Хрупкое сердце - Бонкимчондро Чоттопаддхай

Вернувшись в гарем, наваб позвал Шойболини и сказал:

— Твой муж пока не освобожден. Англичане увезли его в Калькутту. Но я распорядился, чтобы в Муршидабаде их задержали. Сейчас ты...

— Простите болтливую женщину, — перебила его Шойболини, молитвенно сложив руки, — но почему нельзя сейчас же послать за ними погоню?

— Несколько человек не смогут одолеть англичан. А для многочисленного отряда нужна большая лодка. И потом оставят ли англичане в живых своих пленников, если узнают, что мы послали за ними погоню? А в Муршидабаде у меня есть надежные слуги, они смогут захватить их хитростью.

Шойболини чувствовала, что красота помогает ей. Именно поэтому наваб верит ей и проявляет к ней такое внимание. Иначе зачем бы он стал объяснять ей все это? Осмелев, она снова обратилась к навабу:

— Умоляю простить меня, но, если вы так добры к беспомощной женщине, выслушайте еще одну ее просьбу. Моего мужа легко освободить — он сам очень храбрый человек. Если бы у него было тогда ружье в руках, англичане никогда не смогли бы схватить его. Поэтому, если кто-нибудь сможет передать ему оружие, он и сам освободится, и других освободит.

— Ты — женщина и, видно, совсем не знаешь англичан, — улыбнулся наваб. — Кто сможет передать оружие на английскую лодку?

Шойболини опустила голову и тихо произнесла:

— Если вы разрешите и мне удастся достать какую-нибудь лодку, я это сделаю.

Наваб громко рассмеялся, и Шойболини нахмурилась.

— Господин! — решительно сказала она. — Если я погибну — не беда. Кому до этого дело? Если же мне удастся передать ему ружье, я добьюсь своей цели, а вы — своей.

Глядя на серьезное лицо Шойболини, наваб подумал, что перед ним стоит необыкновенная женщина. «А вдруг она погибнет? — размышлял он. — Но какое мне, в конце концов, дело? Если она сумеет передать оружие — хорошо, нет — их освободит Мухаммед Таки Хан в Муршидабаде».

— Ты отправишься одна?

— Я женщина, и одной мне было бы трудно, — ответила Шойболини. — Если вы так добры ко мне, прикажите служанке и стражнику сопровождать меня.

Немного подумав, наваб приказал позвать сильного, храброго и преданного ему евнуха по имени Мошибуддин. Когда тот вошел и поклонился, Мир Касим обратился к нему:

— Ты отправишься вместе с этой женщиной. С вами будет еще служанка-индуска. Оружие возьмешь, какое скажет эта женщина. Берите маленькую быстроходную лодку и сейчас же отправляйтесь в Муршидабад.

— Что нужно делать? — спросил Мошибуддин.

— Все, что она прикажет. Ты должен относиться к ней, как к бегум. Если встретишь Долони, доставишь ее ко мне.

После этого Шойболини и Мошибуддин поклонились навабу, как этого требовал обычай, коснувшись рукой пола. Правитель улыбнулся и сказал Шойболини на прощание:

— Помни, биби, если когда-нибудь попадешь в трудное положение, обратись к Миру Касиму.

Шойболини снова поклонилась, подумав про себя: «Непременно воспользуюсь этим предложением. Я приду, чтобы вы решили мой спор с Рупаши».

Мошибуддин нашел лодку и погрузил в нее все оружие, которое выбрала Шойболини: ружья, пули, порох, пистолеты, сабли и кинжалы. Спросить, для чего все это нужно, он не осмелился. Мошибуддин решил, что эта женщина — вторая Чанд Салтана[108].

В ту же ночь они отправились в путь.

Она плачет

Взошла луна. У берегов Ганга простирались широкие песчаные отмели. При лунном свете они сияли серебром, а воды Ганга казались совсем темными. Темно-синяя Ганга, темно-зеленые леса на берегу, а над головой — синее небо, словно усыпанное драгоценными камнями. В такие минуты множество мыслей рождается в душе человека. Мир кажется бесконечным и река тоже кажется бесконечной: сколько ни смотришь вдаль, конца не видно. Не так ли исчезает человек в неведомом будущем? Внизу — бесконечная река, по сторонам бесконечная песчаная пустыня, на берегах бесчисленные деревья, над головой бездонное небо с гирляндами звезд, которым нет числа. Разве может в такие минуты человек не почувствовать себя мелкой крупинкой этого беспредельного и удивительного мира? Разве человек не подобен любой из песчинок отмели, в которую уткнулись привязанные к пристани лодки?

Лодок много. Среди них одна большая, пассажирская. Ее охраняют два сипая с ружьями на плече, они стоят неподвижно, словно статуи. В каюте при свете изящной хрустальной люстры в роскошных креслах среди картин, безделушек и других дорогих вещей сидят несколько сахибов. Двое играют в шахматы, третий пьет вино и читает, четвертый играет на каком-то инструменте.

Внезапно ночную тишину прорезал громкий плач.

Амиат, объявляя Джонсону шах, спросил:

— Что это?

— Сейчас кто-то проиграет, — ответил Джонсон, продолжая обдумывать очередной ход.

Плач стал громче, и в ночной тишине от него становилось как-то жутко.

Амиат, оставив игру, вышел на палубу и осмотрелся. Однако никого поблизости не заметил. Не увидел он и погребальных костров[109]. Между тем плач доносился откуда-то с берега.

Амиат сошел с лодки и направился в ту сторону, откуда слышался плач, и вскоре обнаружил, что кто-то сидит на песке. Амиат подошел ближе и увидел женщину.

— Кто ты? Почему ты плачешь? — спросил он ее на хинди.

Та не поняла его и заплакала еще сильнее. Амиат повторил свой вопрос, но она опять ничего не ответила. Тогда он знаками объяснил, чтобы она следовала за ним. Женщина поднялась и, не переставая плакать, пошла за ним. Это была грешница Шойболини.

Она смеется

Войдя в каюту, Амиат обратился к Гольстону:

— Эта женщина сидела одна на берегу и плакала. Меня она не понимает, а я не понимаю ее. Поговори с ней ты.

Гольстон знал немногим больше Джонсона, но среди англичан считался знатоком хинди. Он подошел к женщине и спросил:

— Кто ты?

Шойболини ничего не ответила и опять заплакала.

— Почему ты плачешь? — снова спросил Гольстон.

Шойболини продолжала плакать и по-прежнему ничего не отвечала.

— Где твой дом? Зачем ты пришла сюда?

Шойболини молчала.

Гольстон вынужден был признать свое поражение. Видя, что женщина их совсем не понимает, англичане решили отпустить ее. Но она продолжала стоять, не двигаясь с места.

— Судя по одежде, она бенгалка. Нужно позвать какого-нибудь бенгальца, — предложил Амиат, — пусть он поговорит с ней!

Почти все слуги у сахиба являлись бенгальцами-мусульманами. Амиат позвал одного из них и велел поговорить с женщиной.