Генерал Краснов. Как стать генералом - Станислав Зверев

Меньшиков в том же 1909 г. неприятно удивлял «прогрессивным» осуждением черносотенцев, точь-в-точь по либеральному шаблону: «Бросьте афишировать вашу преданность старому отжившему строю. Не будьте большими католиками, чем сам Папа. Признайте, что старый строй, приведший страну к краху [!], перестал быть национальным. Дума гораздо более национальна, чем приказной строй с безответственностью бюрократии. Как политическая партия, правомерно действующая в рядах других организаций, вы можете стать реальной силой, но для этого вам нужно догнать жизнь, далеко ушедшую вперед и оставившую вас далеко позади».

Ничего, способного заменить приказной строй, ни одна демократия так и не придумала, только умножила в разы число бюрократов. Как ни крути, должностное лицо, действующее в рамках закона, гораздо более стеснено и ответственно, нежели парламентские болтуны, обсуждающие и голосующие. Партийные болтуны не отвечают за решение, которые они принимают — ведь исполнение спускается на этих самых «бюрократов», чиновников то есть. Важнее всего соблюдение законности как чиновниками, так и всеми гражданами, а даже тут думская неприкосновенность развязывает руки, не просто так все идут в депутаты, не для каторжной работы над законопроектами.

Выше я уже отметил, что 3-я Дума, по сравнению с разогнанными, особой пользы России не принесла. Строй остался каким был, термин «Думская монархия» отражает непомерное тщеславие депутатов, но не действительную роль Г. Думы в Российской Империи. 3-я Дума не бунтовала так открыто, как предыдущие, но непременную критику правительства не сбавляла. В. Н. Коковцов в мемуарах дает хорошее представление о том, как его, профессионала самого высокого класса, без конца донимали безответственные критиканы в стенах Таврического дворца. Россия переживала огромный экономический подъем, но что бы ни докладывал министр финансов, Думе все было плохо и все не ладилось. Дума не определяла общегосударственную политику, а была только ненужным довеском к самодержавной системе, отнимая у министров драгоценное время на разъяснение принятых решений и планов. Контрпроекты Думы были плохо обоснованы, критика малограмотна, но партийные обязательства требовали огульного осуждения правительства. Все упиралось в профессионализм — проблема не в том, что в Г. Думу выбирали не тех людей, проблема в абсурдности учреждения, неспособного все знать и уметь. Грязь межпартийных сражений, предлагаемая Меньшиковым, не стоила того, чтобы за ней гнаться.

Еще про выборную власть:

Среда. 27 апреля 1910 г. № 43.

Из 26 миллионов франков, собранных палатой депутатов (8 млн), подпиской во Франции (8), со всех стран и от иностранных монархов (10) на поддержку пострадавших от наводнения французов, «правительство израсходовало на помощь пострадавшим всего 1,5 млн франков. Итак, прогрессивная Франция дает наглядный образец, как г.г. прогрессисты, под покровом либеральных фраз и захваченной власти, распоряжаются с государственными деньгами, с пожертвованиями, вызванными искренней любовью и жалостью. Франция, отказавшаяся от веры в Искупителя мира, делается вселенским позорищем, и наглость безбожников, стоящих у кормила правления, издевается над лучшими порывами человеческой души.

И вот вдумчивые наблюдатели свидетельствуют, что во Франции «неизбежно восстановление монархии»: «Монархизм — не партия, это убежище», — сказал Делафос. В дни счастья о монархии не думали, но наступили тяжелые времена, и образ монархии является перед французами, как спасительный ковчег, под покровом которого Франция найдет спасение от бурь и невзгод».

Не одни французские монархисты исповедуют такое убеждение: немецкая газета «Кгеиzzеitипg» говорит: «Переворот в будущем неизбежен, и конечно, французы восстановят короля, а не Бонапартов: французская империя — это дитя революции». Французская империя и революция стоят рядом.

Что особенно ненавидят французы, — это строй парламентаризма, созданный империей. Орианы, между тем, намерены положить конец парламентской политике и восстановить завет великого прошлого, по которому «король является единственным представителем монархического принципа Франции». Многочисленные партии и фракции перестанут тиранить Францию с восстановлением власти короля; все силы нации окрепнут в общем патриотическом порыве служения Отечеству.

Наши отсталые «прогрессисты» все-таки мечтают о прелестях парламентаризма, который явственно вырождается в господство плутов и мошенников. Такие мечты могут лелеять или невежды, не знающие действительности, или тонкие и своекорыстные дельцы. Но опыт Франции наглядно говорит, что и тех, и других надо подальше держать от общественных дел и в особенности от общественных касс».

Воскресенье. 20 ноября 1911 г. № 99.

«В России, по последним данным, 435 818 чиновников (включая сюда и волостных старшин, и сельских народных учителей и учительниц, и телеграфистов, и телефонистов, и почтальонов и т. п.). При народонаселении нашем в 160 миллионов, это составляет 0,2 %, т. е. один чиновник у нас приходится почти на 400 душ населения». В СССР число чиновников выросло в разы: в 1923 г. — 1,5 млн госслужащих, по сообщению Сталина, а в 1924 г. 1,2 млн. В Российской Федерации сейчас будет один чиновник на 100 душ (а то и больше, и это без телефонисток и учительниц). На 1 января 1911 г. в Англии (без колоний) насчитывалось 255 000 чиновников, на 45 млн — 0,56 %, 1 на 176 душ. Во Франции 968 000 чиновников при народонаселении 39 млн — 1 на 40 человек!

Государственные долги на 1912 г.:

Франции — 11,1 млрд руб.

Германии — 9.4

России — 9.0

Англии — 6.9

Италии — 4.8

Испании — 3.5

Японии — 2.6

Австро-Венгрии — 2.0

Португалии — 1.7

Китая — 1.2

Турции — 0.9

Долги прочих государств в отдельности не больше 0,5 млрд руб.

Российская Империя пережила революционные последствия. Вопреки широкомасштабным разрушениям развитие страны достигло небывалых результатов. По прогнозам европейских экономистов, испытывавших не симпатию, а сильную обеспокоенность, если развитие России будет развиваться теми же темпами, (то есть будет сохранен единый монархический курс, начатый в XIX веке), то Россия будет доминировать в Европе как политически, так и финансово-экономически. Оппозиция самодержавной власти пыталась именно сбить этот темп, предлагая и проповедуя альтернативные политические планы. Вражда с Монархией оправдывалась патриотизмом, но велась не в интересах России, а ради обретения своей власти, по далеким от национальных основ идеям. Русская Монархия по темпам экономического развития вышла на первое место в мире. Показатели в индустрии после Александра III увеличились в 4–5 раз, на столько же — общая производительность труда. В продовольственной сфере последовательный рост привел к тому, что в 1913 г. в России было выращено злаков на 1/3 больше, чем суммарно в Аргентине, Канаде и США. Россия поставляла на мировой рынок 50 % яиц, обладала половиной мирового поголовья лошадей. По распределению мирового капитала, помещенного в процентные бумаги государственных внутренних и внешних займов и частных акционерных предприятий, на конец 1910 г. Россия занимала пятое место в мире, то же, что и по объему промышленного производства. В других областях жизни: если среди призванных на военную службу в 1900 г. неграмотные составляли 51 %, то в 1914 — только 27 %. В армии был больший процент образованных, т. к. она сама представляла собой большую школу народного просвещения, где ежедневно на преподавание тратилось несколько часов. По всему населению в 1897 г. был 21 % грамотных, а в 1914 г. 43,5 % [69]. По данным переписи 1911 г., на Империю приходилось 100 295 училищ и в них 6 180 510 детей от 6 до 16 лет, — одна начальная школа на 1 625 жителей и один учащийся на 26 жителей (впятеро лучший результат по сравнению с 1855 г.) [89, № 178]. За 20 лет Царствования было построено более 10 000 православных храмов и 250 монастырей, было канонизировано больше святых, чем за весь XIX век. Затраты на народное образование выросли в 8 раз, число рабочих в 2,5 раза до 5 млн. Государственный бюджет вырос в 3 раза от 965 млн руб. за счет увеличения доходности государственных предприятий, при самых низких в мире налогах. Народный доход увеличился в три раза до 24 млрд рублей, сумма вкладов населения в сберегательных кассах — в 7 раз. Во столько же раз увеличили свой основной капитал кредитные кооперативы. Наблюдался непрерывный активный торговый баланс.