговорить! Эша торопливо направилась к лестнице, обогнула каменный вазон с душно благоухающими цветами, сбежала по ступенькам вниз и поспешила вперёд по усыпанной белым гравием дорожке. Впрочем, уже через пару шагов остановилась, будто налетела на стену.

Многоликая вряд ли захочет сейчас отвлекаться.

Судорожно переведя дыханье, Эша круто развернулась и, незамеченная, пошла прочь.

Позади неё в тени круглой беседки осталась дева храма. Она стояла, запрокинув лицо, которое очень нежно и очень осторожно целовал тот самый мечник, что едва не погиб накануне в схватке с охотником. Тонкие руки Аурики обвивали шею жениха.

Стиг. Его зовут Стиг.

Он ещё был бледен, но, видимо, лекари при храме и впрямь отличались мастерством, раз сегодня избранник многоликой уже может и ходить, и целоваться. Вдруг и с Сингуром всё окажется не так безнадёжно? Эша опустилась на нагретую солнцем скамью.

В этом мире каждому кто-то предназначен. Стиг – Аурике, Сингуру – та девушка, что сгинула в подземельях. А кто предначертан ей, Эше? И предначертан ли? У неё есть только любовь брата. Одержимая забота. А если Сингур умрёт, она останется совсем одна. Без единой родной души.

От острой тоски горло сжалось.

– Заблудилась?

Девушка вздрогнула и вскинула голову.

Напротив стоял совсем юный мечник – черноглазый и чернобровый, в белоснежной хатте и такой же белоснежной сорочке, чей тонкий ворот выглядывал из-под длинного одеяния, стянутого широким атласным поясом. Почему-то не к месту подумалось, что вот этот стройный юноша очень бы подошел Аурике. Гораздо больше Стига.

В тёмных глазах мечника сверкнула искра узнавания, и он весело сказал:

– Ты та немая девушка, что вчера спасла моего брата! Того, который сейчас в беседке целует Аурику. Когда у него освободится рот и, главное, язык, он тебя обязательно поблагодарит. А пока извини его. И прими благодарность от меня.

Жаркая краска залила лицо Эши. Юноша в ответ на её смущение рассмеялся и произнес:

– Я искал тебя. Служанка сказала, ты ушла в сад.

Эша попыталась ответить, но слова застряли в перекрытом горле, и тогда она встала со скамьи и вопросительно посмотрела на мечника.

– Хочу поблагодарить тебя за брата. Спасибо, что отсрочила для него битву с Драговыми псами на Пустоши. И ещё спасибо за то, что Аурика не плачет. Она сейчас очень счастлива в той беседке.

Эша внимательно смотрела на собеседника, а когда он замолчал, слегка развела руки в стороны и склонила голову, как бы давая понять, что рада была помочь.

– Я не знаю, как тебя отблагодарить, и не очень-то умею разговаривать с немыми, – признался мечник, – но, если тебе что-то понадобится, я сделаю всё, что смогу. Меня зовут Карай. Просто отыщи меня, и я помогу во всём, что не будет противоречить закону Храма и не пойдет против совести.

Судя по всему, Эша выглядела очень удивленной, потому что Карай пояснил:

– Аурика – очень юная. Не нужно ей познавать горечь утраты так рано.

Да, определенно, он бы очень подошел Аурике.

* * *

Сингур лежал в траве недалеко от лаза, ведущего в убежище, и смотрел в небо. Утром, когда Нелани ушла за едой, ему примерещилось, будто своды пещеры пришли в движение, начали сближаться. Казалось, еще немного – и подземелье оживёт. Сердце встрепенулось, забилось чаще, ток крови стал быстрее…

Но теперь у Сингура хватило сил выбраться. Его уже не бросало то в жар, то в холод, дрожь в теле прекратилась, зрение снова стало острым, муть перед глазами исчезла. Странно: после ночи с Нелани он чувствовал себя исцелившимся. Будто не было мучительных изнуряющих волн боли и слабости.

Похоже, не зря в Шиане говорили, что любовь прекрасной женщины лечит любые хвори. Если бы после стольких стран и арен, после Миаджана Сингур продолжал думать, будто богам есть до него хоть какое-то дело, он бы решил, что именно боги привели его к Нелани. Вот только богов Дальянии он не знал, никогда им не молился и не приносил жертв, поэтому они точно не стали бы ему помогать. Боги Шиана, даже если помнили его, не имели здесь силы. А богов Вальтара – своей родины – Сингур давно забыл. Да и нужен ли он им, оставшимся в далёкой-далёкой стране?

Тёплый ветер пронёсся над травой, лица будто коснулась мягкая ладонь. От уродливого идола на траву падала широкая тень, защищая от жаркого солнца. Как же хорошо… Старший брат воров устроил себе убежище в неплохом месте. В этот закоулок никто не заглядывал, тут было тихо. Очень спокойно. При желании Сингур мог бы без труда услышать людей неподалеку. Вот только у него такого желания не было.

Он смотрел в яркое синее небо. Не в подернутый влажным маревом мутный небосвод Миаджана. Не в тусклую голубизну Килха. Не в выцветший от жары купол Шиана. А в ослепительную бездонную высь. И ждал звука лёгких знакомых шагов.

Нелани была ещё далеко. Она торопилась, он чувствовал её волнение и спешку, но откуда-то знал, что ей ничего не угрожает.

В синем небе парила птица, летала широкими кругами, распластав по ветру крылья. Ветер ласкал лицо, глаза начали слипаться…

Проснулся Сингур оттого, что услышал шаги, которых так ждал. Пока ещё далеко, в нескольких улицах. И звучали они тяжелее, чем прежде. Она что-то несла.

– Ты мочь мне объяснять, ленивый ты кот, почему я то и дело куда-то ходить, что-то носить и умирать от тяжесть, а ты лежать и быть бездельник? – сердитая Нелани наконец вышла к убежищу и остановилась, бросив свою ношу к ногам.

Сингур легко поднялся.

– Так уж вышло, – сказал он, поднимая с земли кожаный мех. – Зачем столько вина?

– Какой еще вино?! – возмутилась женщина. – Чтобы ты есть, пить и дальше бездельничать? Это вода. Во-да. Мыть грязный ленивый кот. И одежда – одевать его в свежее, чтобы он снова стать похож на человек.

– Вода – это хорошо, – согласился Сингур. – Спасибо.

– Вода – это тяжело! – тут же снова рассердилась шианка. – Но тебе надо мыться и выглядеть человек, а не дикий кот, который только и делать, что драть кошка.

– Это ещё зачем? – удивился собеседник. – Может, мне нравится быть котом и драть кошку?

Он притянул шианку к себе, но она строптиво упёрлась чёрными ладонями ему в грудь и отстранилась:

– Да погодить же!

– Что?

– На всех площадях глашатаи говорить, что Храм искать победитель поединок. Его хотеть видеть верный слуга, он ждать на площадь с рыба-фонтан. С полудень до темнота. Говорить, что от храм прийти человек, которого ты видеть и с которым говорить на лестница. Храм обещать, что никакой другой мечник не прийти. Только он и ты. Храм хотеть говорить с победитель поединок.

Сингур нахмурился, но женщину не выпустил. Спросил задумчиво:

– Ты давно тут живешь. Скажи, мне действительно нужно идти? – его руки на её талии потяжелели.

Нелани взяла лицо собеседника в ладони и ответила мягко:

– Храм нельзя говорить нет. Не придешь, когда зовут, все равно найдут и приведут. Храм – это… Храм!