Три фальшивых цветка Нереальности - Григорий Неделько

«Пятна» продолжали свою беззвучную возню.

Я вернулся на насиженное место и прислонился к стене. Надо было чем-то себя занять. Настрочу-ка Павлу отчётец, пока есть время.

Я достал фон и стал печатать…

Track 19 “A Question of Time” [29]

…Меня разбудила истошная трель — фон неистовствовал.

Как выяснилось, я спал, положив голову на тушку рыбы-глазуньи и ещё на каких-то два мягких сгустка. Не знаю, что это были за штуки, но они почёсывались и усыпляюще бормотали.

Фон трезвонил над самым ухом, и я понял, что держу его в руке. То ли заснул в такой позе, то ли на автомате вытащил его, когда он зазвонил.

— Алло? — пробормотал я с закрытыми глазами.

Несколько часов, что я провёл на огромной куче, в компании чудовищного амбре, не прошли даром: сознание было мутным, как озеро в купальный сезон, головы кружились, тошнота то подкатывала, то откатывала. Но я проснулся, я думал и говорил, а это уже было много!

— Децербер! — Вельзевул крикнул изо всех сил, и его голос, ворвавшись в мой мозг, разобрался там с остатками сна.

Я приподнял голову. Два белых сгустка, утомлённо пшикнув, расползлись кто влево, кто вправо. Я зевнул, открыл глаза, поморщился — зелёноватый свет мусорной кучи показался мне очень ярким.

— Да-да? — сказал я. — Тебя что-то взволновало, дорогой?

Лицо Вельза вытянулось, он озадаченно хлопал глазами.

— Ты не звонил целый день, — обеспокоенно произнёс дьявол. — Я думал, ты угодил в очередную беду. То есть, я уверен, что ты угодил в очередную беду, но не знаю, в какую.

— На самом деле, — сказал я, с удовольствием потягиваясь, — мои неприятности только что закончились.

Вельзевул ничего не понимал. О чём он тут же мне объявил.

— Спокуха, Вельз, несколько часов назад я тоже терялся в догадках.

— А теперь? Уж не хочешь ли ты сказать, что Дело о Цветках…

— Дело о Цветках? А что, неплохое названьице. Да, можешь считать, что мы его раскрыли.

Вельз почесал тыковку.

— Когда это? Пока ты спал?

— Примерно так. У меня было полно времени, чтобы подумать, обмозговать всё…

— Дец, а ты здоров? Ты где вообще сейчас? Может, стоит плюнуть на договорённость и связаться с Павлом…

— Нет-нет, даже не думай об этом. Пусть всё идёт как идёт. От наших действий зависит судьба Кашпа.

— Да, что с ним? Эти мафиози…

— Псевдомафиози. Я настаиваю.

— Ну ладно, псевдомафиози. Они с тобой связывались?

— Пока нет, но я сегодня с ними встречаюсь.

— Да, точно.

— Ага. Я замечательно выспался на этой куче. Сейчас перекушу чипсами. Правда, для этого придётся их поймать: радиоактивное излучение их слегка изменило…

— Постой-постой. На какой-такой куче ты выспался?

— На большой, просто громадной, я бы сказал. Зелёной, светящейся и вонючей. Жутко вонючей. Но если к этому запаху относиться, как к чему-то неизбежному… типа как к жизни…

— Погоди, Дец, я за тобой не поспеваю.

— Звиняй, Вельз. Наверное, я не перестроился на другой ритм. Дело в том, что вчера выдался очень насыщенный денёк. О ночи я промолчу. Я бегал как угорелый. Мне казалось, что время ускорилось раз в десять…

— Так, стоп.

Вельзевул вдохнул, выдохнул.

— Дец, я ничего не понимаю, — сказал он.

— Это длинная история. Давай я расскажу тебе её за кружечкой пива?

— Ну, лады.

— Как там моя собачка?

— Цербер-то? Лучше всех. Я отвёз его к брату. Мы недавно созванивались, и он рассказал, что Цербер сжевал занавески, играл на Главном Компьютере в тетрис, укусил за попку секретаршу и распугал всех кошек в Дворцовой лаборатории.

— Старина Церб… Я рад, что с ним всё в порядке.

— Павел интересовался, когда ты его заберёшь.

— Скоро. Как только разберусь со всеми проблемами. Сегодня.

— Если повезёт?

— Нет, просто без вариантов. Сегодня мы увидим развязку этого опасного и запутанного дела. Думаю, мы в ней даже поучаствуем.

— Дец? Может быть, всё-таки стоит попросить Павла о помощи? Секретность секретностью, но на кону твоя жизнь. И всех жителей Ада, между прочим.

— Если бы только Ада… Впрочем, всё как обычно.

— Так я…

— Мой рогастый приятель, нехорошо беспокоить Павла по таким мелочам.

— Но скажи хотя бы, где ты встречаешься с псевдомафиози.

— Этого мы не обговаривали. Но я хотел посидеть на скамеечке у памятника Взорвинскому. Помнишь такого?

— Писателя? Помню, конечно.

— И я откуда-то помню. Странно, ведь книг я не читаю, — не до того.

Я улыбнулся. Вельзевул улыбнулся в ответ.

— Кстати, — с запозданием спохватился я, — сколько сейчас времени? Встреча назначена на 12.

Потом вспомнил, что в фон встроены часы. Я посмотрел на экран, Вельз сделал то же самое, и мы в унисон воскликнули: «Чёрт!».

— 11:54! Вряд ли те чуваки найдут меня здесь. В общем, Вельз, я побежал. Может, ещё успею съесть мороженое. Привет Павлу!

— При…

Я нажал «Сброс». Сунул фон в карман, сполз с кучи — под возмущённые крики её обитателей. А может, и её самой.

— Сорри, если кого придавил.

И бросился в тёмный коридор.

Я минут пять плутал — бегал, носился как угорелый — по канализационному лабиринту, но всё-таки нашёл лестницу, забрался по ней, отодвинул люк и, покинув неизменный смрадный мрак канализации, выбрался наружу. Купол немедленно обдал меня волной жаркого, но словно бы стеклянного света. Стеклянного и какого-то прозрачного, безразличного ко всему. Пекло стояло прежнее, но в нём не было таких чувства, страсти и напряжения, как вчера. Жара морила вас будто по обязанности: она знала свою задачу, хорошо с ней справлялась, но ей нужен был выходной.

Посиделки на куче отходов чуть не стоили мне обоняния. В носах словно вымерли все рецепторы. Я втянул индустриально-магический запах Ада. Загрязнения, пыль, различные выделения… нет, я все их чувствовал, а значит, мои носы в целости. Надо только дать им небольшую передышку.

Я отряхнул одежду — скорее от нечего делать: бесполезно пытаться сбить грязь, если она пустила в вашей футболке корни или вцепилась когтями в ботинки, или светло-жёлтой аурой обволокла шорты.

В Воробьином парке было немного посетителей. Я подошёл к палатке, попутно распугав адцев своими видом и запахом. Не всех, конечно. Это Ад — тут и не таких страшилищ видали.

— Малиновое, пжалста, — сказал я продавщице.

— Сколько шариков?

— Три.

Я положил на прилавок души. Струйки запаха отделились от монет и поползли к небу, другие потекли и полетели.

Пожилая, добротных размеров ремон и ца не повела бровью (бровей у неё не было) — взяла души, дала сдачу и рожок с тремя шариками.