Оружие победы (иллюстрации оригинала) - Василий Грабин

Я поблагодарил его, крепко пожал руку, пожелал ему успешной службы. А сам долго еще не мог отойти от пушки, смотрел на нее и был счастлив, как никогда. Я наслаждался результатами испытания, наслаждался отдыхом, эти минуты были прекрасны.

Значит, пушка и ее левая станина прочны, теперь спокойнее можно решать вопрос о подготовке четырех пушек для войсковых испытаний. Но это зависело не только от меня. Требовалось указание Наркомата обороны, а его пока не было. Я решил доложить обо всем Орджоникидзе. Осмотрев еще раз всю пушку и особенно станины, собрался было уходить, когда ко мне подошел работник полигона и сообщил, что прибыли маршал Тухачевский, комкор Ефимов и другие работники Артиллерийского управления. Маршал вызвал меня.

Когда я к нему явился, Михаил Николаевич попросил начальника полигона доложить об испытании четырех пушек, предназначенных для войсковых испытаний. Мое состояние было не из приятных. Такой дефект, как прогиб станин, свидетельствовал либо о том, что конструкция не прочна и не жестка, либо о том, что деталь изготовлена с отступлением от чертежей. О том, что станина прочна, свидетельствуют расчеты, результаты испытания первых пушек и особенно последнее, повторное испытание пушки. А о производственных дефектах сказать что-либо без исследования невозможно. Начальник полигона доложил все, как было, рассказал и о повторном испытании опытного образца, проведенном по просьбе конструктора. Его вывод был такой: в своем нынешнем состоянии все четыре пушки непригодны к отправке на войсковые испытания. Маршал спросил, что я могу предложить. Я сказал об упрочнении станин.

— А как скоро можно их отремонтировать?

— Потребуется не более восьми — десяти дней.

Маршал попросил одного из инженеров Артиллерийского управления высказать свое мнение. Тот ответил, что повторные испытания опытного образца не гарантируют прочности всех других станин и вообще всякое может случиться, а поэтому после ремонта станин пушки нужно еще раз тщательно испытать. Тухачевский предложил второму инженеру высказать свои соображения, тот согласился с первым. Были опрошены еще многие из присутствующих — у всех мнение было одинаковое. Начальник Вооружения принял решение отремонтировать станины, тщательно испытать пушки после ремонта и, если все будет в порядке, отправить на войсковые испытания.

Поздно вечером я позвонил Орджоникидзе. Он проводил какое-то важное совещание, но я передал, что звоню с полигона, и Григорий Константинович подошел к аппарату. Я доложил обо всем происшедшем, о решении Тухачевского и попросил дать указание ближайшему к полигону заводу срочно отремонтировать станины. Нарком внимательно выслушал.

— Вы только духом не падайте, — сказал он. — Держитесь крепче и помните, что не только у вас ломается… Вы уверены в правильности предлагаемого вами способа упрочнения станин?

— Да, уверен.

— Тогда указание сегодня же будет дано. Желаю успеха. Я поблагодарил Григория Константиновича. На следующий день станины со всех четырех пушек были отправлены на соседний завод. Не прошло и восьми дней, как они, уже отремонтированные, вернулись на полигон, были установлены на место — и опять стрельба с бетонной площадки усиленными зарядами.

Результаты были удовлетворительные.

На войсковой полигон доставили четыре 76-миллиметровые пушки Ф-22 и четыре 76-миллиметровые пушки образца 1933 года. Последние отличались от трехдюймовой пушки образца 1902 года Путиловского завода большим углом возвышения и большей дальнобойностью, но были значительно тяжелее. Одновременное испытание Ф-22 и пушек образца 1933 года проводилось, по-видимому, для сопоставления: какие из них покажут себя лучше. Пушки были сведены в две боевые единицы — четырехорудийные батареи. Для проведения испытаний назначили комиссию из представителей инспектора артиллерии, Артиллерийского управления, Научно-испытательного полигона, войсковых артиллерийских частей. Конструктор пушки в комиссию не входил, он был гостем, мог присутствовать, мог и отсутствовать.

Программой испытаний предусматривалось изучение материальной части пушек как артиллеристами, так и членами комиссии, тренировка орудийного расчета и комсостава в обращении с пушками в бою и на марше. Все это заняло немного времени. В следующем пункте значилось: небольшой дневной марш на конной тяге и небольшая стрельба.

В парк были поданы передки в конной упряжке из шести коней. Орудийные расчеты быстро и ловко подготовили орудия, набросили шворневые лапы станин на шворни передков и заняли свои места для похода. После команды «шагом марш» все восемь орудий побатарейно вытянулись в колонну.

Во главе колонны на конях ехала комиссия, за ней командир батареи пушек Ф-22, разведчики, связисты и, наконец, сами пушки, а в хвосте батареи ехал на коне я. Председатель комиссии предложил и мне ехать в голове колонны, но я поблагодарил за любезное приглашение и отказался. Место в хвосте батареи я выбрал потому, что, если случится что-либо с орудием и оно отстанет, я буду обязательно знать, что с ним произошло, тогда как в голове колонны о некоторых «мелочах» знать не буду. Я заранее примирился с тем, что придется поглотать пыли.

За нашей колонной шла колонна 76-миллиметровых пушек образца 1933 года. После небольшого перехода был дан привал, а затем председатель комиссии поставил каждой батарее огневую задачу. Командиры батарей отдали команды, и вот уже разведчики и связисты поскакали на конях вперед. Вскоре батарея остановилась, но ненадолго: прискакавший обратно разведчик доложил командиру, в каком месте выбраны командный и наблюдательный пункты, а также огневая позиция. Командир батареи, председатель и некоторые члены комиссии отправились на КП. Старший командир повел батарею на огневую позицию. С ним поехали некоторые члены комиссии и я. Меня интересовала и стрельба по цели, и работа материальной части пушек. Но результаты стрельбы я мог узнать и после ее окончания, а работу пушек надо было видеть самому. Потом мне никто не сможет рассказать того, чего я не увижу своими глазами. На позиции старший на батарее подал команду:

— Стой, с передков направо!

Батарея остановилась, орудийные расчеты спрыгнули с передков и зарядных ящиков, сняли хоботы станин, бросили их на землю, вынули стопор-валки из гнезд шворневых лап. Другие в это время откинули балку крепления по-походному, развели станины и установили орудия в указанном направлении, стараясь поставить их параллельно друг другу на равных интервалах и в одну линию.

С командного пункта начали поступать команды. Телефонист, сидевший рядом со старшим на батарее, принимал их, громко повторяя: «По батарее противника гранатой, угломер, прицел, уровень такой-то, первому орудию огонь!» Старший на батарее записывал и передавал команды командирам взводов и командирам орудий, те — орудийным расчетам. Как только орудие было готово, наводчик поднимал левую руку. Один за другим следовали доклады: «Первое готово», «Второе готово», «Третье готово», «Четвертое готово»…