В движении вечном - Владимир Колковский

Вот и попытаемся произвести сейчас своеобразное биологическое дифференцирование, не пытаясь уловить неуловимое. То первичное, и то, что теперь неузнаваемо размыто за миллиарды лет дарвиновским естественным отбором.

Наша цель ведь не в этом.

Наша цель — выделить то общее, вследствие чего эволюция успешно продвигает сразу две намеченные цели. А именно: прогрессивное движение вперед и бесконечное многообразие биологического мира на планете.

Итак, этап первый:

1. Миллиарды лет назад на планете, в какой неуловимый момент каким-то удивительным образом возникло то, что сейчас мы назовем «про ДНК».

Структура ее была такова, что она могла освоить только двадцать две аминокислоты из всех имевшихся в окружающей среде и только с левой симметрией. Начался бурный процесс размножения этих первичных ростков жизни, а многочисленные мутации тут же ввели в действие дарвиновский естественный отбор — именно благодаря ему происходит дальнейшее поступательное накопление прогрессивных факторов выживания (так называемая «микроэволюция»). Происходит до некоего принципиально иного качественного подуровня.

Направляющая организующая сила зажгла искру жизни из неживой материи. Сделав необходимое дело, она некоторое время, словно только наблюдает пассивно за ходом эволюционного процесса со стороны.

И больше живое из не живого не возникает. Не возникает никогда за миллиарды последующих лет. Второй раз искра жизни на то, что осталось позади, на неживое — уже не падает никогда.

Почему за миллиарды и миллиарды лет вероятностный скачок произошел только однажды?

Итак, возникновение из неживого живого — первый организующий скачок. Далее:

2. Естественный отбор последовательно усовершенствует первичную «проДНК», подводя ее ко второму качественному подуровню. Наконец, опять же в некий неуловимый момент падает искра, происходит второй организующий скачок. А далее прежний сценарий: то, что осталось позади уже не интересует направляющую силу, оно за чертой, оно изменяется только в рамках естественного дарвиновского отбора, расщепляясь на множество подвидов. Но! — принципиальный скачок то, что осталось позади уже не совершает никогда.

Почему, если это процесс сугубо вероятностный?

3. Точно по такому же сценарию эволюционный процесс про-должался и в дальнейшем вплоть до homo sapiens. После второго скачка дарвиновский естественный отбор опять же расщепляет со временем принципиально новое на множество подвидов, подводя последовательно к третьему качественному скачку и… снова искра, и снова черта.

Позади этой черты что-то совершенствуется непринципиально в рам-ках микроэволюции, что-то вымирает, что-то даже регрессирует. Эти три известных фактора неузнаваемо размывают первый, второй и бесчисленные последующие подуровни-черты, неузнаваемо размывают и то, что остается позади каждой черты. Заметными в результате остаются только следующие, основные этапы: ДНК — клетка — многоклеточные — разум.

И снова изворот наизнанку, и снова бесчисленное количество раз слепая монетка лишь одной стороной.

А теперь о том, что на «наших глазах», для живого примера.

Когда-то порядка десяти миллионов лет назад из некоторого количества видов человекообразных приматов все тем же неуловимым до мистики образом выделился первичный гоминоид. Тот самый, первичный гоминоид, которому впоследствии было предназначено превратиться в человека разумного. Он отличался ничтожно мало от «исходного материала» — лишь на ту самую неуловимую искру, искру жизни, искру разума… Но этот первичный гоминоид двинулся неудержимо именно к разуму, а все оставшееся за порогом черты человекообразное или вымерло, или таковым и осталось…

Оставшееся за порогом черты человекообразное, несмотря на все его миллионолетние энгельсовские «труды» теперь всего лишь гориллы, шимпанзе, орангутаны, а мы… А мы, например, уже и космическое пространство штурмуем.

Искра! — загадочная до мистики искра жизни есть причина и движитель макроэволюции на планете Земля.

Ну и хватит об этом.

Мутновато получилось?

Но и обойтись никак нельзя было, ведь иначе как понять? В юные годы одно, а как под пятьдесят — так совсем с другого конца…

Впрочем, пятьдесят лет в этом смысле возраст вполне конкретный. Вот и Бродский, например, в своем поэтическом «Назидании» мудро советует:

 …Яшайся лишь с теми,  которым под пятьдесят.  Мужик в этом возрасте знает достаточно о судьбе,  чтобы приписать за твой счет еще что-то себе;  То же самое — баба.

Итак.

В этой главе упомянуто только наиболее заметное, что позволило главному герою романа определить для себя: нет, не просто! — не все так просто в этом Мире, как это хотят нам представить всевозможные диалектические материализмы.

Что-то должно быть еще.

Что?

А вот как раз об этом речь и пойдет далее.

Глава четвертая Наша доступная старица

Протяжных, извилистых стариц, этих стародавних памяток прежних неманских русел было полным-полно и в луговых окрестностях родного игнатова поселка. Так, одна из самых длинных и глубоких стариц начиналась сразу же в метрах ста за дворовым забором с луговой стороны, но в детстве Игнат бывал на ней лишь изредка. Да и какой интерес? Купаться и рыбачить было куда как сподручней на Немане, слишком уж заболоченными, заросшими далеко вширь камышом и аиром были ее берега.

Множество схожих стариц, но уже после реки Горыни было и в окрестностях той самой крохотной полесской деревушки, куда Игнат впоследствии приезжал в летний отпуск. Одна из них, тоже длинная и глубокая, словно по странному совпадению начиналась вблизи за домашним забором с луговой стороны, и, гуляя теплыми летними вечерами по безлюдным окрестностям, Игнат частенько прохаживался рядом.

Нешироким торцевым концом эта старица упиралась вплотную накрест в прямой песчаный проселок, пролегавший рядом. Здесь в по-луденный зной обычно приостанавливались напоить лошадей проезжие деревенские тележники, вследствие чего торцевой конец старицы был совершенно не таким, как у заболоченных донельзя, ее неманских сестричек. Он был совершенно сухой, песчаный, выезженный дочерна в земляные колесные колеи, со светло-серой полоской суглинка на краешке воды. Сюда на краешек прозрачного мелководья выплывали из темной глубины пиявки, и Игнат вскоре очень полюбил наблюдать за ними.

А ведь прежде он всегда и всячески избегал заболоченных мест на реке, куда мог ступить босиком и где мог зацепить ненароком одну из этих омерзительных кровососущих тварей. Но зацепить одно, а наблюдать из уютного уголка недоступно — совершенно другое: видимо, есть какое-то особое удовольствие наблюдать со стороны за всякого рода мерзостью, зная наверняка, что ей до тебя — ну никак не добраться…

Иногда их сразу не было, но и Игнат не спешил. Он тогда ожидал подолгу с нетерпеливым, пронзительным до жути любопытством. И они словно чувствовали, они появлялись в виду неизменно, проступая вдруг из темнеющих глубин медлительно извивающимися толстыми лентами, то вытягиваясь в плоскую полосчатую струнку, то сжимаясь упруго в гуттаперчевый черный комочек. И они не спешили. Они вообще не спешили никогда, скользя без усилий в тоненьком слое прибрежной воды, иногда зарываясь в болотистый ил, иногда приближаясь вплотную к самому берегу. Но за береговую кромку, за светлеющий тонкий суглинистый краешек старицы они не выползали никогда. Это был их крайняя черта, естественный предел обитания с ближней торцевой стороны.

Тихий летний вечер, первые тусклые звезды, бесконечный, вальяжно распахнутый небесный купол… Дымчатый туман над отдыхающими после знойного дня, задумчивыми луговыми просторами… Все это весьма способствует полетам мысли, и однажды вот в такой летний вечер мысль о фатальной жизненной ограниченности пиявки внезапно просто поразила Игната.

Береговой дерновый краешек, суглинистая влажная кромка… Привычные метры вперед, метры взад, метры жалкие в стороны… Граница — торец; границы — болотистые заросшие боковые берега… Вот и все, вот и весь ее жалкий предел, ей судьбой не дано одолеть даже километры длины до противоположного торцевого берега…

Ей должно бы казаться, что берега и старица это и есть весь существующий Мир, вся ее большая необъятная Вселенная… Но ведь дальше есть луг и поле, потом лес, огромные города, пустыни и льды… Земной шар и другие планеты, далекое Солнце и миллиарды световых лет космического пространства… Бесконечные по-своему и такие разные Миры, которые просто поразили бы пиявку, умей она рассуждать, своей непохожестью и странностью.