Шерлок Холмс против марсиан - Генри Олди

– Зачем?!

– Пока зубы не начнут заостряться, можно не опасаться губительных перемен.

Вдова сильно обеспокоилась:

– Ну и как? Зубы нашей крошки в порядке?

– В полном, – серьезно ответил профессор. – Я продолжу, с вашего позволения?

– Она же не отвечает!

– Она ответит. Как верно подметил мистер Холмс, девочка ищет письменный прибор. Надеюсь, этот способ окажется более действенным.

Том был уже готов сбегать, куда скажут, но у мистера Холмса нашелся блокнот и карандаш. С разрешения вдовы Пристли все это передали в распоряжение онемевшей Дженни. Девочка открыла блокнот, примостив его на коленях, нацелилась остро заточенным грифелем карандаша – и застыла в ожидании.

– Марсиане, – кратко и внятно, как говорят со слабоумными, сказал Холмс. – Молдон. Дженни, ты помнишь, как марсиане появились в Молдоне?

Карандаш забегал по бумаге:

«Низкий берег Эссекса уже оделся голубоватой дымкой, когда появился марсианин. Маленький, чуть заметный на таком расстоянии, он приближался по илистому берегу со стороны Фаулнесса. Перепуганный капитан стал злобно браниться во весь голос, ругая себя за задержку, и лопасти колес, казалось, заразились его страхом. Все пассажиры стояли у поручней и смотрели на марсианина, который возвышался над деревьями и колокольнями на берегу и двигался так, словно пародировал человеческую походку.»

– Почерк, – тихо отметил доктор Ватсон.

Он, как и остальные, уже не боялся спугнуть транс Дженни посторонним звуком. Том и сам уверился, что сейчас хоть из пушек пали, а девочка и глазом не моргнет. Откуда взялась такая странная уверенность, Том не знал, да и не слишком докапывался. Ему просто почудилось, что они имеют дело не с ребенком, а с диковинным механизмом.

– Вы правы, друг мой, – согласился Холмс. – Это не детский почерк.

– Это вообще не почерк. Это скорее напоминает текст, отпечатанный на пишущей машинке. Или, если угодно, передовицу «Таймс». Я еще при первой встрече с Дженни обратил внимание на тремор ее пальцев. Сейчас я понимаю: она пыталась печатать. Я только не понимаю, как можно карандашом скопировать оттиски литерных рычагов!

– Почерк? – вмешался профессор. – Какое значение имеет почерк, если это не детский слог! Любезный Ватсон, сей абзац сделал бы честь даже вам, превосходному литератору!

– Не думаю, – обидчиво возразил доктор. – Я пишу легче и увлекательней.

– Молодец, Дженни, – жестом Холмс остановил перебранку. – Очень хорошо. Может быть, ты помнишь что-нибудь еще?

Карандаш задвигался. Грифель выстраивал буквы, как полк солдат на плацу:

«…«Сын грома» шел таким ходом, что через минуту уже покрыл половину расстояния между пароходиком и марсианами, – черное, быстро уменьшающееся пятно на фоне низкого, убегающего берега Эссекса. Вдруг передний марсианин опустил свою трубу и метнул в миноносец тучи черного газа. Точно струя чернил залила левый борт миноносца, черное облако дыма заклубилось по морю, но миноносец проскочил.»

– Черное пятно, – тон доктора сделался брюзгливым. – Тучи черного газа. Струя чернил. Черное облако. Я никогда бы не допустил таких возмутительных повторений!

– Ватсон!

Голос Холмса прозвенел такой сталью, что доктор умолк без возражений. Том привстал на цыпочки, желая лучше видеть блокнот, и задохнулся от восхищения. Открыв новый лист, Дженни покрывала его рисунком. Рисовала она тоже не по-детски: карандаш с невероятной скоростью, не останавливаясь ни на миг, бежал по горизонтали, заполняя штрихами и паузами всю строку. Потом грифель опускался ниже, еще ниже, и так без перерыва. В сочетаниях черного и белого рождалась превосходная иллюстрация: миноносец шел вперед на всех парах. Над заливом клубились тучи, волны напоминали груды мокрого песка. Путь «Сыну грома» перегораживал марсианский треножник. Накренившись, взмахнув щупальцами, он грозил упасть в любой момент.

Закончив, Дженни подписала иллюстрацию: «Кориа. Марсиане против «Сына грома». 1906».

– Тысяча девятьсот шесть, – озвучил профессор, словно он один из собравшихся умел читать. – Боже мой, Дженни! Что ты имеешь в виду?

Девочка не ответила.

Холмс наклонился вперед:

– Слушай меня, Дженни. Что делала ты, когда миноносец сражался с марсианами?

Карандаш ответил без промедления:

«…возмездие настигло пришельцев у опушки Паснидж-вуд. Фигурка в коконе всплеснула руками – и перед беглецами взметнулась ослепительная бело-голубая стена высотой не менее двухсот футов. Лес огонь не затронул, но бронированные колоссы сгорели в мгновение ока, как мотыльки в пламени свечи…»

– Точно! – ахнул Том. Читал он медленно, шевеля губами. – Так и было! Я сам видел, с колокольни… Я молился, и Господь услышал мои молитвы!

Под фрагментом, повествующим о гибели треножников, образовалась новая картинка: над руинами зависло сияющее яйцо. Сквозь полупрозрачную скорлупу был виден силуэт человека. Судя по очертаниям, в яйце пряталась сама малютка Дженни. Вокруг били молнии; они то ли отгоняли врагов, толпившихся за пределами блокнота, то ли разрушали дом до основания. В пустой строке между текстом и рисунком, строго посредине листа, красовалась надпись:

«© A. Недереза. 2010.»

– Хидипи-три-эй? – Ватсону все никак не удавалось прочесть странное слово. – Хедип-три-альфа? Например, Альберт Хедип Третий? Аллюзия на царя Эдипа? Но что значит буква «си» в круге?! Знак масонской ложи?!

– Это кириллица, – в один голос уточнили Холмс и Ван Хелзинг.

А профессор добавил:

– Мой друг Арминиус из университета в Будапеште, помимо немецкого, венгерского и фарси, превосходно владеет русским языком. Я готов отправить ему письмо, спросив, что бы мог означать сей текст. Моих скромных познаний в кириллице хватает лишь на то, чтобы прочесть центральное слово как «Недереза». Первые две буквы – частица отрицания. Но что есть «дереза»?

– Я бы, – Холмс пожал плечами, – скорее хотел узнать, почему все предыдущие комментарии были на старом добром английском, а эта строка предпочла кириллицу. Впрочем, полагаю, ответа мы не получим.

Во время ученой беседы Дженни успела изобразить молдонский вокзал: три идентичных копии. Девочка приступила к четвертой, когда Ван Хелзинг не выдержал:

– Кто ты?

Вокзал близился к завершению.

– Кто ты! Mein Gott! Кто же ты?!

Дженни начала работу над пятой копией.

– Кто ты?!!

– Вам надо успокоиться, профессор…

Отстранив Ван Хелзинга, дрожащего всем телом, Холмс присел перед девочкой на корточки:

– Кто я?

Карандаш остановился.

– Кто я? – настойчиво повторил Холмс. – Кто я, Дженни?

Не закончив очередное изображение вокзала, карандаш тронулся в путь: «…Ватсон? Неужели это вы, друг мой?!»