Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет - Мариэтта Чудакова

Насчет ортодоксальности это все выяснялось очень просто. Диспутов в коридорах не было, диспуты были на семинарах. Причем это иногда происходило в довольно резких выражениях… Девочка из Коста-Рики кричала на всех по-испански и по-русски, что вы, мол, такие-сякие, не цените социализм. Споры были на тему: что лучше – план или рынок? Что за ерунда такая, мы план не выполняем, не все планируем, почему? – это иностранцы возмущались ортодоксальные. Другие говорят: а зачем все планировать?..

…Иностранцы возмущались: почему вы коммунистический строй ругаете? В конце концов они затихли, когда пожили в Советском Союзе. Это было очень заметно».

Иностранные студенты, как правило, были членами зарубежных компартий. Их партии были на содержании у советского правительства. У себя дома, на расстоянии, по книжкам и коммунистическим газетам этим студентам социализм, конечно, нравился больше, чем лицом к лицу.

Небольшая «зарисовка» однокурсника о Егоре Гайдаре: «Едем в метро. Он рассказывает: “Мне кошмарный сон приснился, мне приснилось, что я в партию вступил”».

Поясню для нашего читателя, почему – «кошмарный».

С начала 70-х годов широко ходил такой афоризм неизвестного автора: Три качества никогда не даются в одном наборе – ум, партийность и порядочность.

Подчеркиваю – этот афоризм появился после рубежного для многих 1968 года. Когда стремление чехов к свободе стали давить советские танки, в идеях социализма разуверились и те, кто через 12 лет после доклада Хрущева еще продолжали в него верить – например, Тимур Гайдар (вы об этом читали в конце первой части моей книги).

То есть – в партию Егор Гайдар вступать никак не хотел. Но вступил. Почему? Или точнее – зачем?

«Зная мощный научный потенциал Егора, после защиты им кандидатской диссертации (в 1980 году. – М. Ч.), которая была написана всего за один год, – вспоминает его научный руководитель В. И. Кошкин, – я решил помочь ему в дальнейшем профессиональном росте. Во-первых, предложил ему вступить в члены КПСС. “А это обязательно?” – спросил он. Пользуясь своим авторитетом, я все-таки сумел убедить в необходимости этого шага и дал ему рекомендацию для вступления в ряды партии».

Сыграл свою роль и отец Егора.

«Влияние Тимура было очень сильное. Вступать или не вступать в партию – тоже вместе они принимали решение. Это тоже влияние Тимура, который считал, что надо изнутри действовать, чтобы построить правильное общество.

Сам Егор не очень стремился. Он рассказывал, как его в Бюро комсомола (факультетское. —М. Ч.) записали, потому что он международную премию получил на первом или втором курсе. И решили: как же так, он вообще не охваченный (“охваченный” – такой советизм, означало – “не охваченный общественной работой, оставшийся вне комсомольских обязанностей”. – М. Ч.), надо его в бюро комсомола» (из рассказа Ариадны Павловны Бажовой-Гайдар Кириллу Рогову).

…В тот самый год, когда Егор Гайдар принял решение вступить в партию, М. Восленский, который покинул Советский Союз в 1972-м, успев хорошо изучить «фактуру» – все устройство страны, писал в вышедшей в Германии в 1980 году книге «Номенклатура»:

«Прислушаемся к голосу народа. Что говорят люди в Советском Союзе – не на собраниях, а между собой – о мотивах вступления в партию?

Говорят всегда одно: в партию вступают исключительно ради карьеры.

Речь идет не обязательно о головокружительной карьере. Просто, если вы хотите быть уверенным, что начальство на работе не будет к вам придираться, что вы нормально будете продвигаться по службе и будете относиться к числу поощряемых, а не преследуемых, вступайте в партию».

Это – не про Егора Гайдара. «Придираться» к нему вряд ли кто-то бы стал. За ним была его фамилия. А также – и его отец: Тимур Гайдар был элитарный журналист-международник, морской офицер – не в отставке, получивший как раз в 1980 году чин контр-адмирала.

Мотивы здесь надо искать иные.

О них Восленский пишет далее.

«Что же касается карьеры в обычном смысле слова, то существовало ясное правило: партбилет – не гарантия карьеры, но его отсутствие было гарантией того, что вы никакой карьеры не сделаете».

Исключения встречались только в научной среде и в сфере искусства. Беспартийными были вполне преуспевающие, пользующиеся доверием советской власти академик А. Н. Туполев (после того, как отсидел свое в лагере и на «шарашке»), И. Эренбург, поэт Н. Тихонов – бессменный председатель Советского комитета защиты мира. То есть, люди с вполне состоявшейся карьерой.

Дальше у Восленского – самое главное. И многие, читая это, сами догадаются, почему же Егор Гайдар решил все-таки вступить в партию – совершенно не имея желания находиться в ее рядах.

«Одна закономерность фактически не знала исключений: беспартийный не мог занимать даже скромный административный пост; если же по каким-либо соображениям его формально назначали на такой пост (что тоже мыслимо только в области науки и культуры), никто этого всерьез не принимал, и все дела вел специально приставленный партиец. Так, физик с мировым именем, Нобелевский лауреат академик П. Л. Капица занимал пост директора Института физических проблем Академии наук СССР, но все административные дела вел его партийный заместитель».

.. Теперь, когда вы, мои читатели, уже получили какое-то представление о Егоре Гайдаре, задайте себе один вопрос: мог ли он, еще в студенческие годы напряженно думавший над экономическими реформами в масштабе страны, удовольствоваться ролью номинального директора какого-либо института экономики?..

Ответ очевиден.

Впрочем, кто-то может спросить: «А чем вы докажете, что он вступал в партию, думая именно о судьбе страны, а не о своих собственных, сугубо личных интересах?».

Ответ лично для меня не представляет ровным счетом никакого труда: да просто всей его дальнейшей жизнью и деятельностью. Человек, не испорченный темной завистью и беспредметной злобой (а я верю, что среди моих читателей таких нет и быть не может), легко увидит, как и для чего использовал Егор Гайдар свое членство в правящей партии.

А как же все-таки с убеждениями?..

Вернемся снова к книге М. Восленского: он все это очень хорошо, мне кажется, продумал и проанализировал – именно на материале нашей общественной жизни того времени, конца 70-х годов.

«“А как же с убеждениями? – недоумевающе спрашивает западный читатель. – Что же, так вот и нет в Советском Союзе людей, которые идут в КПСС по убеждению, так, как идут в коммунисты в странах Запада? Что-то не верится!”

Знаю, что не верится. Если бы я родился и вырос на Западе, то и мне бы не верилось.

Но хоть и не верится, а все же правда такова, что вступление в КПСС ни с какими идейными убеждениями не связано. А чтобы неверующие на Западе немного призадумались, спросим их: каких, собственно, убеждений вы ожидаете от вступающих в КПСС? Убеждения в том, что советский строй – самый демократический в мире? В том, что он – советский гражданин – пользуется всеми свободами? Что в СССР живется лучше, чем на Западе, куда его, однако, предусмотрительно не выпускают? Что на протяжении всех лет советской власти неуклонно растет благосостояние советского народа и доросло до того, что по жизненному уровню СССР оказался среди промышленно слаборазвитых стран? В чем он должен быть убежден из того, что его годами заставляли повторять: что Сталин и Берия справедливо репрессировали изменников Родины? Или что по преступным приказам Сталина изменник Родины Берия необоснованно репрессировал невинных людей? Или же, наконец, что Солженицын, написав об этом, стал изменником Родины?»

…В 1986-м – как раз в год, когда молодые экономисты впервые собрались на Змеиной горке, – менялось руководство главного партийного журнала «Коммунист». Эта смена стала одним из важных знаков начинавшейся Перестройки. Потому что все, что печаталось на страницах этого журнала, было для коммунистов истиной в последней инстанции.

«Мощным тараном, крушащим идеологические стены, – вспоминал девять лет спустя Егор Гайдар, – неожиданно становится обновленный журнал “Коммунист”, традиционная цитадель ортодоксии. Возглавлять его поставлен старый знакомый Горбачева – академик Иван Фролов».

Этот довольно-таки либеральный человек сразу же заменил из восемнадцати членов редколлегии пятнадцать. И пригласил на любую из нескольких руководящих должностей известного экономиста и публициста с полу диссидентской репутацией, долгие годы опального Отто Лациса. И Лацис стал членом редколлегии, курирующим экономический отдел журнала.

«А отдела не было, – пишет Лацис, – ушел прежний заведующий, ярый апологет “социалистического планового хозяйства”, ушла с ним почти вся его команда».

Нового заведующего Лацис долго не мог подобрать – нужен был человек «с научными регалиями, хотя бы кандидат экономических наук, иначе ему было бы трудно разговаривать с многочисленными профессорами марксистско-ленинской политэкономии, а нередко – и с академиками, желающими донести до читателей дорогую им истину непременно в директивном журнале. И в то же время требовался журналист, редактор – ведь работа в журнале прежде всего литературная. Человека с такой квалификацией найти нелегко».