Америка — как есть - Владимир Романовский

Ну тогда давайте выпьем за здоровье Калинина.

Неизвестно, оценил ли Сталин водевильную шутку. Чувство юмора у него, как и у Черчилля, было примитивно-мещанское. Возможно, Черчилль тоже не понял. К тому ж пренебрегли королем.

Американские войска на подходе к Парижу расступились и из дипломатических соображений позволили французскому контингенту, наскоро составленному из сил Сопротивления и военных в изгнании, взять столицу.

Это только из сегодняшнего далека кажется, что любой нормальный француз предпочел бы, чтобы от немцев Париж освободил бы Рузвельт, а не Сталин. А тогда, в конце войны, далеко не все выглядело так гладко. Советский Союз все еще был светлой мечтой прогрессивно-эволюционной части человечества, даже в Америке — о Франции и говорить нечего, она всегда прогрессивнее всех.

Как-то попав, полвека спустя, на празднование освобождения Парижа, я поймал себя на том, что глупо улыбаюсь. Величественный Отель де Вилль, тот самый, где Людовик и Анна принимали когда-то участие в Марлезонском Балете, затянут был в огромный флаг Французской Республики. На площади перед зданием присутствовали в большом количестве немецкие туристы с фотоаппаратами. Ни американских, ни английских флагов нигде не было видно. И молчали в Нормандии десятки тысяч могил с лежащими в них американскими сопляками, отдавшими в далеком 1944-м году жизнь — вот уж трудно сказать, за что именно. Теперь уже — трудно.

Все эти громкие события политического и военного характера заслонили главное, а именно — в 1940-м году хоккейная команда Нью-Йорк Рейнджерз выиграла Кубок Стенли. В финале ньюйоркцы играли с Торонто. По крайней мере три матча из семи должны были состояться в нью-йоркском Мэдисон Сквер Гарден — в то время, до переезда, совершенно роскошном здании. Но не состоялись — арену занял гастролирующий цирк. Дирекция арены, видимо, не рассчитывала на такое резвое продвижение городской команды в кубковом турнире. И пришлось все матчи играть в Торонто. Болельщики следили за играми по радио.

Следующий кубок Рейнджеры выиграли только пятьдесят четыре года спустя. В восьмидесятых болельщики соседних Айлендерз, суперкоманды, команды-династии, скандировали на матчах с Рейнджерами — «1940! 1940!»

Рузвельт не дожил до окончания войны. Отдыхая в Уорм Спрингс и собираясь на конференцию в Сан-Франциско, где он должен был благословить свое детище — Организацию Объединенных Наций — он сидел в кресле и подписывал какие-то депеши, в то время как художница Элизабет Шуматофф рисовала его портрет. Его хватил удар, он потерял сознание и умер, спустя несколько часов.

Харри Труман, вице-президент, заступил на новую должность.

Этот человек был очередным исключением в американской политике — недоучился в свое время. И хотя за время общения с людьми образованными он много познал и многим воспользовался, своим простым происхождением и отсутствием достойного диплома он любил бравировать. Тем более что это было очень даже модно в то время (Русский Эксперимент не прошел для мира даром).

Была встреча американского и русского контингентов на реке Эльбе, бомбежка Дрездена (чтобы русским не достался), взятие Советской Армией, понесшей дикие потери при этом, того, что осталось от Берлина, фотография страстного матроса, целующего восхищенную медсестру в Таймз Сквер в Нью-Йорке, символизирующая окончание войны, затем, уже после этого, взятие скромным канадским контингентом Голландии (об этом почти никто почему-то не знает), взятие армией Маршала Конева Праги, парады Победы, чествования, счастье — а война тем временем продолжалась. Но было это где-то там (неопределенный жест рукой), далеко. Вне цивилизации.

Сталин решил повоевать с Японией. Оказалось, что американские силы в Тихом Океане как начали брать в 1941-м году остров за островом, так и по сей день берут. Со все увеличивающимися потерями. Но и там дело явно близилось к концу. Поворотным моментом в тихоокеанском конфликте считается битва за атолл Мидвей в 1942-м году (!). Уже американские бомбардировщики бомбили Токио, уже в Пентагоне строились планы высадки.

В Неваде прошли первые испытания атомной бомбы.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ЭВОЛЮЦИОННАЯ РОМАНТИКА

В самом начале сороковых годов Металлургическая Лаборатория Чикагского Университета, Лаборатория Радиации Калифорнийского Университета и Факультет Физики Колумбийского Университета в Нью-Йорке начали работы над совместным проектом, который частично финансировали государственные структуры.

В сорок втором году Лесли Гроувз, начальник армейских строителей, руководивший постройкой Пентагона, назначен был главой разработок нового оружия. Сам он был против этого назначения. Директором научной части он назначил Дж. Роберта Оппенхаймера, человека радикальных взглядов (разведка была против, ФБР было против, но Гроувз настоял). К делу было привлечено немалое количество физиков со всего света, включая беглых немцев, естественно. Альберта Эйнштейна наняли в качестве консультанта.

Теория Эйнштейна, равно как и последующие выкладки квантовой механики, представляет некоторый романтический интерес для людей, склонных к размышлениям об особенностях устройства Вселенной. В чисто практическом смысле опубликование этой теории привело лишь к созданию атомной бомбы и атомных электростанций. Польза от этих двух изобретений в высшей степени сомнительная.

Расщепление атома есть не что иное, как следующая ступень уничтожения структуры вещества. Уничтожение более полное, происходящее на атомарном, а не молекулярном, уровне — и поэтому получаемой энергии гораздо больше, чем при обычном сжигании. Способы применения полученной таким образом энергии малочисленны и катастрофически опасны. Поддерживание атомных электростанций в рабочем состоянии в отсутствие обслуживающих мощностей, работающих на нефти, возможным не представляется.

Две атомные бомбы, сброшенные на два японских города в 1945-м году, произвели неизгладимое впечатление на весь мир.

Дело было вовсе не в реальных данных. Вторая Мировая известна куда бОльшими разрушениями и количеством жертв, хоть мирных, хоть военных, при атаке на города — взять тот же Сталинград или Дрезден или Берлин. Касательно же тех кто находился близко и впоследствии умер, хватив дозу радиации — по миру в то время ходили несметные толпы медленно умирающих калек. То бишь в собственно гуманитарном смысле ничего особенно выдающегося в хиросимском инферно не было. Бывало лучше и бывало хуже.

Всех поразил именно драматический аспект ситуации — бомб было всего две штуки.

При таком раскладе воевать было совершенно бессмысленно. Японцы сдались сразу.

Что было бы, если бы эти две бомбы не состоялись — во всяком случае, тогда?

Много разного. Неизвестно, больше или меньше было бы человеческих жертв. Император настроен был сопротивляться до конца, как Гитлер, только еще упорнее. Имелся ядовитый военный газ, наверняка ждавший американцев по высадке (и наверняка американцы имели на этот случай свои запасы всего того же самого). Собственно, количество возможных жертв во время вторжения и было основным аргументом в пользу атомной атаки.

Но, несомненно, военный авантюризм в своем все еще классическом виде продолжался бы без этих бомб еще какое-то время. И, безусловно, рано или поздно кто-нибудь попробовал бы атомную бомбу в действии. Возможно более мощную.

Побежденные сидели во Дворце Справедливости в городе мейстерзингеров Нюрнберге. Их судили, применяя законы, о существовании которых мир ранее не слышал. Удивительно, но ничего толкового и интересного не было сказано ни со стороны победителей, ни со стороны побежденных. Ну разве что Иона Никитченко, судья из Советского Союза, мещанского сословия и с плохим воспитанием (к этому стали привыкать во всем мире, что, мол, Советским Союзом правят агрессивные мещане) говорил вещи, от которых у остальных участников краснели уши (не у немцев — эти, побежденные, сами были того же сословия). К примеру, такая фраза — «Если мы тут будем объективничать, это замедлит процесс». Одним из пикантных аспектов биографии Никитченко было его участие в показательном суде в 1937-м и 1938-м году в Москве. В частности, именно он вынес приговор Зиновьеву.

Собственно на процессе этом настоял именно Сталин, любивший политическую драматургию, на той самой конференции в Ялте. Черчилль хотел просто сослать побежденных куда-нибудь, где бы их заставляли трудиться (!!), или расстрелять по-тихому, и Рузвельт был не против такого оборота дел. Но Сталин, развлекавшийся показательными процессами сам, решил поделиться опытом с союзниками и убедил их, что процесс будет весьма поучительный (то бишь, будет, чем поразвлечься).

Прогрессивный мир согласно кивал отупевшими идеологическими лицами. После этого процесса борьба с нацистами и фашистами приняла наконец-то общемировой характер. Пресса и телевидение смело борются с ними до сих пор. Это очень удобно — бороться с несуществующим противником — победа гарантированна.