Узник моего сердца - Пейдж Брэнтли

Она говорила и говорила, вспоминая многое, что когда-то не казалось ей важным.

– А ты знал, да?

– Нет, имен не знал. Знал только, что леди – из королевской семьи. Я пытался предупредить Готье, объяснить, что кокетство хорошо только во время и после турниров, а не среди родственниц короля. Что касается меня, я предпочел бы не встречаться с ревнивым мужем, который может схватить меня за руку как раз тогда, когда она под юбкой его жены. Так и руку можно потерять. Особенно, если голова ревнивого мужа увенчана короной. Но Готье не слушал, называл меня моралистом. В день ареста я был у него. Готье писал письмо. Помню первую строчку: «Обожаемая королева моего сердца…» Я думал тогда, что письмо адресовано тебе, поскольку ты жена старшего сына короля. Но, как видишь, ошибался.

Но даже сейчас Николетт не хотела верить в то, что Жанна и Бланш действительно виновны.

– А что касается колец… Их подарила Изабелла. Именно она и ее ужасные братья решили поймать нас в ловушку, подослав своего человека, который объявил кольца призами в невинной игре!

– Думаю, причина всего – Изабелла, – громко сказал Лэр. Раньше это не приходило ему в голову. Если жены ее братьев будут сосланы, то шансов, что появится законный наследник, не так уж много. И после смерти братьев кто окажется ближе всех к трону? Ребенок Изабеллы.

Николетт посмотрела на него со слезами на глазах.

– Но для нас это не важно. Меня заберут в монастырь, я умру для мира, а ты останешься здесь, пока не превратишься в дряхлого старика. Мы больше никогда не встретимся.

– Умру для мира… – задумчиво повторил Лэр, заключив Николетт в объятия. – Возможно, это решение. Если королевской пленнице суждено умереть, то не будет необходимости постригаться в монахини, а Одетта, ее преданная служанка, станет свободной. Что ты на это скажешь?

– Но никто не поверит!

– А почему, нет? Все верят, что ты Одетта.

– Но если приедет кто-то из дворца, они увидят, что…

– А что они увидят? Только могилу!

Смесь снега и дождя засыпала Париж. К торговым судам, прибывавшим на пристань у Гревской площади, шли таможенные офицеры, грузчики, купцы. На улицах было не то, чтобы малолюдно, но и не слишком шумно. У аптекарского магазина на Пти Пон ученик лекаря готовил травяные настойки и мазь от ожогов, добавляя к настойкам поросячий навоз.

Во дворце Сите Изабелла нежилась, созерцая роскошный балдахин над кроватью. По сравнению с провинциальным английским двором в Вестминстере и с апартаментами Изабеллы в Лондонском Тауэре, французский королевский двор, казалось, блистал роскошью.

Новости о том, что невесток короля должны постричь в монахини, настолько разожгли любопытство Изабеллы, что она решила покинуть Англию. Она без труда убедила своего волокиту-мужа в том, что должна отправиться во Францию в связи с землями в Понтье, которые отец отписал ей в приданое. Ей даже удалось уговорить мужа отпустить с ней сына, юного Эдуарда, наследника английского престола.

Несколько лет назад Изабелла решила, что сын также должен стать королем Франции. Она знала, что родит сына еще тогда, когда ребенок впервые шевельнулся в ее чреве. И сейчас Изабелла была полна решимости отобрать трон у своих слабовольных братцев.

Роскошная комната, в которой она возлежала на богато расшитой кровати, была обита шелком с золотыми нитями. Изабелла унаследовала любовь к роскоши, к блеску от отца – наряду с его ненасытной жадностью.

Служанка принесла на подносе вазу с засахаренными фруктами. Прежде чем отослать девушку, Изабелла приказала позвать мадам, отвечающую за ее гардероб. Затем светлые глаза Изабеллы впились в другую служанку, которая растирала ее ноги ароматным маслом.

– Осторожнее! – прошипела Изабелла. – Ты неуклюжа, как корова!

Над рекой гуляли ветры. По нежной коже Изабеллы пробежала дрожь. Даже в теплой комнате чувствовалось дыхание холодной речной воды.

– Ой! – вскрикнула Изабелла и быстро ударила служанку пальцами ноги. – Глупая крестьянка, перед тобой моя нога, а не тесто!

В этот момент в дверях появилась мадам Борэн, которая исполняла обязанности няни. Она привела маленького Эдуарда. Пухленький, розовощекий ребенок был разодет воистину, как принц. Изабелла улыбнулась сыну и протянула засахаренный фрукт.

– Он хорошо ест? – спросила она мадам Борэн. – Тепло ли в его комнате?

Получив удовлетворительные ответы, Изабелла посчитала, что материнский долг исполнен. Поцеловав ребенка несколько раз, она сказала:

– А теперь можете увести малыша. Маленький горшочек с ароматным маслом выскользнул из рук служанки и ударил по ступне Изабеллы.

– Достаточно! – взвизгнула та. – Убирайся, негодяйка! Наверняка, останется царапина.

Побледневшая девушка выбежала из комнаты.

– Серафина!

Худая, узколицая женщина, сидевшая у камина, встала и подошла к госпоже.

– Мадам, – она присела в реверансе.

– Приведите в порядок мое платье, – приказала Изабелла. – И можете, наконец, пригласить человека, который ждет за дверью.

Через несколько секунд Станис Рапе, алхимик и астролог, появился в комнате и склонился в низком поклоне. Затем поднял голову и посмотрел на Изабеллу: красива холодной царственной красотой – величественная блондинка, роскошное тело. Но все же было в ее красоте что-то пугающее. «Этот жесткий рот? – подумал Рапе. – Крупная нижняя губа и более тонкая верхняя свидетельствуют о чувственности и жестокости».

Изабелла улыбнулась странной улыбкой.

– Ты принес то, о чем мы говорили?

– Да, – отозвался Рапе, вынимая из огромных рукавов разноцветного балахона изящную серебряную чашечку с крышкой. Он откинул крышку. В чашечке поблескивал и переливался серый ртутный порошок. Рапе называл эту смесь «змея фараона», заверяя богатых клиентов, что действие порошка намного сильнее, чем яд той змеи, от которого когда-то погибла Клеопатра.

Изабелла надеялась, что «змея фараона» сможет уничтожить ее жертвы – быстро, почти молниеносно. Она задала Рапе еще несколько вопросов о качестве яда, затем ее лицо озарилось странной, злобной улыбкой.

– Серафина! – крикнула она. – Приведи ту девушку, которая массировала мне ноги!

Несколько дней спустя сильные порывы ветра – предвестники долгой зимы – согнали в кучи опавшую листву. Худая женщина, закутанная в серый плащ, торопливо пересекла площадь перед церковью Святого Юлиана и прошла сквозь железные ворота в садик перед домом сборщика налогов Жерома де Маржинея. Не успела она протиснуться сквозь толпу посетителей, ожидавших в коридоре, как молодая девушка-служанка подошла к ней и провела вверх по лестнице в глубь дома. Узкие ступени привели в комнату, где сидела Агнес де Маржиней, разложив на коленях шитье. Как только служанка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, Агнес воткнула иголку в подушечку и спросила: