Все прелести Технократии - Максим Волосатый

– Я не могу, моя смерть ждет меня здесь.

– Там не смерть, – шелест далекой травы становится все тише, силы Заллака кончаются, и с ними кончается защитный узор, не пускающих никого к их последнему разговору…. – Там не-жизнь. Не-жизнь, по которой ты сможешь вернуться …. Вернуться сюда. Или туда, куда захочешь… или куда сможешь… или не сможешь…, но я помогу. Иди. Там есть шанс. А ты… Отныне ты не только датой…. Ты должен теперь не только смерти….

Горящие глаза церат-шамана ярко вспыхивают, бросая Баррокаина спиной вперед в терпеливо ожидающий его провал портала…. Боль.

Вспышка: смыкающиеся над ним зеленые волны полумрака. Боль и крик. И летящий вслед узор – последний подарок уходящего церат-шамана. Его ариль, его жертва и его мощь. И в довесок – проклятье памяти: Баррокаин не сделал того, зачем шел. Они не сделали. Никто не сделал…. А заканчивать этот путь будет один – Баррокаин зуф Истадуч-он, датой-шаман Второго Круга Шаманерии. Он и вправду должен…. Хотя бы ради семьи….

Вспышка: торквани, его родная, единственная на всю жизнь торквани…. И токрварилли. Дочь…, доченька…..

Вспышка! Вспышка! Вспышка!

– А-агр-р-р-р-р-а-айа-а…, – тишину облачного дня прорезал полный боли вой. Мужчина с безумными глазами заплакал. Но плач продолжался недолго: датой-шаман не плачет, он идет вперед и берет то, что ему надо.

Тем более, если он вспомнил. Все вспомнил. И теперь у него одна задача – вернуться назад. Туда, где его ждут. А его ждут, в этом он не сомневался: полумрак живет по своим законам. И если его попросить, он выпустит тебя там и тогда, где ты его попросишь. Только надо уметь просить. Баррокаин медленно закрыл глаза, ища взглядом верный узор, которые оберегал его все это время: спасибо тебе, оставшийся в изумрудной круговерти боя церат-шаман, оставивший после себя только имя. И отдавший все остальное…. Спасибо тебе. Теперь он знает, как разговаривать с полумраком….

Маленький, бритый, несуразный человечек в захламленной комнате согнулся и свел вокруг себя руки странным, неестественным жестом, захватывая свое тело в невозможное по геометрии кольцо.

– Зуф идла таррок. Гагон ишал харрог….

Дом наполнился жуткими тягучими словами, которые ритмичными волнами расходились по нему, заползая во все щели старой постройки, прогоняли из углов все замешкавшиеся тени, вгоняли в оторопь всю насекомую мелюзгу, имевшую неосторожность не исчезнуть вовремя.

Притопывая ногами, Баррокаин закрутился по комнате. Постепенно его кружение стало почти невидимым глазу.

Хлопок. Шаман разорвал сцепление рук.

– Грай! – дом содрогнулся от основания до крыши. – Грай!

Верный узор полыхнул нестерпимым светом, и тело шамана начало таять на глазах. Минута – и от него остался всего лишь контур. Тонкий, еле видимый контур, неверно переливающийся в лучах двух солнц. Потекло время.

Старый дом, вздернутый всеми этими волнами и вспышками, в немом изумлении замер, наблюдая за происходящим. Дом был один – ни одна живая душа не рискнула остаться рядом с творящим свои ритуалы шаманом. И поэтому, кроме него, никто не увидел, как полупрозрачные линии контура опять налились жизнью, обрисовали бьющееся в судорогах тело, и выплюнули на пол небольшого человечка с вытаращенными глазами.

Дом присмотрелся и облегченно вздохнул: ф-фух, хозяин вернулся. А на пыльном, сбившемся на сторону ковре, лежа на боку, хрипел Баррокаин зуф…. Нет, дом присмотрелся и решил, что все же это никакой не Баррокаин и не зуф…. Это же просто его прежний хозяин, Рудольф. Ну, на крайний случай этот, как его, новый – Барок. Дом облегченно скрипнул всеми полами: пронесло.

Из-за уносящихся прочь туч на небосклоне настороженно высунулся луч. Осторожно заглянул в комнату, обежал лежащее на полу тело, несмело прикоснулся к нему. Подобрался к лицу, заглянул и отпрянул: лежащий на боку мужчина открыл глаза. И радостно запрыгал вокруг, рассыпая блики по царящему в комнате беспорядку: взгляд мужчины был прежним. Мир вернулся на круги своя.

– Бари…, – тихий шепот Рудольфа защекотал почти парализованное сознание Барока. – Бари, ты жив?

– Нет, – Барок не знал, зачем он отвечает, усталые слова сами собой сорвались с языка. Хотя, причем тут язык, когда они разговаривают между собой в одной и той же голове? Да как же оно все достало…. – Не жив. Я умер, ты тоже, и наконец-то нас ничего не связывает. Исчезни.

– Бари, ты не умер, – выдал «вселенскую тайну» Рудольф. – Мы с тобой опять тут, в нашем теле….

Барок криво улыбнулся на это «нашем».

– … с тобой что-то случилось, – судя по голосу, Рудольф чуть концы не отдал со страху, а теперь, когда все закончилось, с облегчением докладывает обстановку. Честно и «объективно». – Ты превращался в какого-то монстра, он пытался куда-то уйти и забрать нас с собой. Мы почти исчезли, испарились, пропали. Но ты оказался сильнее, ты смог его прогнать. Так что не переживай, мы справились. Все уже хорошо.

От этой «заботы» Бароку захотелось сдохнуть. По-настоящему. Без полумраков и прочих вывертов судьбы. Длинный стон, вырвавшийся из его груди, заставил Рудольфа испуганно примолкнуть.

– Не хорошо, – сквозь стиснутые зубы вытолкнул из себя Барок. – Ничего не хорошо. Это был не монстр. Это был я. Я! Слышишь ты, жалкий, гнилой червяк? Полуживотное. Че-ло-век.

Последнее слово Барок процедил со всем презрением, на которое был способен. Кто есть «люди», он тоже вспомнил. В его мире, к сожалению, нашлось место и для них. Тупых, слабых мокриц, не могущих сделать ни шагу без своих железяк и палок. Лишенных даже намеков на высшее искусство вселенной. Люди…. Тела, с гниющей ариль, не способной услышать ни единой ноты из музыки магии, переполняющей вселенную. Запертые в мире, обделенном Несуществующими богами. Как эти насекомые смогли пройти между мирами, расплодиться и начать считать себя равными остальным мыслящим существам, Барок представлял с трудом, но сейчас ему было совсем не до раздумий.

Люди! О, как же жестоко посмеялись над ним Несуществующие, выбросив его сюда, в единственное место, откуда он не может уйти, создав узор, который приведет его домой. Ему всего-то нужен портал. Один портал – и все. Но – нет. Этого не будет. В мире этих червей магии нет, и не будет никогда. По крайней мере, для того, чтобы сотворить хоть мало-мальски сильный узор. Про совмещение линий времени и места не приходится даже и думать.

На что способны эти недоделки? Да они обречены на ползания в своих железных коробках между каменными сгустками – планетами, болтающимися в черной пустоте космоса. И он обречен вместе с ними – путь домой существует, вот только у него нет ног, чтобы пройти по нему. Жестокая издевка…. Последнее проклятье….