Том 6. Лорд Эмсворт и другие - Пэлем Вудхауз

— А, Бидж! — сказал Ронни.

Дворецкий не может ответить: «А, сэр!», и Бидж приятно улыбнулся. Ронни показалось, что он над ним смеется, а над Фишами смеяться опасно. Вознамерившись было поставить его на место, Ронни передумал и решил его усмирить, а потому заговорил с натужной приветливостью:

— Значит, вы здесь?

— Да. сэр.

— Удивляетесь, а?

— Нет, сэр.

— Нет?

— Я знал о ваших чувствах, сэр.

— Что?!

— Знал, сэр.

— Кто вам сказал?

— Мистер Пилбем, сэр.

Ронни охнул, но вспомнил, что Бидж — его помощник, сообщник, связанный с ним и давней дружбой, и более сильными узами общего преступления.

— Бидж, — спросил он, — что именно вам известно?

— Все, сэр.

— Все?

— Да, сэр.

— К примеру? Бидж кашлянул.

— Мне известно, что мисс Скунмейкер — это мисс Сью Браун, театральная певица.

— Прямо справочник, а?

— Да, сэр.

— Бидж, я хочу жениться на мисс Браун.

— Прекрасная мысль, сэр, — заметил Бидж с отеческой улыбкой.

Сью тоже улыбнулась.

— Ронни! Бидж — хороший. Он нам друг.

— Еще бы! Добрый старый Бидж!

— Я хочу сказать, он не выдаст.

— Я, мисс? — удивился Бидж. — Конечно, нет.

— Бидж, — сказал Ронни, — время действовать. Надо наладить отношения с дядей Кларенсом. Как только он вернется, я иду к нему и говорю, что Императрица — в этом домике.

— К сожалению, мистер Роналд, — заметил Бидж, — ее там нет.

— Вы ее переселили?

— Не я, сэр, мистер Кармоди. По досадной случайности, он меня там застал. И переселил в неизвестное мне место.

— Да он все испортит! Где он?

— Найти его, сэр?

— Лучше найдите. Спросите, где свинья.

— Хорошо, сэр.

Сью слушала все это с удивлением.

— Ронни, — сказала она, — я ничего не понимаю.

Ронни взволнованно ходил по комнате. Один раз он подошел так близко к Бакстеру, что тот увидел сиреневый носок, но не оценил его красоты.

— Сейчас объяснить не могу, — сказал Ронни. — Слишком длинно. Скажу одно: если мы не найдем эту свинью, дело наше плохо.

— Ронни!

Ронни остановился и прислушался.

— Что там?

Он кинулся к балкону, заглянул за перила и прибежал обратно.

— Сью!

— Что?

— Это Пилбем. Он лезет по трубе.

Глава семнадцатая

ОТВАЖНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ЛОРДА ЭМСВОРТА

От Матчингем-холла до Бландингского замка в машине, словно в могиле, царило молчание.

В свете того, что сообщила с передовых позиций наша корреспондентка, это странно. Казалось бы, лорду Эмсворту, его сестре и брату есть о чем поговорить. Одна леди Констанс могла бы дать летописцу ценнейший материал.

Объяснение просто, как все объяснения. Оно — в слове «Антилопа». С «Испано-сюизой» что-то случилось, и Ваулз, шофер, вывел вторую машину; а всякий, кто владел «Антилопой», знает, что в ней нет стеклянной перегородки. Шофер все слышит, чтобы позже пересказать в людской.

Вот почему небольшое сообщество страдало, но молчало. Нелегко найти лучшую иллюстрацию к прекрасной старой фразе «Noblesse oblige».[65] Особенно гордимся мы леди Констанс, ей было труднее всего. Порою только красные уши Ваулза (вид сзади) едва удерживали ее от того, чтобы все сказать брату Кларенсу. С самого детства он не был для нее идеалом, но никогда его статус не падал столь низко. Поистине, он вызывал у нее чувство, которому она не находила имени, а ученые — нашли, наименовав его «крайним возбуждением».

Не утешали и его замечания о Бакстере, еще в Матчингем-холле. То, что он сказал, не понравилось бы ни одному из поклонников бывшего секретаря. Определения «сумасшедший», «безумный», «свихнувшийся», «душевнобольной» и, страшно сказать, «психованный» сверкали в его речи, как молнии. Судя по выражению лица, сейчас он повторял их беззвучно.

Леди Констанс не ошибалась. Граф был поистине потрясен. Еще два года назад он заподозрил, что с Бакстером неладно, но по своей доброте полагал, что тихая, упорядоченная жизнь его вылечит. Когда он приехал в этом фургоне, он казался нормальным. И что же? За несколько часов совершил столько безумств, что хватило бы на всех зайцев, не говоря о шляпочниках.[66]

Девятый граф Эмсвортский был миролюбив по природе. Покой его мог нарушить только младший сын Фредерик. Но если ты встретишь человека, который прыгает из окон, хуже того — крадет свиней, сваливая это на твоих дворецких, никакое миролюбие не выдержит. Лорд Эмсворт сидел и думал, что теперь ничему не удивится.

В отличие от своей сестры, он ошибся. Когда машина, обогнув рододендроны, въехала на гравий перед входом, он увидел такое, что вскрикнул:

— Ой, Господи!

Пронзительный тенор подействовал на леди Констанс, как целый дождь булавок.

— В чем дело?

— Дело? Ты посмотри!

Ваулз решил объяснить хозяйке, что происходит. Быть может, он превысил свои права, но случай был исключительный.

— По трубе лезет человек, миледи.

— Что! Где? Я не вижу.

— Вошел на балкон, — сказал Галахад. Лорд Эмсворт взял быка за рога.

— Это Бакстер! — вскричал он.

Летний день кончился, и вечерняя тьма набрасывала на мир свой покров. Тем самым рассмотреть было трудно, и он руководствовался чутьем. Что-что, а оно у девятого графа было.

Рассуждал он так: да, в замке есть люди, кроме Бакстера, но ни один из них не полезет по трубе. Бакстеру же это проще простого, так, вечерняя забава. Сейчас бросится с балкона. Такой уж он, этот Бакстер.

С далеких дней, проведенных в детской, леди Констанс не била старшего брата, но теперь была к этому близка. Вероятно, ее удержала мысль о шофере. И все же она вскричала:

— Кларенс, что за глупости! Нет, ты идиот.

Да, шофер, но разве это тайна? Ваулз служит в замке много лет.

Лорд Эмсворт не спорил. Машина подъехала к парадному входу. Дверь была открыта, как всегда в летний вечер, и девятый граф поспешил в дом. Галахад побежал за ним. В холле они услышали топот и, едва ли не сразу, увидели Перси Пилбема. Он просто скакал к лестнице.

— Ой, Господи! — сказал лорд Эмсворт.

Если Пилбем слышал его или хотя бы видел, он этого не выказал. Он спешил. Пробежав через холл скорее как серна, чем как сыщик, он исчез на лестнице. Манишка у него была в пятнах, воротничок болтался, и перед удивленным графом как будто мелькнул подбитый глаз. Через мгновение-другое показался Ронни и тоже скрылся.

Лорд Эмсворт понял все. Он не знал, как Пилбем, подогретый алкоголем, полез по трубе за мемуарами. Не знал он и о встрече с Роналдом Фишем. Но, когда он увидел, как они бегут, он истолковал факты.

Бакстер, решил он, впал в умоисступление, а эти отважные люди его ловят.

Сам он был кроток, миролюбив, склонен к сельскому покою, но, кроме того, он был британским аристократом. Случилось так, что страна ни разу не призвала его на свою защиту; но если бы она призвала, Кларенс Эмсвортский ответил бы ей:

«Сейчас, минуточку!», как отвечали его крестоносные предки. На шестидесятом году старый огонь не угас.

Галахад, проводивший взглядом погоню, обернулся и увидел, что он один. Брат его исчез, но сразу вернулся. Его приветливое лицо стало решительным. В руке он держал ружье.

— Что такое? — оторопело спросил Галахад.

Глава семьи не ответил. Он направился к лестнице. Точно так — молча и строго — шел Эмсворт на врага при Азенкуре.

Кто-то встревоженно закудахтал. Галахад опять повернулся.

— Галахад! Что это значит? Что случилось?

— Кларенс пошел наверх с ружьем.

— С ружьем!

— Да. С моим. Надеюсь, он его не испортят.

Леди Констанс рванулась к лестнице и почти мгновенно взлетела на второй этаж. Галахад последовал за ней. Из глубины коридора донесся голос:

— Бакстер! Выходите, мой дорогой! Сию минуту! Поспешая к комнате, из которой раздавался голос, леди

Констанс обогнала младшего брата головы на две. Тем самым именно она первой увидела то, что необычно даже для Бландингского замка.

Ее молодая гостья, Майра Скунмейкер, стояла у окна и волновалась. Ее брат Кларенс, умело целясь от бедра, смотрел на кровать. А из-под кровати, как черепаха из-под панциря, высовывалась голова Бакстера.

Глава восемнадцатая

ПРИСКОРБНАЯ СЦЕНА В СПАЛЬНОЙ

Человек, который не меньше получаса лежал под кроватью и слушал оттуда любовную беседу, редко бывает веселым или изящным. На голове у Бакстера был пух, на костюме — пыль, а на лице — сосредоточенная ненависть к людям. Лорд Эмсворт ничего хорошего не ждал, но все же удивился. Для верности он стал целиться от плеча, закрыв один глаз и сверкая другим.

— Вылезайте, мой дорогой, — мягко сказал он.

— Не тыкайте в меня эту штуку!

— Ну что вы! — возразил граф. — Если вы попытаетесь сопротивляться…