Девочка и пёс - Евгений Викторович Донтфа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он стоял и не знал, как ему поступить. Он признал правоту незнакомки, но и отступать ему казалось непозволительным. Его друзья и подруги следили за ним.
— Оставь ее в покое, парень, — с усмешкой проговорил Сойвин. — Эта девчонка тебе не по зубам.
Мальчишка взглянул как бы с неудовольствием на бриода, но на самом деле он был рад, что у него появился повод отступить, сохранив свое достоинство. Он отвернулся и направился к своим товарищам.
Однако Элен не двигалась с места и пристально смотрела на мальчика. Сойвин понял, что она намерена продолжить разговор. Он подошел к ребенку и, попытавшись взять его за руку, сказал:
— Идем.
Девочка отдернула свою ладошку, посмотрела на бриода взглядом, которого тот не понял, засунула руки в карманы своей синей куртки и пошла в направлении, в котором они шли прежде, чем им помешали.
Сойвин последовал за ней, догнал ее и пошел рядом. Он, конечно же проконтролировал, что Тайвира идет за ними.
— Ты смелая девочка, — сказал Сойвин.
— Нет, я не смелая. Если бы я была по настоящему смелой, я бы сказала вашему главарю все что думаю о нем.
Молодой бриод покосился на нее и ничего не ответил. Оставшийся путь до его дома они прошли молча.
В жилище Сойвина было светло и тихо. Все ставни и двери распахнуты, так что слабый теплый ветер вольготно прохаживался по помещениям комнаты, прихожей и крыльца. Приятно пахло нагретым деревом и свежей выпечкой. Обстановка в доме была весьма простой и практичной. Длинный стол у окна, два табурета и лавка, с другой стороны кирпичная печь, за столом, у стены, противоположной входу, высокие широкие нары.
— Проходи, садись, — сказал бриод, указывая на табурет у дальнего конца стола.
Девочка заняла указное место. Мужчина сел напротив нее и расположил по удобней свой пояс и оба меча. Тайвира опустилась на корточки возле печки.
В центре стола стояло широкое блюдо с пышными свежими лепешками, испускающими такой дивный аромат, что у девочки почти закружилась голова.
Сойвин некоторое время разглядывал свою юную гостью.
— Угощайся, — сказал он, наклонился вперед и пододвинул блюдо в сторону ребенка. — Что ты будешь пить? У меня только дрянное вино и вода.
— Спасибо, я ничего не буду, — сухо ответила девочка, буквально задавив острое чувство голода внутри себя.
— Почему? — Удивился разбойник. — Разве ты не хочешь есть? Я думал вы с дороги.
Элен молчала. Она не была уверена, что правильно себя ведет, но после некоторого размышления все же решила не отступать.
— Я хочу есть, но не буду, — сказала она.
Брови Сойвина поднялись вверх. Уперев локти в стол и сцепив ладони, он спросил:
— И как это понимать?
Элен отвернулась от него и посмотрела в окно. Там был маленький дворик с чуркой, в которую был воткнут топор, пустынная улица и напротив такой же неказистый бревенчатый дом и такой же унылый двор. Она снова посмотрела мужчине в глаза.
— Я не хочу есть в доме разбойника, — сказала она. — В доме человека, который грабит и возможно убивает других людей.
У девочки снова возникли сомнения, правильно ли она поступает, оскорбляя хозяина дома, в который ее пригласили. Но нет, не пригласили, привели. И это не оскорбление, это правда. И папа, несомненно, не стал бы якшаться с таким как этот Сойвин.
— Ты не любишь разбойников? — Насмешливо спросил молодой человек, делая вид, что слова ребенка нисколько его не задели.
— Не люблю. Они как паразиты. Сами ни на что не способны и кормятся тем что смогут забрать у нормальных людей.
— Вот как. — На губах Сойвина все еще играла насмешка, но внутри он уже начал напрягаться. — А может они просто гораздо храбрей и бесстрашней тех кого ты называешь нормальными и потому и живут такой вольной и свободной жизнью, а не корпят в каких-нибудь мастерских и не горбатятся на полях?
— Нет, дело не в этом, — спокойно возразила девочка. — В разбойниках нет никакого бесстрашия и уж тем более они и понятия не имеют о настоящей свободе.
— Неужели? — Сойвин больше не улыбался и даже сам того не заметив, он уже воспринимал странного ребенка как равного. — Ты хочешь сказать что мы трусливые?
Элен пожала плечами.
— Ваша смелость это отчаяние людей, которым некуда отступать и наверно нечего терять. Вы знаете что если не пойдете грабить, то вымрите, ибо больше вы не на что не способны. Да и в чем ваша храбрость? Нападать многолюдной шайкой на путников и купцов, на мирных крестьян и горожан.
— Ты ошибаешься, купеческие караваны неплохо охраняются.
— Неужели?! — Элен почувствовала что ее охватывает негодование. — Ну и что. Вы устраиваете какие-нибудь засады и ловушки, расстреливаете караван из луков или что-нибудь еще. А вот если бы сюда прибыли регулярные армейские части, настоящие тренированные солдаты, вы бы поджали хвосты и скорее всего удрали бы в лес. И жили бы там в землянках и шалашах.
Глаза девочки пылали, щеки порозовели.
— Любой из тех, кто работает в мастерских или на полях достойнее, смелее и свободнее вас. Вы просто хищные животные. Поедаете, грабите, убиваете тех, кто слабее вас, затравленно убегаете от сильных и называть это свободой просто смешно. Вы служите своим кровожадным главарям, приносите им свою добычу. Вы думаете, что если вы до поры до времени берете что хотите, делаете что хотите, причиняя боль и страдания другим, вы свободны? Да вы самые жалкие из рабов. Как это можно, я не понимаю. Получается что вот вы сильные, здоровые, решительные люди на самом деле полные ничтожества, не способные прокормить себя не каким честным трудом, ни умственным, ни физическим. Как самые настоящие паразиты. Присасываетесь к нормальным людям и сосете их кровь и силы, пока они не раздавят вас.
Элен замолчала. Ей надо было отдышаться. В комнате царило полное молчание. Сойвин и Тайвира удивленно глядели на нее и казалось ждали продолжения. Но девочка чувствовала себя опустошенной, голодной и усталой, и вообще подумала, что она зря начала этот разговор. Она просто выплеснула свое раздражение и гнев, к которым конечно примешивалась досада от того что последнее время у нее ничего не
