Стоп. Снято! Фотограф СССР - Саша Токсик

"Советское фото" оказался кладезем самых разнообразных знаний.

— Снимки ты тоже в камере будешь печатать? — отвечает Митрич. — То, что при красной лампе засветки не видно, не значит, что её нет.

— И что делать?

— Светоизоляцию нормальную, вот что! — кипятится Митрич. — Поговори с этой цацой, могу ли я тут всё правильно сделать?

Подосинкину, он, почему-то недолюбливает. Я быстро решаю все организационные вопросы. Няша кивает, даже особо меня не слушая. Только смотрит внимательно и задумчиво. Подчеркнуто игнорирую её взгляд и возвращаюсь к деду.

Тот уходит к себе, а потом приволакивает в редакцию несколько листов плотного картона, ведёрко клея ПВА и ещё кучу разного, по мелочи.

Митрич открывает внутреннюю раму, а на внешнюю обойными гвоздями с большими шляпками прибивает картон.

— Нехрен тебе на улицу пялиться, — комментирует он.

Я не спорю.

Все щели он проклеивает тонкой бумажной лентой. Я такую помню по раннему детству. Ей заклеивали на зиму фрамуги в те времена, когда все их не заменили на пластик.

— Степан Дмитрич, форточку оставьте!

— Гляди-кась, на него, нежный какой, — веселится дед. Обойдёшься.

Полотно двери он обивает по краям полоской кожи с плотным ворсом, похожей на овчину. Она плотно прилегает к косяку и не даёт никаких зазоров.

— Ну вот! — Митрич выключает свет, — Хорошо сделали! Комар хер не просунет!

Темнота абсолютная. Глухая. Чернильная. Щёлк обратно! Свет бьёт по глазам, аж слёзы выступают.

— Степан Дмитрич, спасибо!

— Спасибо не булькает, — ухмыляется дед. — Пошли, хлам твой перетащим.

Напоследок он выдаёт мне пару кювет и отличный красный фонарь. В подарок.

— Ты только заходи теперь, — Митрич украдкой смахивает слезинку, — не забывай старика.

Провозились с ним до темноты. Дома пытаюсь повторить физику. Она будет следующим экзаменом.

Просыпаюсь глубокой ночью. Щека на учебнике. На часах два. Прошлую ночь я практически не спал. Вместе с учебником переползаю к себе в летнюю кухню. Кладу "Физику" под подушку. Может быть, хоть так что-то впитается.

* * *

Ко многому я успеваю привыкнуть в советской действительности, но к электричкам ещё нет. Пять часов в пути — время, которое просрано совершенно бездарно. Ни музыку не послушать, ни книгу не почитать. В этот раз толпа прижимает меня к стенке вагона, и я даже успеваю покемарить часа полтора.

Поезд идёт рывками. Станция. Короткий разгон, замедление, станция. И никто, сука, не сходит на этих станциях. Все только трамбуются и трамбуются.

На вокзале в Белоколодецке специально смотрю, нет ли сегодня поезда "Адлер-Гомель". Гонять чаи с проводницей куда приятнее, чем висеть как прибалтийский шпрот.

Поезда нет, а последняя электричка уходит в 15.40. На часах уже полдень, так что надо двигаться поскорее. Транспортные маршруты я изучил в прошлый приезд, и сейчас уверенно сажусь в троллейбус.

— Девушка, — говорю, — за проезд передайте, пожалуйста.

И пять копеек протягиваю. Выучил в прошлый раз, как это делается.

— Молодой человек, с дуба рухнули?! — отвечает "девушка" лет пятидесяти. — Талончики купите.

Как в нашей стране тяжело с обращениями к женскому полу. Вот во Франции назови любую "мадмуазель" и не ошибёшься. Разве что муж стоит рядом, и тогда даме с огорчением придётся признать, что она всё-таки "мадам". Но такие случаи происходят крайне редко.

У нас же от бесполого "товарищ" веет партсобранием, от "гражданочка" милицейским протоколом. "Сударыня" морально устарела и обратно так и не прижилась, а на "женщину" обижаются все, независимо от возраста. Вот и хотят все в "девушках" превращаясь потом сразу в "бабуль".

От слова "талоны" для меня веет тоскливыми девяностыми, когда по ним продавалось всё — от сахара до водки.

Оказывается, троллейбус оплачивается совсем не так, как автобус. Нужно сначала покупать талоны у водителя или в киосках "Союзпечати". Затем запихивать их в компостер и пробивать дырочки, которые подтверждают, что поездка оплачена. По какой-то причине я это начисто забыл.

Протягиваю суровой кондукторше рубль. Не хватало ещё спрашивать "сколько стоит проезд". Ещё в психушку загребут от такого вопроса.

Получаю семьдесят копеек сдачи и книжицу с зелёными билетиками, один из которых украшаю затейливым дырчатым узором.

Пока вожусь со всем этим, едва не пропускаю остановку. Мне везёт и знакомый "книголюб" оказывается на месте. Но сразу к нему не подхожу, залипаю возле музыкантов.

Возле бордюра все также расставлены грампластинки фирмы "Мелодия" с разной иностранщиной. Рядом на асфальте стоит полиэтиленовый пакет с изображением "ковбоя Мальборо", вещь невероятной по нем временам крутизны.

В нём хранятся остальные диски, которые не выставили напоказ. Рядом скромная матерчатая коричневая сумка. Из неё при мне достают компакт-кассеты.

Продавцов трое. Два парня в джинсах-клёш, причём в фирме. На одном Ли Купер, на втором Монтана. Волосы до плеч, усики. У одного на плече магнитофон "Романтик".

Прямо попой на бордюре сидит красивая девушка в круглых зеркальных очках как у Леннона, в джинсах и босиком. Хиппует клюшка.

"The lunatic is on the grass…" — мурлыкает из динамика Пинк Флойд.

Рисковые ребята. За эту группу можно из комсомола вылететь или даже с работы.

"Тех, кто слушает Пинк Флойд — гнать поганою метлой!".

Или я во времени путаюсь? Гонения на них начались после Афганистана. А сейчас, может, и нормально всё. Очередные певцы протестуют против империализма и милитаризма.

Дома у меня была неплохая фонотека. За потоком дел не думаю об этом, но сейчас испытываю настоящую ломку без хорошей музыки.

"Книголюб" глядит на мой рюкзак, словно он хороший мальчик, а я Дед Мороз. Мы идём в ту же рюмочную . Вижу, как за соседним столиком торгуются ещё два библиофила.

"Туманность Андромеды" оказывается не самым выгодным вложением.

— Недавно переиздавали, — говорит "книголюб", — много копий гуляет.

Но свои деньги я отбиваю с прибылью. Купил за полтора рубля, отдал за три.

Двухтомник Блока приводит Сергея в восторг. Он выкупает оба по двадцать рублей. Потратив чуть больше десятки, я зарабатываю полтинник. Неплохая норма прибыли.

Заодно прошу бывшего доцента помочь с приобретением алкоголя. Универсальной валюты и подарочного фонда, доступ к которому мне до восемнадцати лет закрыт. Идём до ближайшего гастронома. По пути он рассказывает:

— Серебряный век расхватывают как горячие пирожки. Слышал Вознесенского?

Попробуйте купить Ахматову.

Вам букинисты объяснят,

Что чёрный том