Да, та самая миледи - Юлия Галанина

В нашей семье первые уроки правильной речи я получила именно от Жерара.

— Неделю спустя она обольстила сына тюремщика и бежала. Священник был приговорен к десяти годам заключения в кандалах и к клейму. Я был палачом города Лилля, как подтверждает эта женщина. Моей обязанностью было заклеймить виновного, а виновный, господа, был мой брат! Тогда я поклялся, что эта женщина, которая его погубила, которая была больше, чем его сообщницей, ибо она толкнула его на преступление, по меньшей мере разделит с ним наказание. Я догадывался, где она укрывается, выследил ее, застиг, связал и наложил такое же клеймо, какое я наложил на моего брата. На другой день после моего возвращения в Лилль брату моему тоже удалось бежать из тюрьмы. Меня обвинили в пособничестве и приговорили к тюремному заключению до тех пор, пока беглец не отдаст себя в руки властей. Бедный брат не знал об этом приговоре. Он опять сошелся с этой женщиной; они вместе бежали в Берри, и там ему удалось получить небольшой приход. Эта женщина выдавала себя за его сестру. Вельможа, во владениях которого была расположена приходская церковь, увидел эту мнимую сестру и влюбился в нее, влюбился до такой степени, что предложил ей стать его женой. Тогда она бросила того, кого уже погубила, ради того, кого должна была погубить, и сделалась графиней де Ла Фер…

…Если человек очень хочет поверить, он поверит.

Жерар был прав, когда говорил это в ответ на мои сомнения.

Пять человек, изображающих суд, находящихся в здравом уме и твердой памяти, охотно съели все, что он им предложил, и ни у одного не зародилось даже тени сомнения, каким это образом, находясь в столь тесных отношениях с одним мужчиной, я выдала себя за невинную девушку с другим. Да будьте уверены, не обнаружь после первой брачной ночи граф де Ла Фер на простыне все признаки моей девственности, я очутилась бы на том дереве еще раньше. Ах да, я забыла, я же демон! И тот, кого я бросила, ни полслова графу не шепнул, безропотно нас обвенчал и исчез, какое редкостное благородство со стороны человека, которому искалечили жизнь!

Никто не знает людей так, как палач, прав был Жерар, ох как прав!

Де Ла Фер кивал, подтверждая слова человека в красном.

— Тогда мой бедный брат, впав в безумное отчаяние и решив избавиться от жизни, которую эта женщина лишила и чести, и счастья, вернулся в Лилль. Узнав о том, что я отбываю вместо него заключение, он добровольно явился в тюрьму и в тот же вечер повесился на дверце отдушины своей темницы. Впрочем, надо отдать справедливость — осудившие меня власти сдержали слово. Как только личность самоубийцы была установлена, мне возвратили свободу. Вот преступление, в котором я ее обвиняю, вот за что она заклеймена!

Спасибо, брат, тебя единственного я выслушала с удовольствием.

— Господин д'Артаньян, — перешел к заключительной части суда Атос. — Какого наказания требуете Вы для этой женщины?

— Смертной казни, — ответил д'Артаньян.

Браво, мой мальчик! Только и ты имеешь полное право занять рядом со мной скамью подсудимых, крылья твои совсем не белы.

— Милорд Винтер, какого наказания требуете Вы для этой женщины?

— Смертной казни!

Сбылись твои чаяния, дорогой брат, не стою я теперь между тобой и миллионом. Но и ты не ангел, а такой же виновный, как я.

— Господин Портос и господин Арамис, Вы судьи этой женщины. К какому наказанию присуждаете Вы ее?

— К смертной казни.

А мне кажется, громкое слово «суд» тут совершенно излишне, расправа — она всегда расправа.

— Шарлотта Баксон, графиня де Ла Фер, леди Винтер, — поднял руку Атос, — Ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и Бога на небе. Если Вы знаете какую-нибудь молитву, прочитайте ее, ибо Вы осуждены и умрете.

Да, дорогой супруг, да, для Вас я так и осталась грязью на сапогах, которую надо стряхнуть. По-прежнему ни один благородный кавалер и пальцем не пошевелил, чтобы узнать, как же оно было на самом деле.

Единственный человек в мире до конца выяснил все подробности, ничему не веря на слово, но и не покладая рук в поисках правды, и существует только одно преступление, за которое я несу здесь наказание, — подстрекательство к убийству Бекингэма; оно было сделано по его поручению.

Но и сейчас я считаю то, что он делает, на голову лучше, чище и в конечном итоге благороднее мелких поступков всех этих людей вокруг!

Людей, которые кичатся своим благородством, но вешают жен, словно падаль, на деревьях без суда и следствия.

Людей, которые заявляют, что, кроме чести и гордости, у них ничего нет, а лезут в постель к женщине, без тени сомнения выдавая себя за другого человека, вмешиваясь в чужую любовь и изменяя своей.

Людей, которые ради рент и титулов готовы сжить со свету всех своих родственников.

Людей, что охотно живут за счет женщин, будь они прокуроршами или герцогинями, но все равно считают их грешными, слабыми созданиями, стоящими куда ниже благородных кавалеров.

Во мне, как в зеркале, отразились все их поступки, и, уличенные, они готовы совместно разбить это зеркало, потому что компанейская вина куда легче вины персональной.

Так пусть умрет коварная миледи, пусть очистит этот мир от своего грязного присутствия и оставит благородных людей строить честную, чистую и правильную жизнь!

Теперь надо встать с колен. Начинается самое интересное.

Человек в красном вывел меня из дома.

Мушкетеры и дорогой брат вышли вслед за нами, их слуги последовали за господами.

Дом стоял распахнутый настежь, пустой, как и раньше, лишь чадила лампа на столе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

МАЛЕНЬКАЯ РЕЧКА ЛИС

Пока судили и рядили, время приблизилось к полуночи.

Гроза утихла, тучи собрались в одной части неба, словно отступающая армия.

Стремительно стареющая луна вставала за городком Арманть-ер, делая его дома, крыши и ажурную колокольню плоскими, словно вырезанными из черной бумаги.

Впереди катил свои серые воды Лис, другой его берег был чужой страной. Там виднелись темные купы деревьев. Над ними клубились облака цвета багровой одежды лилльского палача.

По левую руку от нашей маленькой компании замерла старая, заброшенная мельница, крылья ее поникли.

Мы шествовали по равнине, направляясь к реке. Слева и справа от дороги темными корявыми пятнами выступали низкорослые деревья.

За рекой продолжали неистовствовать молнии, пропарывая дыры в багряном плаще облаков. Нацелованная дождем земля раскисла, была влажная и податливая, сильно пахли травы.

Два лакея держали меня за руки и вели впереди всех.

Жерар шел за ними. Затем мушкетеры и Винтер, замыкали шествие остальные слуги.

Надо было повеселиться напоследок. Кто же добровольно идет на смерть?

— Вы получите по тысяче пистолей каждый, если поможете мне бежать! — шепнула я ведущим меня лакеям. — Но если Вы предадите меня в руки Ваших господ, то знайте: у меня здесь поблизости мстители, которые заставят Вас дорого заплатить за мою жизнь!

Слуги заколебались.

Атос, услышавший, что я говорила, быстро подошел к нам.

— Смените этих слуг, — скомандовал он. — Она что-то говорила им, на них уже нельзя полагаться.

Правильно, нельзя.

Лакеи, шедшие в арьергарде, переместились в авангард.

Вот и мой маленький Лис, как я его люблю еще с детства!

Когда мы дошли до берега, лилльский палач, опять в плаще и маске, начал связывать мне руки и ноги. Мушкетеры ждали, слуг отослали назад, чтобы посторонних сейчас не было.

Теперь мне предстояла самая сложная в жизни задача. И сделать ее надо было грамотно.

— Вы подлые, вы презренные убийцы! — завопила я. — Вас собралось десятеро, чтобы убить одну женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!

— Вы не женщина, — холодно бросил граф де Ла Фер. — Вы не принадлежите к человеческому роду. Вы демон, вырвавшийся из ада, и мы заставим Вас вернуться на свое место.

— О, добродетельные господа, — разнесся над несущей воды рекой мой крик. — Имейте в виду, что тот, кто тронет волосок на моей голове, в свою очередь будет убийцей!

Мушкетеры дружно взглянули на человека в красном.

— Палач может убивать и не быть при этом убийцей, — как всегда безупречно логично ответил Жерар. — Он последний судья и только. Nachrichter, как говорят наши соседи-немцы.

Мужчины внимательно смотрели, как он стягивает веревку на моих ногах.

— Но если я виновна, если я совершила преступления, в которых Вы меня обвиняете, — прорычала я, — то отведите меня в суд! Вы ведь не судьи, чтобы судить меня и выносить мне приговор!

— Я предлагал Вам Тайберн, — оттер цлечом Атоса и выступил вперед дорогой брат. — Отчего же Вы не захотели?

— Потому что я не хочу умирать! — объяснила я ему и пообещала: — Я поступлю в монастырь, я сделаюсь монахиней.

Жерару, видимо, не нравилось то время, когда я воспитывалась в монастыре.