Новые Миры Айзека Азимова. Том 5 - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нужно каким-то образом помочь им выбраться, — сказал он, зная, что это весьма проблематично.
Однако они принялись делать все возможное.
— Ты тоже видел, верно? — спросил Дейвис.
— Я боюсь, — хныкал Олдбери.
— Ты видел. Ты видел обратную сторону Луны, когда мы промчались мимо, ты видел, что там ничего нет! Господи, только палки — большие перекладины, на которых натянуто шесть миллионов квадратных миль полотна. Клянусь, это самое настоящее полотно!
Дейвис дико рассмеялся, а в следующее мгновение задохнулся от собственного хохота.
И тогда он сказал хриплым голосом:
— Целый миллион лет человечество смотрело на самый большой фальшивый фасад, когда-либо существовавший на свете. Влюбленные встречались под натянутым над Землей куском полотна и называли его Луной. Звезды нарисованы; иначе просто не может быть. Если бы нам удалось подобраться немного ближе, мы бы соскребли парочку и привезли домой в качестве сувениров. О, это ужасно смешно. — Он снова расхохотался.
Олдбери страшно хотелось спросить, почему этот взрослый дяденька так весело смеется. Но ему удавалось произнести только: «Зачем, зачем…» Смех Дейвиса был таким отчаянным, что все слова застревали у Олдбери в глотке — так страшно ему становилось.
— Зачем? — повторил его вопрос Дейвис. — А мне-то, черт подери, почем знать? Зачем телевизионные студии выстраивают целые улицы фальшивых домов для своих программ? Может быть, все это шоу, а мы с тобой совершенно случайно забрели туда, где стоят декорации, которые кто-то перепутал и не вынес на сцену, где и мы с тобой должны были находиться. Человечество не должно ничего знать про эти декорации. Именно поэтому передатчики выходят из строя через две тысячи миль. А мы с тобой все видели собственными глазами.
Он хитро посмотрел на сидящего рядом здоровяка Олдбери.
— А знаешь, почему не имеет никакого значения, что мы все видели?
Олдбери взглянул на него, по его лицу текли слезы.
— Нет. Почему?
— Потому что не имеет никакого значения, знаем мы правду или нет. Если мы вернемся на Землю и скажем, что Луна — всего лишь большой кусок полотна, натянутый на деревяшки, нас просто убьют. Или навсегда запрут в психушку, если решат проявить добросердечие. Именно по этой причине мы никому ничего не скажем. — В его голосе прозвучала угроза. — Ты понял? Ни единого слова!
— Я хочу к маме, — жалобно захныкал Олдбери.
— Ты понял? Мы будем молчать. Только в этом случае с нами будут обращаться как с нормальными людьми. Пусть кто-нибудь другой полетит туда, узнает правду и отдаст за нее жизнь. Поклянись, что будешь молчать! Скажи: «Честное слово, провалиться мне на этом месте!»
Тяжело дыша, Дейвис угрожающе поднял руку.
Олдбери, насколько позволяли ремни, сжался в своем кресле.
— Не бей меня. Не бей!
Однако Дейвиса охватила слепая ярость, и он взревел:
— Есть только один способ. — И ударил испуганного Олдбери, а потом еще раз и еще…
Годфри Мэйер, который сидел у постели Олдбери, спросил:
— Тебе все ясно?
Олдбери находился на излечении вот уже целый месяц. Ларс Нильссон устроился в другом конце комнаты, наблюдая за происходящим и прислушиваясь к разговорам. Он помнил, каким был Олдбери перед тем, как взойти на борт корабля. Его лицо по-прежнему оставалось круглым, но щеки стали впалыми и куда-то подевалась его сила.
— Это был вовсе не корабль. Мы не летали в космос, — голос Олдбери был ровным, но очень тихим.
— Послушай, мы не просто говорим тебе это. Мы же показали тебе корабль и приборы, которые управляли изображениями Земли и Луны. Ты же все видел.
— Да. Я знаю.
— Это были ходовые испытания, — спокойно и уверенно продолжал Мэйер, — полное дублирование условий для проверки космонавта в стрессовой ситуации. Естественно, мы не могли сказать об этом тебе или Дейвису — это было бы бессмысленно. Мы могли остановить эксперимент в любой момент. Сделать выводы и внести изменения, а потом пригласить новую пару.
Он повторял это снова и снова. Необходимо было заставить Олдбери понять, что с ним на самом деле произошло, в противном случае он не сможет жить дальше.
— А новая пара уже прошла испытание? — грустно спросил Олдбери.
— Нет. Еще нет. Необходимо внести кое-какие изменения — Меня постигла неудача.
— Мы узнали много полезного, поэтому эксперимент можно считать успешным. А теперь послушай: приборы на корабле были сконструированы таким образом, что должны были испортиться именно тогда, когда это и произошло. Мы хотели проверить, как вы будете реагировать на критическую ситуацию после нескольких трудных дней, проведенных в космосе. Нарушение работы приборов было запланировано на тот момент когда вам следовало подлетать к Луне, которую мы намеревались повернуть, чтобы вы посмотрели на нее под другим углом на обратном пути. Мы не построили обратную сторону, поскольку вы не должны были ее увидеть. Можно сказать… из соображений экономии. Эксперимент стоил пятьдесят миллионов долларов, а добывать ассигнования совсем непросто.
— Только вот видеоскоп вовремя не отключился, — с горечью проговорил Нильссон. — Реле не сработало. И вы увидели обратную сторону недостроенной Луны, а нам пришлось прекратить эксперимент, чтобы…
— Вот, — перебил его Мэйер. — Ну-ка повтори, Олдбери. Повтори все, что ты только что слышал.
Они долго молча шли по коридору, а потом Нильссон сказал:
— Сегодня он почти похож на себя прежнего. Тебе не кажется?
— Да, я заметил определенные улучшения, — признал Мэйер. — Довольно существенные. Но лечение ни в коем случае нельзя прекращать.
— А как насчет Дейвиса? Есть какая-то надежда? — спросил Нильссон.
Мэйер покачал головой:
— Совсем другой случай. Он полностью ушел в себя. Не желает разговаривать. А следовательно, мы не можем до него добраться. Мы уже пробовали алдостерон, спорынью, контр-электроэнцефалографию и тому подобные штуки. Ничего не выходит. Он думает, что стоит ему заговорить, как мы поместим его в сумасшедший дом или прикончим. Самая настоящая паранойя.
— А ты сказал ему, что мы и сами знаем?
— Если это сделать, у него опять начнется приступ ярости и он попытается кого-нибудь убить — а вдруг нам не повезет так как Олдбери. Я думаю, он неизлечим. Иногда, когда на небе светит Луна — мне говорил об этом санитар, — Дейвис смотрит на нее и тихонько бормочет: «Полотно».
— Знаешь, я вспомнил, что сказал сам Дейвис в начале полета: «Трудно отказаться от иллюзий». Так ведь, верно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});