Песня моряка - Кен Кизи

— Да, сэр, лучшая в мире, первый класс, — продолжал повторять Кармоди, но Айк видел, что старик уже начинает уставать от этого. И когда капитан подошел к ним в очередной раз, чтобы выяснить, нравятся ли янки специально нанятые танцовщицы — «Из школы гейш в Киото — лучшие танцовщицы в мире. Разве не красотки?» — Кармоди наконец не вытерпел.

— При всем моем уважении, сэр, — прокричал он в ответ с идеальным британским акцентом, — в мире есть танцовщицы и получше.

— Правда? — вспыхнули глаза у павлина. — Кто же, например?

— Ну, например, сидящая здесь дама.

— Эта женщина? — капитан обратил свой взор на Вилли, которая расплылась в улыбке и учтиво кивнула ему в ответ.

— Именно. Эта женщина, — подтвердил Кармоди. — Самая лучшая в мире. Разве не красотка? — И он вывел улыбающуюся Вилли на площадку, чтобы доказать это. Все замерли, понимая, что вызов принят и что эта потрепанная временем пара ни за что не уступит. Они станцевали твист, потом танго и даже польку. И присутствовавшие янки тоже поняли, что их бортинженер из Техаса действительно великолепная танцовщица, может, не лучшая в мире, но вполне способная поспорить с узкоглазыми красотками; похоже, эти каблуки были знакомы не с одной танцевальной площадкой. Но в конечном счете победительницей оказалась не она, а Кармоди, который с честью закончил танец в одиночестве в центре салона. Кармоди танцевал с такой страстью, что все расступились. Расчистив себе место, он начал исполнять хорнпайп — и на это чудо стоило посмотреть. Даже оркестранты перестали играть. Айку уже доводилось несколько раз видеть этот спектакль, но это было много лет тому назад в маленьких тусклых пивных барах, которые не шли ни в какое сравнение с этой ослепительной сценой и международной значимостью происходящего. Танец начинался с простого движения — пятка — носок, пятка — носок и выброс ноги. Иногда Кармоди сопровождал этот выброс хлопком, иногда ударял противоположной рукой по ступне. Ноги задирались все выше и выше, а движения рук становились все более размашистыми. И каждый раз, когда казалось, что он уже выдохся, он поднимал воображаемую юбку и кружился на цыпочках, чтобы потом с еще большим топаньем, гиканьем и улюлюканьем вернуться к прежнему па.

И корейцы, и гости были абсолютно потрясены: это была великолепная демонстрация ритма, силы и откровенного торжества, вдвойне поразительная для человека такого возраста. Но еще большее впечатление на зрителей произвело его пузо, его безразмерное брюхо. И когда Вилли, утомившись, вернулась на место, Кармоди продолжал танцевать со своим собственным животом, словно этот огромный твердый глобус был его партнершей. Он был его музой, его источником энергии, его вдохновением. Он был осью и средоточием его безумного вихревого танца. И при этом его живот оставался практически неподвижным, невесомо паря в трех футах над полом. Все взмахи, хлопки, топанье и дрыганье происходили вокруг этого парящего шара, как бушуют волны вокруг покачивающегося железного буйка. Казалось, он оставался на месте даже тогда, когда Кармоди принимался бешено кружиться. Это был истинно моряцкий танец, исполненный с настоящим моряцким чувством равновесия, которое выработалось за долгие годы работы на раскачивающейся палубе. Брюхо Кармоди стало его гироскопом, и сколько бы ни старались волны, он готов был принять их вызов. Закончив танец, он рухнул на пол, раскинув руки и ноги, и казалось, от его лысины пошел пар. Когда овации затихли, капитан снял свою шляпу и объявил сначала по-корейски, а потом на чистейшем английском, что японская танцевальная школа Киото отныне не может считаться лучшей в мире:

— Отныне эта честь будет принадлежать достопочтенной аляскинской школе в…? — он умолк, и его черные брови поползли вверх.

— Квинаке, — гордо произнес Нельс Каллиган.

— В Квинаке! — повторил капитан и водрузил шляпу на потную лысину Кармоди.

Все были настолько возбуждены, что даже дипломаты, отставив свой чай, поднялись и принялись аплодировать. Капитан бесплатно заправил топливом лодку гостей в качестве жеста доброй воли, а на прощанье вручил им корейский флаг. В вихрях пены они отбыли навстречу занимающейся заре под грохот фейерверков, а на процессорной башне в это время зажглись огромные буквы «КВИНАК».

— Что все это значило? — осведомился Билли, когда база скрылась вдали.

— Это был подарок, мистер Беллизариус, — объяснил ему Арчи Каллиган.

— Мы сегодня одержали победу.

Первые лучи солнца осветили извилистую линию берега на востоке. Величественный силуэт Кармоди высился на капитанском мостике за штурвалом. Плюмаж его новой адмиральской шляпы живописно трепетал на ветру. Айк улыбнулся и покачал головой, чувствуя, как его сердце непроизвольно наполняется гордостью.

— Куда теперь, капитан?

— Вообще-то, возлюбленные, я подумываю о Барбадосе, — величественно ответил Кармоди. — Бортинженер Хардасти, возьмите курс на юг к Малым Антильским островам.

— На юг? — Нельс Каллиган был не тем человеком, который мог оценить монарший каприз. — А как же наш буек и сеть?

— О Господи, — вздохнул Кармоди. Он снял шляпу и спустился вниз. — Будьте добры, мисс Хардасти, задайте курс на буй. Две трети полного хода. А я спущусь вниз и отдохну.

Идя по ветру, они вернулись к тому месту, откуда начали, через два с небольшим часа. Айк остался на палубе вместе с Билли, сделав вид, что его очень интересуют книги Кальмара, в то время как маленький гений пускал слюни и бормотал что-то невнятное во сне. Единственное, что Айку удалось выяснить, так это то, что все авторы единодушно считали: конец света не за горами, и полагали, будто в этом кто-то виноват. Ну еще бы. Зеленые обвиняли промышленников, промышленники обвиняли сельское хозяйство — «Животы все растут и растут, а площади по производству протеина продолжают увеличиваться», а сельское хозяйство обвиняло власть предержащих: «Они нарушили естественный божественный закон. Он заповедовал нам: „Идите и размножайтесь“. И тогда все бы наладилось само собой. Большая Белая челюсть Голода пожрала бы все проблемы. Но вмешались власти. И теперь все должны пожинать огненную бурю, которую посеяли эти безбожные нахлебники». Дело кончилось тем, что Айк сам начал выбрасывать эти брошюры за борт, чтобы сэкономить силы бедному вырубившемуся Кальмару.

Над рубкой раздался тревожный звон колокола, и гул двигателей автоматически начал затихать. Судя по сигналу, они приближались к цели. Первым из люка вынырнул Нельс Каллиган.

— Эти буйки стоят тысячу долларов каждый, — обиженно пояснил он Айку.

— Не говоря уже о якоре и проводах.

К тому моменту, когда из своих кают начали появляться остальные члены экипажа, компьютер перевел двигатели на холостые обороты. Айк взял бинокль и поднялся в рубку, но кроме водной глади, покачивавшейся во всех направлениях, ему ничего не удалось различить. Впрочем, даже если бы он и увидел флажок, вряд ли он смог бы к нему подобраться без ручного управления.

Последним, щурясь от солнца, выбрался на палубу Кармоди.

— Ну что, есть какие-нибудь признаки нашего сокровища?

Нестройный хор промычал нечто отрицательное. Даже Билли умудрился сказать «нет», не выходя из своего беспокойного сна. Судно окончательно остановилось. И Айк заметил, какими уставшими и помятыми выглядят лица в свете беспощадного утреннего солнца. Бравада предыдущего вечера исчезла без следа. Даже Кармоди сник. И Айк порадовался, что их сейчас не видит корейский капитан, который не преминул бы потребовать обратно свою шляпу с плюмажем.

Звук двигателей изменился, и судно дало задний ход.

— Вот он! — Вилли первой заметила флажок в нескольких ярдах от правого борта. — Я же говорила, что все получится. Можно было продолжать спать…

Нельс пропихнул багор через грузовой бугель и подтянул буек поближе к корме, чтобы брат мог поднять его на борт. Потом он отсоединил от него прожектор и закрепил сеть на лебедке.

— Тяните, — скомандовал Кармоди, — хотя я никогда не слышал, чтобы такая ловля наобум приносила большой улов.

Подобные крупноячеистые сети начали изготавливать после того, как распространились слухи о появлении фантастических глубоководных гигантов — огромных морских налимов, скатов и двухсотфунтовых сомов. Считалось, что они являются следствием мутации, вызванной катастрофой «Трезубца», и антиправительственные группировки выплачивали крупные вознаграждения каждому, кто вылавливал такого урода живым или мертвым. Поговаривали, что уже многие получили подобные вознаграждения, пока проправительственные лоббисты не начали платить еще больше, что становилось еще более выгодным. Все это были только слухи, но все, кто мог позволить себе купить глубоководную сеть с буйком, тут же ее приобрели. И это стало скорее развлечением, чем средством наживы.