Изменяю по средам - Алена Левински

– Если ему оторвать заднюю ногу, у него из морды полезет темно-зеленая жижа, – сказала в никуда.

Дедушка встрепенулся:

– Как это – ногу оторвать? Он же помрет?

– Нет, – ответила я, – не помрет. Проверено.

– Это защитная реакция, – объяснил Вольдемар, любовно глядя на Варьку на фоне шашлычного мангала. – И не обязательно отрывать ему конечность, можно просто напугать – эффект будет тот же.

– Да? А я считала, что кузнечик блюет зеленым, расстроившись из-за ноги… Откуда вы только все знаете, Вольдемар?

– А вы думаете, Маша, я в детстве кузнечикам ноги не отрывал? – серьезно спросил олигарх. – Но я пошел дальше. Я его напугал и понял, что дело не в ногах.

Дед заругался и ушел, потеряв клетчатый тапок. За его вязаным носком волочился какой-то засохший стебель. Бабушка удовлетворенно улыбнулась.

Скоро выяснилось, что кроме кузнечиков и саранчи на даче полно толстых пучеглазых комаров. Ближе к вечеру они собирались в голодные стаи, нападали на людей и, кажется, способны были сожрать тело до скелета. Комары-убийцы пронзительно пищали, своим писком передавая, друг другу весть о том, что найдена новая жертва.

– Варь, я читала, что комары рядом с соснами не живут. Не могут, мрут от запаха хвои.

– Я тоже это читала, – кивнула Варька, переворачивая шашлык. – Если бы комары умели читать, может быть, они и умерли бы.

Свежее жареное мясо аппетитно запахло дымком. Позвали детей, отложили отдельную тарелку обидевшемуся деду.

– Ну его, – поджала бабушка губы, – одичал совсем. Всю жизнь я с ним мучаюсь.

Бабуля не спеша порезала шашлык в тонкую лапшу – чтоб не жевать, ибо нечем.

– Он ведь, девочки, – сказала вдруг, перестав есть, – гулял всю жизнь… Ой как гулял…

– Правда, что ли? – удивленно вскинула брови Варька.

– А то! – гордо ответила бабушка. – Всю жизнь, всю жизнь… И заставала я его, и письма мне писали…

Мы с Варькой переглянулись. Вольдемар хихикнул в шампур.

– Однако ж прожили всю жизнь счастливо, чего и вам желаю, – заключила бабуля, отправляя горстку мясной лапши в беззубый рот.

– Спасибо, у нас все есть, – мрачно сказала я, протягивая руку к мангалу за новой порцией.

– Машенька, а что у вас с руками? – спросил олигарх, внимательно глядя на мои пальцы.

Варька, бабушка и дети тоже с любопытством обернулись. Я присмотрелась и вижу: мои руки, ладони – синего мертвенного цвета. Вроде я еще здесь, а одной рукой, особенно правой, уже там… Пронзила ужасная догадка. Гришка тоже сориентировался:

– Мама, это у тебя на руках небо! Помнишь, мы в доме дедушкины картины трогали!

– Гриша, – прикрикнула я на ребенка, делая «выразительное» лицо, – что ты такое говоришь…

– Если вы испортили его дурные пейзажи, он не переживет, – весело сообщила бабушка.

– Нет, нет, – заверила я Варьку, – с картинами все в порядке, это Гришка балуется. Шутит он так…

– Маш, а у тебя и ноги синие… – Подруга подозрительно косилась на мои голые коленки.

Теперь все понятно. Моя жадность меня погубит. Все дело в дивных шортах. Купила я их намедни за 50 рублей. Настоящие женщины умеют покупать задорого хорошие вещи, умные женщины умеют покупать занедорого хорошие вещи, такие как я – покупают дрянь за копейки. Распродажа «Все по 10 рублей» – самая приятная торговая точка. Так вот, купила я шорты и была очень довольна. Надела на мытое теплое тело, ходила все утро, пока собиралась на дачу. И вот результат – новое приобретение окрасило меня в небесно-голубой цвет. Пришлось сознаться, дабы не провоцировать дальнейшие разговоры о дедушкиных картинах. Насчет цены приврала, сказала, что стоили 100 рублей. Все весело смеялись, включая бабушку и олигарха.

Вечером я остервенело терла шершавой мочалкой синие ноги в дощатом деревенском душе. Сквозь ядовитую синеву проступала покрасневшая кожа. Я шепотом ругалась, поливала себя теплой водой из ковша и терла с новым энтузиазмом.

В дверь душевой кто-то несмело поскребся.

– Варька, иди на фиг, – огрызнулась я, представляя, как подруга будет хихикать.

– Машенька, я вам полотенчико принес, – послышался вкрадчивый голос Вольдемара.

– Оставьте на лавке, – холодно сказала я, плеснув новую порцию воды на ляжку.

– Как успехи? – не унимался олигарх.

– Замечательно, я становлюсь еще тоньше, когда чистая, – съехидничала я.

Теплая вода между тем закончилась. Я откинула железный крючок, приоткрыла дверь и высунула руку:

– Давайте ваше полотенчико.

Олигарх стоял возле душевой, улыбаясь и облизывая полные розовые губы. Длинное махровое полотенце скрыло мое синее тело, я устало опустилась на колючую лавку.

– Как дети? Уснули?

– Варенька с ними воюет, – пропел Вольдемар и сел рядом.

Мы помолчали, глядя на яркие загородные звезды. В кустах смородины заорали коты.

– Самочку поймал, – мечтательно произнес олигарх, кивнув в сторону кошачьего вертепа.

– Откуда вы знаете?

– Я же зоолог по образованию, – объяснил олигарх, – специалист по кошачьим. – И вдруг придвинулся ко мне, прижался и навис тяжелым белым облаком мятого хлопчатобумажного костюма: – Маша, не поймите превратно, – заговорил быстро и сбивчиво, – может быть, нам стоит встретиться в Москве. Тет-а-тет… Ну, вы меня понимаете… Я не знаю, как это объяснить… Слова ничего не значат…

– Ну почему же, – залепетала я, придерживая полотенце и отодвигаясь на противоположный край лавки, – слова значат очень много, это я вам как редактор говорю…

– Маша, я очарован… – Он грузно подался вперед и впился слюнявыми губами мне в шею.

«Вампир… – мелькнуло в голове, – сейчас прокусит сонную артерию…»

– Да что с вами, Вольдемар? – Я попыталась отклеить его от себя, уперлась руками в мягкую теплую грудь. – Вы не забыли, что Варя моя подруга?

– Варя? – Олигарх поднял на меня грустные глаза. – Варя хорошая девушка, но… как бы вам объяснить… эмоционально незрелая. Ей все время нужно подтверждение того, что ее обожают. Это так утомляет, вы не представляете… А вы – совсем другое дело. Вы не любите фальши, я же вижу.

– Вольдемар, но я замужем, черт побери!

– И замечательно! – воскликнул он. – Неужели вам никогда не хотелось подразнить мужа? Дать ему некоторый повод для ревности? Или, напротив, отомстить за невнимание? За вечную занятость на работе…

– Откуда вы знаете? – вскочила я с лавки.

– Я ничего не знаю о вас, но я знаю эту жизнь, деточка, – сказал Вольдемар, скромно сложив руки на коленях. – Сколько лет вы замужем?

– Пять… Ой, нет… уже шесть или даже больше…

– Чувства притупились? Любовь переросла в ощущение кровного родства? Занятие сексом стало обыденностью?