По большому счету - Евгения Письменная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высший арбитражный суд выпустил разъяснение, что решение об отзыве лицензии у банка не может приостанавливаться, а МВД выделил отряд милиции специального назначения для проникновения в осажденный банк. Нургалиев был не на шутку разозлен, когда узнал, что его подчиненные встали на сторону криминального учреждения. Для пущей убедительности МВД и ЦБ выпустили совместный пресс-релиз, в котором говорилось, что обеими «сторонами… будут приняты исчерпывающие меры по… стабилизации. И впредь, несмотря на попытки давления, в том числе с использованием потенциала вкладчиков банков, органами внутренних дел и Банком России будет делаться все для обеспечения должного правопорядка»[298]. Вроде бы победа была близка, шоу с отзывом лицензии у одного криминального банка двигалось к концу.
Но Содбизнесбанк сдаваться не собирался, стал готовиться к обороне: установили дежурных на всех возможных подъездах к офису, чтобы те сообщали о подъезжающих машинах из ЦБ или МВД. А сотрудникам в офисе было дано строгое указание: в случае силового захвата устроить пожар в хранилище денег, а потом обвинить милиционеров в уничтожении купюр и ликвидных ценных бумаг на сумму четыреста миллионов рублей.
Двадцать седьмого мая, через две недели после отзыва лицензии, Содбизнесбанк действительно был взят штурмом. Двадцать пять омоновцев зашли через окна, предварительно сняв решетки[299]. Чтобы не было провокаций и никто ничего не поджег, омоновцы подготовились: под покровом ночи на окнах у черного входа в здание на оконные решетки натянули невидимые тросики, которые никто не заметил. А операцию по захвату банка начали среди бела дня – в 15:00. В одно и то же время во все окна на первом этаже и во все двери ворвались омоновцы. Окна у заднего входа удалось выдернуть именно благодаря тем тросикам. Как ни готовились к захвату незадачливые банкиры, сама операция для них стала неожиданностью: деньги в хранилище уничтожить не успели.
Мельников с Козловым в 15:00 включили телевизор, зная о точном времени захвата. Они были уверены, что новость о штурме Содбизнесбанка сразу же попадет на экраны. Пресса уже несколько дней подробно освещала конфликт ЦБ и Содбизнесбанка, и взятие станет новостью номер один. В 15:05 руководитель группы захвата, полковник МВД, позвонил и сообщил, что дело сделано: вошли тихо, жертв нет, хранилище с деньгами под контролем.
Всех опередило НТВ, которое прямо-таки с реактивной скоростью – через несколько минут после захвата Содбизнесбанка – сделало прямое включение с места событий. На экране запестрели обманутые вкладчики, рассказывающие о громилах в масках и вывезенных трупах; очевидцы штурма, показывающие травмы. Но Мельников с Козловым даже не злились на журналистов и всю эту шумиху. Они радовались: наконец-то дело сделано. Две недели жесткого противостояния завершились. Неприятности закончились. Осталась рутинная, но нужная работа по расчистке завалов: объем обязательств Содбизнесбанка перед вкладчиками составил больше двух миллиардов рублей[300]. Козлов и Мельников были рады, что в результате вкладчики Содбизнеса получили 51 % своих денег, а могли не получить ничего. Это случилось бы, если бы ЦБ не заблокировал в мае расчетную систему.
Они ошибались. Основные проблемы были еще впереди.
Ва-банк
Новость, изменившая ход событий, пришла издалека. Из Парижа. Там глава Федеральной службы по финансовому мониторингу (ФСФМ) Виктор Зубков, выступая на сессии Международной группы по борьбе с финансовыми злоупотреблениями (Financial Action Task Force on Money Laundering, FATF), заявил, что, кроме Содбизнесбанка, на подозрении в отмывании доходов находится еще десять кредитных организаций[301].
Зубков всем казался грозным человеком. Аббревиатуру ФСФМ мало кто знал, зато все были в курсе, что Зубков, близкий президенту человек, возглавляет финансовую разведку. Бывший разведчик Владимир Путин поручил своему бывшему коллеге по мэрии Санкт-Петербурга сформировать разведку для денежных потоков. Она была в новинку для России; никто не понимал, насколько серьезной станет ее роль. Не понимали, но на всякий случай побаивались. Еще одно силовое ведомство все-таки. Все видели, как жестко Путин разбирается с неугодными банкирами, примеры с Владимиром Гусинским и Михаилом Ходорковским были отлично заучены.
Для Зубкова десять кредитных организаций были лишь статистикой, которая помогала демонстрировать коллегам востребованность и необходимость финансовой разведки. Для банкиров эти учреждения, упомянутые Зубковым, значили больше. Все это поняли однозначно: за Содбизнесбанком последуют новые отзывы лицензий, государство принялось за большую чистку.
Слова Зубкова были как сигнал к началу боя. Теперь уже не осталось сомнений, что будут осаждены еще десять банков. Сразу же припомнили обещания Козлова, что руководство Содбизнесбанка внесут в какой-то черный список[302], а также слова Игнатьева, что у ста тридцати шести российских банков выявлены признаки наличия фиктивного капитала[303]. Банки восприняли все эти высказывания если не как войну, то уж точно как агрессию. Они умирать не хотели. Каждый банк в этой борьбе собирался уцелеть. А для этого нужно было прятать свои деньги от других. Только это помогло бы выжить.
Банки перестали друг другу верить. Финансовые организации – и так не из числа доверчивых, каждый смотрит сначала в свой карман, а потом вокруг. А тут всех парализовало. Началась угадайка: и банкиры, и вкладчики занялись прогнозами, кто следующий попадет в черную десятку[304].
Конечно, всем было очевидно, что первым черную метку получит «Кредиттраст». Хотя структура владения этими банками была очень запутанной, на рынке все знали, что хозяева «Кредиттраста» и Содбизнесбанка – одни и те же люди. И как только отозвали лицензию у второго, посыпался первый. Контрагенты «Кредиттраста» закрыли на него лимиты, а Центробанк и пальцем не шевельнул, чтобы помочь ему стабилизационным кредитом. Война – так война. В конце июня и у «Кредиттраста» была отозвана лицензия[305].
Банк был сдан тихо и без боя. Оборонительную стратегию Содбизнесбанка никто повторять не хотел[306].
Кризис на межбанковском рынке пришел с июньской прохладой. Лето 2004 года выдалось холодным, столбик термометра в июне редко доползал до двадцати градусов тепла. На «межбанке» дневной объем сделок тоже замерз: в июне он был в десять – двенадцать раз меньше, чем в мае. Становилось все больше банков, которые вообще ничего не могли занять. Ни под какой процент. Это вело к потере ликвидности и задержкам платежей[307]. Все встало, несмотря на то что ликвидности у банков было предостаточно: на 1 июня на их корсчетах было сто семьдесят шесть миллиардов рублей – на десять миллиардов больше, чем годом ранее[308].
Спираль кризиса раскручивалась сама собой. Из неприятности с одним банком на Красной Пресне выросла огромная засада, затронувшая всех. Финансовую систему парализовывало, на улицы выходило все больше вкладчиков. Проблемы стали появляться у других крупных коммерческих банков: «МДМ-банка», «Альфа-банка» и «Гута-банка». Система превратилась в минное поле: то тут, то там вспыхивали новые
