Пристально всматриваясь в бесконечность - Владислав Картавцев

Опостылевшее солнце уже не привлекает, а жарит, и хочется забиться под сень гипермаркета с кондиционированным воздухом, а еще лучше, элитного бутика, чтобы облизывали. Но там вас, скорее, сначала измерят, оценят и прикинут – а что это этот нищеброд сюда приперся? – а потом уже, может быть, снизойдут.

Но мы не такие! Для посещения сего заведения мы оденемся в самые дорогие тряпки, чтобы не принимали за убогого. И покажем фигу продавцу и будем тыкать пальцем: «Человек, принеси!».

Таковы правила. Но зачем они мне? Почему я обязан, чтобы что-то купить, специально одеваться? Если в моем лице продавец, который живет на проценты, не смог разглядеть потенциального покупателя просто по факту, что я зашел к нему в магазин, то это проблема продавца. Он не получит моих денег – только и всего.

И зачем мне их правила, по которым я должен только лишь родиться, учиться, работать, прожигать жизнь в зависимости от наличия или отсутствия разнокалиберных денежных знаков, уйти на пенсию, если доживу, и умереть, разочаровавшись в мире и окружающих меня людях?

У меня есть свои правила – искать выход, победить ужас серой липкой убогой безысходности, когда все известно, и даже синематограф в формате 12-D уже не радует, но лишь навязывает симулякры.

И у меня есть свой резон не смотреть фильмы ужасов.

Послесловие по-настоящему

Двугорбый единорог

Картинка застывшего внизу профессора вдруг расплылась. Виртуальный сидящий на потолке профессор усилием воли оторвал виртуальный взгляд от себя настоящего и повернул виртуальную голову по направлению к голосу. И увидел такое, что мгновенно покрылся виртуальным потом, и его пробил виртуальный озноб.

На него умным взглядом смотрел конь. Пегий в яблоках с рогом во лбу и с двумя горбами, наподобие бактриана. И при этом хитро подмигивал и скалил зубы в подобии дружелюбной улыбки – насколько дружелюбно могут улыбаться горбатые кони.

– Господи, кто ж тебя так изуродовал? – чуть не вырвалось у профессора. Но мысль быстро умчалась куда-то вдаль – его мозги до сих пор отказывались ему служить, как раньше, и он никак не мог сформулировать, что же хочет сказать.

– Вижу, вижу, что ты обо мне думаешь, – глубокомысленно заметил двугорбый конь, кося лиловым глазом. – Ну, ничего – так это со всеми, кто меня впервые видит. Это называется культурный шок.

– Господи, надо же, какой образованный – не то, что некоторые из моих студентов! – опять попытался подумать профессор, и опять толком ничего не вышло.

– Значит, говорить не можешь? Это нормально. Мозги-то остались там внизу – у того, кто стоит и опирается на стол. А здесь у тебя – только лишь восприятие, без всякой там обработки сигналов посредством мозга.

– Господи, ему бы диссертацию писать по квантовой физике! – жалкие обрывки мыслей не оставляли попыток внести ясность в сумбурные эмоции фантомного профессора.

– Пустое это – физика ваша! – немного иронично и чуть-чуть грустно ответил конь. – Главное – свобода! Вот скажи мне, профессор, чего ты в жизни добился? Можешь не объяснять, тем более, что не получится толком. И так знаю – работал, мечтал, писал труды – а чем все кончилось? Идиотами-студентами, разваленной страной, победой капитала над трудовым элементом и сознательными пролетариями, денежными мешками о двух заплывших жиром глазках и на двух ногах? Вот, ты удовлетворен? Это ничего, что я на ты? Понимаешь, у нас так принято.

– Господи, мне он точно снится, это прямо не конь, а загробный дух Маркса какой-то! – пискнула очередная невесомая мысль и провалилась в никуда, так и не успев сформироваться в отчетливый мысленный образ.

– Вот что я тебе скажу, профессор. Вы – люди от науки все такие скучные. Формулы пишите, академиков выбираете, семинары всякие проводите. А результат – где результат-то? Вот что ты сделал, чего добился? Бомбы проектировал, ракеты, обороноспособность страны усиливал? А где твоя страна, профессор? «Сдал Горбачев твою родину американцам!», – это из «Брата-2», если что. Кстати, смотрел? Прикольно, да? Нет твоей страны и не будет уже никогда! И жизнь твоя уже почти закончилась! Ты что – с собой формулы на тот свет собрался забрать? Молчишь? Возразить-то нечего! То-то и оно. А хочешь, пойдем со мной? Я многому тебя могу научить. Ты увидишь такое, о чем даже представить не мог! Ты узнаешь все, что захочешь! Пойдешь? Там – свобода и там настоящее счастье! Ну, что тебя держит? Дети давно выросли, жена – сама по себе. Кстати, ты знаешь, что она тебе два раза изменяла – одни раз с художником, другой – с ее бывшим одноклассником на вечере-встрече 27 лет назад? Москвичка, что ты хочешь! Они без этого не могут! Эмансипе, столичная штучка! Ну что, пойдем, или тебя мой внешний вид смущает? Дескать, с конями не вожусь – болею за мясной Спартак! Шучу, шучу, вижу, что паровозы – это твое все! Кстати, ты любишь стихи?

Последние денькиПромчатся быстро.Уж садНе тот, что был весной.Уж листья опадают,ВьютсяСнежинки первые,И время уходить.Стучится в дверь.

Тихонько, не спеша,Обыденно и скучноПроходит жизнь моя.Уж виден светВ конце.

Зачем страдал,Мечтал и думал?Зачем любил,Зачем я жил?

Все это был лишь сон,Что ненадолгоОчаровал меня

Своим сияньемСвоею чудной глубинойИ светом там, где света нет.

– Понравилось? Сам написал! Видишь, не только Маркса с Каутским и Бакуниным читали, много чего еще умеем! Давай так – пойдем со мной, а все остальное – пропади оно пропадом!

…

Да, вижу – не готов. Ну ладно, бывай здоров! Передавай привет профессору Тумнову, скоро с ним увижусь. Один раз в жизни я прихожу к каждому. Моя задача – позвать на свободу. Поэтому я такой умный. Слава богу, пришлось пообщаться с вашим братом – бронированными и железобетонными главными конструкторами. На танке даже как-то ездил, на Т-34. Интересный такой, помню, у меня собеседник был – со стальной фамилией. И звали как-то интересно, то ли Иосиф, то ли еще как. Начитанный, да. Знал много, и власть, вроде, была кой какая. Да толку-то? Гикнулся в итоге, как и все. Теперь отрабатывает где-то в Африке. Ох-хо, грехи моя тяжкие! Ну, пока!

Взгляд профессора прояснился. Он стоял рядом со своим письменным столом, одной рукой опираясь на его полированную поверхность. Колени дрожали. На лбу выступила испарина, костяшки пальцев побелели от напряжения.

Мысли вновь пробрели возможность внятно и настойчиво формировать свою картину мира.

– Померещилось, – подумал профессор. – Ну, надо же, какие иногда бывают видения! Он отодвинул кресло и тяжело сел. Вынул из нагрудного кармана платок и обмакнул им лоб. Перед глазами стоял странный двугорбый конь с рогом во лбу, который беззаботно бежал по садовой дорожке среди густой листвы и улыбался чему-то.

Вдруг внезапно из глаз профессора брызнули слезы, и ему нестерпимо захотелось быть там – рядом с ним, превратившись в такого же маленького двугорбого единорога, и так же спокойно и радостно бежать, потряхивая двумя горбами, и улыбаться неведомому безбрежному счастью.