Эсперанса. Изгнанники в лесу. Жилище в пустыне. - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раны Леона, хоть были и очень мучительны, но не представляли другой опасности, кроме той, которую влечет потеря крови. Но Гуапо, человек бывалый, помог и в этом случае. На одной из мимоз, росших возле дома, находились темного цвета гнезда; они принадлежали муравьям formica spinicollis и были сделаны из пуха, собранного на деревце из породы черноустников (melastomes); эти гнезда-то и служат прекрасным средством останавливать кровь. Гуапо знал наверняка, а дон Пабло только слышал, что индейцы используют гнезда с подобной целью; но он слышал о них как об yesca de hormigas, что значит «муравьиный трут». Его уверяли даже, что гнезда зеленых муравьев действуют лучше, чем гнезда муравьев кайенских, которые завозят в Европу, где они очень ценятся. Гуапо принес этого особенного трута, и Леону понадобилось только немного терпения, чтобы совершенно выздороветь.
В тот же вечер другой случай показал нашим друзьям, что озеро заключает в себе еще одну опасность. После ужина семья сидела возле дома, отдыхая в вечерней прохладе. Мула отпустили и он побрел к реке напиться. Спокойно вошел он в воду по брюхо; и вдруг сразу весь исчез в воде; вынырнул, отчаянно пытаясь выбраться на берег. Он сильно фыркал, ноздри его раздулись, глаза будто вылезали из орбит. Наконец ему удалось добраться до берега, но тут он закачался и упал на песок в страшных судорогах. Никто не понимал, что с ним произошло; но Гуапо заметил под животом у мула какое-то существо наподобие водяной змеи, зеленовато-желтого цвета, длиной в четыре-пять футов. Это, как потом выяснилось, был большой электрический угорь, так называемый гимнот или тембладор. Теперь все было понятно: гимнот оказался под брюхом мула и прижался к нему всем своим телом, поэтому электрический удар был очень силен. Мул вскоре оправился от шока, но после этого случая его невозможно было заставить войти в реку; ни ласками, ни кнутом нельзя было даже подогнать его к берегу, — так сильно он испугался.
Тут Гуапо невольно подумал, как сам подвергался опасности, и не раз, переплывая реку; эта мысль побудила его поскорее выполнить обещание, данное Леону: отомстить карибам. Гуапо отправился в лес и вскоре возвратился с кореньями двух растений, которые мелко изрубил и выжал из них сок. Этот сок известен как яд барбаско; индейцы Южной Америки применяют его для ловли рыбы. Гуапо знал, что достаточное количество такого яда истребит всех гимнотов и карибов в реке. Он поднялся немного вверх по течению, и там бросил яд. Вода постепенно приняла беловатый оттенок. Не успел барбаско опуститься на дно, а на поверхности уже появилась мертвая рыба, сначала мелкая, потом покрупнее, особенно много гимнотов; наконец, к великой радости Леона, всплыло и несколько карибов с их золотистыми брюшками и бронзового цвета жабрами. Но Гуапо намеревался не только отомстить; он находил, что блюдо из рыбы должно доставить удовольствие его господам; и поскольку они с доном Пабло раньше изготовили сеть для рыбной ловли, то теперь он и воспользовался случаем, чтобы наловить полную корзину, выбрав ту рыбу, что была повкуснее. Более всего набрал он карибов, потому что эти маленькие чудовища по вкусу и нежности своего мяса являются одними из лучших рыб, встречающихся в реках Южной Америки.
Леон мог теперь хорошо рассмотреть гимнотов: мертвые они уже не производили электрических разрядов. Таким образом, озеро очистилось от всей вредной рыбы, которой кишело раньше, и можно было без опасения плавать в нем. А Леон, с аппетитом ужиная карибами, смеялся вместе с Гуапо над своим несчастьем и над не проходящими страхами мула.
22. ХИННЫЕ ДЕРЕВЬЯ
Мы уже сказали, что дом колонистов был построен и даже неплохо меблирован. Действительно, если бы вы вошли в это жилище, то увидели бы здесь ящики, сделанные из пальмовых листьев, мешочки из цветочных бутонов буссу, наполненные шелковистыми волокнами цеибы; волокна эти предназначались для пряжи, из которой потом можно было сделать белье и одежду. Вы нашли бы здесь корзины всевозможных форм и величины, сделанные из кожицы листьев пальмы иу, которая не имеет ствола, а только листья; они выходят прямо из земли и имеют от трех до трех с половиной ярдов длины. Вы могли бы здесь увидеть стул, сделанный из бамбука и пальмы, большой, прекрасный стол, покрытый скатертью — не льняной, конечно, но из прекрасных, шелковистых листьев банана; на столе — блюда, чашки, тарелки, бутылки, — словом, вся посуда, сделанная из особого рода тыквы, называемой crescentia cujete; вы бы увидели здесь, кроме того, вазы в форме лодки, которые были не что иное, как цветочные обертки большой пальмы, называемой инага. Пальма эта поднимается на двадцать пять — тридцать ярдов в вышину, а перистые листья ее имеют до пятнадцати ярдов в длину. Ее цветочные обертки так велики, что индейские женщины делают из них колыбели, в которые кладут своих детей, а дерево ее так твердо, что охотники выдалбливают из него котлы, которые можно подвешивать над огнем, наполнив предварительно водой. Кроме того, в доме были разного рода инструменты: в одном углу стоял валик, густо усеянный иглами, — он служил теркой, чтобы растирать в порошок юку, из которой делали маниок; терка была превосходна и совершенно естественна, потому что это было не что иное, как кусок надземного корня цасюбы, о которой мы говорили выше. Возле нее лежала тапити — сумка конической формы, сотканная из пальмовых волокон; к нижнему концу ее была приделана дугообразная ручка, сквозь которую продевалась палка. Эта сумка служила для выжимания сока из натертого маниока, а также для приготовления из него кассавы. Для этого тапити вешают
