Смерть в экстазе. Убийство в стиле винтаж (сборник) - Найо Марш

Аллейн появился одновременно с Мэйсоном и Альфредом Мейером. Глава труппы поздоровался со старшим инспектором и вручил ему приглашение, продолжая озабоченно смотреть на банкетный стол. Оказавшись рядом, они составляли забавный контраст. Знаменитый мистер Мейер, пухлый и бледный коротышка, выглядел как типичный антрепренер и источал театральность каждой пуговицей своего белоснежного жилета. Не менее знаменитый детектив, шестью дюймами выше, имел аристократическую внешность и смахивал на дипломата. «Какая фактура! – заметил как-то Мейер жене. – Он мог бы преуспеть в нашем ремесле».

Члены труппы один за другим выходили из своих гримерных. Большинство актеров в обществе ведут себя совсем иначе, чем в своей среде. Они всеми силами стараются показать, что ничем не отличаются от других. Это что-то вроде невинной формы фанаберии. Нужно увидеть их после того, как уйдет последний гость, чтобы понять, до какой степени маска может отличаться от лица.

В этот вечер все старались вести себя солидно и серьезно. Альфред Мейер с чинным видом представлял гостей. Он познакомил между собой всех новозеландцев, в том числе хозяина заправок и владельца «Миддлтона», хотя они наверняка прекрасно знали друг друга.

Каролин появилась последней.

– Где моя жена? – громко вопрошал Мейер. – Уже без десяти. Скоро ее сцена.

– Где Каролин? – эхом отзывался Гордон Палмер.

– Где мадам? – весело подхватывал Джордж Мэйсон.

Вся толпа во главе с Мейером отправилась на поиски. Аллейн, присоединившийся к Хэмблдону и Мэйсону, спрашивал себя, чем вызвана эта задержка – инстинктивным чутьем актрисы или намеренным расчетом. До сих пор ему только раз приходилось сталкиваться с театральной звездой – по делам службы, – и она едва не разбила ему сердце. Не может ли и сейчас случиться что-нибудь подобное?

Наконец в глубине коридора послышался нараставший шум. Звонкий смех Каролин – «золотистый», как называли его критики, – ее длинное «О-о-о!», похожее на свисток музыкального паровозика, и сама Каролин, шествовавшая на сцену в сопровождении трех мужчин. Комик Акройд настежь распахнул двойную дверь, служившую частью декорации, и торжественно объявил:

– «Войдите, мадам»![31]

Каролин на ходу отвешивала гостям глубокие поклоны и порхала по сцене, словно бабочка. Она действительно устроила «вход», но проделала это так бесшабашно, так искренне и с таким лукавым блеском в глазах, что Аллейн забыл о всякой критике и с головой окунулся в теплое облако ее обаяния. Когда ее взгляд остановился наконец на нем – а он с нетерпением ждал этого момента, – Каролин устремилась к нему, раскинув руки и сияя, как солнце. Аллейну пришлось волей-неволей соответствовать моменту: он поклонился, согнув пополам свое длинное туловище, и по очереди поцеловал обе ее руки. Семейка Форрест за его спиной захихикала, а мисс Форрест насторожилась еще больше.

– А-а-а! – мелодично протянула Каролин. – Наш прославленный друг. Наш знаменитый…

– Нет, нет! – поспешно воскликнул Аллейн.

– Почему? Все должны знать, кого я заполучила на свою вечернику.

Она говорила громко и отчетливо, словно на сцене. Гости замолкли, прислушиваясь к ее словам. В отчаянии Аллейн торопливо достал из кармана маленький пакет и, снова поклонившись, вручил его актрисе. «Наверное, я выгляжу полным идиотом», – подумал он.

– Примите мои поздравления, – произнес он. – Надеюсь, вы позволите…

Каролин, уже получившая бесчисленное количество дорогих подарков, немедленно пришла в восторг и заговорила тоном уличной нищенки, которой подали пятифунтовую банкноту.

– Это мне?! – воскликнула она в полном изумлении. – Это мне! Мне! Мне!

Она устремила на Аллейна и других гостей сияющий взгляд.

– Вам всем придется подождать! Мы должны его открыть. Скорее, скорее!

Каролин заерзала от нетерпения и стала издавать какие-то воркующие звуки, разрывая бумажную обертку.

«Господи, – подумал Аллейн, – как у нее это получается? Любая другая на ее месте выглядела бы глупо».

Наконец подарок извлекли на свет. Из пакета появилась небольшая зеленая вещица. Округлая и довольно примитивная, она изображала коренастую фигурку с огромной головой и кривыми ручками и ножками. Лицо уродца было изображено довольно схематично, но на нем ясно проступала злорадная улыбка. Каролин уставилась на нее с интересом и недоумением.

– Из чего она сделана? Из гагата? Забавная вещица, но…

– Из нефрита, – поправил Аллейн.

– Это тики, мисс Дэйкрес, – произнес чей-то глубокий голос.

Из рядов гостей, улыбаясь, выступил врач-маори – доктор Ранги Те Покиха.

Каролин повернулась к нему:

– Тики?

– Да. И очень красивый, насколько я могу судить.

Он скосил взгляд на Аллейна.

– Доктор Те Покиха оказал мне любезность и посоветовал эту вещицу.

– Я хочу знать о ней абсолютно все!

Доктор Те Покиха начал рассказывать. Он выражался довольно недвусмысленно и вогнал Форрестов в краску. Тики – символ народа маори. Он приносит удачу своему владельцу. Его внешний вид представляет собой человеческий зародыш и символизирует женскую плодовитость. Из разговора с доктором в гостинице Аллейн понял, что Те Покиха получил его от одного пакеха – белого человека, который сильно нуждался в средствах. Если бы тики принадлежал самому доктору, он бы ни за что с ним не расстался, но его владельцу очень нужны деньги. Фигурку отнесли в местный музей, где один из экспертов подтвердил ее подлинность. Аллейн, повинуясь внезапному порыву, попросил показать ему тики и тут же его купил. Другой порыв заставил его подарить вещицу Каролин. Она с энтузиазмом выслушала эту историю и стала расхаживать по сцене, показывая всем подарок. Гордон Палмер, скупивший половину цветочной лавки, мрачно погладывал на Аллейна. Мейеру, наоборот, тики очень понравился, и он поднес его к лампе, чтобы рассмотреть получше.

– Приносит удачу, говорите? – спросил он с интересом.

– Вы слышали, что он сказал, шеф, – отозвался Брэндон Вернон. – Символ плодородия, кажется, не так ли? Если считать это удачей…

Мейер быстро поставил предмет на пол, сложил руки на груди и начал бить поклоны.

– О, добрый тики-тики, помоги бедному Альфи, – зачастил он нараспев. – Я хороший и послушный мальчик, помоги мне.

Акройд что-то произнес вполголоса. Двое или трое мужчин фыркнули. Акройд, усмехнувшись, взял тики у Мейера, к нему присоединились Вернон и Мэйсон.

По лицам гостей стали бродить улыбки. Фигурка переходила из рук в руки: то здесь, тот там слышался подавленный смех. Аллейн взглянул на Те Покиха, и тот подошел к нему.

– Зря я это сделал, – пробормотал Аллейн.

– О, они просто забавляются, – любезно возразил доктор. Помолчав, он добавил: – Мой дедушка вел себя так же, когда в первый раз увидел распятие.

Каролин принялась рассказывать о происшествии, случившемся с Мейером в поезде. Все собрались вокруг нее, чтобы послушать. Снова раздался смех, но теперь он звучал по-другому – весело и добродушно. Мейер комически протестовал, подыгрывая жене.

Внезапно она заявила, что пора за стол. Рядом с каждым прибором лежала карточка с именем гостя. Аллейн нашел себя по правую руку от Каролин и по левую от миссис Форрест, для которой спешно освободили место.

Каролин и Мейер сели друг против друга, по центру длинного стола. «Гнездо» из зелени и экзотических цветов находилось между ними, а красный шнур спускался к правой руке Каролин и был прикреплен к крышке стола. Она сразу спросила, что это такое, и пухлое лицо Мейера стало пунцовым от волнения.

Вечер получился многолюдным. Кроме двенадцати членов труппы, здесь были приглашенные гости и рабочие сцены: сама Каролин настояла на их присутствии, и они заняли отдельный стол, облачившись в свою лучшую одежду и смущенно поглядывая друг на друга. Лампы в зале погасили, трапезный стол освещался только огромным количеством свечей. Выглядело все это очень празднично и красиво.

Когда гости устроились, Мейер, сияя от удовольствия, встал с места и окинул взглядом стол.

– Дамы и господа, – воскликнул Акройд, – всем молчать, когда говорит его величество Альфредо де Мейер!

Гости засмеялись: комик есть комик.

– Дамы и господа, – начал Мейер, – знаю, что сейчас неподходящее время для речей, но поскольку выпивки у нас нет и она не появится, пока я не сделаю соответствующего распоряжения, думаю, можно обойтись без объяснений.

– Прекрасно, – вставил Мэйсон.

– Через пару минут я попрошу вас поднять бокалы за здоровье очаровательной женщины и величайшей актрисы нашего столетия – моей жены Каролин.

«Однако», – подумал Аллейн. Гости весело загудели.

– Но прежде, чем вы это сделаете, я должен обеспечить вас выпивкой. Как видите, на столе ее нет, – с деланой небрежностью добавил Мейер, – однако я слышал, что боги заботятся о страждущих, и положился на волю высших сил. Помощник режиссера шепнул мне, что, если перерезать вот этот шнур, может произойти что-то интересное. И я прошу мою жену это проверить. Рядом с ее тарелкой лежат ножницы.