Приключения сионского мудреца - Саша Саин

«Всё, через неделю я отсюда выйду! — обрадовала нас мама, пробыв три недели в больнице. — Эмма договорилась с Робинзон, и эта змея меня выпустит! Робинзон тоже уже считает, что я здорова, и что это вы во всём виноваты! Мне даже уже лекарства отменили, я совсем здорова, я была всегда здорова! Исаак и Эмма вас тоже обвиняют! Эмма сказала, что если вы так дальше будете издеваться над своей мамой, то она тебе на работу напишет! — обрадовала мама своего сына — моего брата. — Прокурору напишет, и ты лишишься работы!» — описала мама его перспективу. «Вот, сволочи! — сказал я по дороге от мамы. — Точно повторяется ситуация, как в Бердичеве! Мы должны всем доказывать, оправдываться. А Эмма от зависти хочет тебе нагадить». — «Ладно, я плевал на неё, — ответил брат, — но то, что мать выйдет преждевременно — плохо. Папа приедет только через неделю, а она будет уже вне больницы, значит, обмен накрылся, и лекарства она не будет принимать». — «Конечно, — сказал я, — у Эммы и у Исаака больше влияния на врачей, чем у нас, тем более что это паршивые врачи». — «Они не врачи, а торгаши! — сказал брат. — Ладно, скоро они будут меня больше слушать, чем этих Эмм и Исааков! — сказал брат. — Профессор Хасанов выполняет экспертную работу в прокуратуре, но мне пока не приходилось с ним иметь дела, а то я бы к нему обратился». Как мать и обещала, через неделю она выписалась, и состояние её стало хуже из-за того, что она перестала принимать лекарства. Она сразу пошла жить к Эмме. На следующий день приехал отец, уволившись с работы, он выглядел расстроенным, растерянным. Объяснив ему ситуацию, позвонили Эмме и, переговорив с мамой, пришли с отцом к «ней в гости», т. е. к «маме у Эммы» в гости. Завидев нас, Эмма демонстративно вышла из комнаты. «Она с вами даже не хочет разговаривать! — торжественно заявила мама. — А Исаак от неё хорошо получил за то, что он вам помог меня бросить в больницу! Он тоже говорит, что я абсолютно нормальная, а он вам доверился, о чём очень сожалеет! А ты, дурак старый, слушаешь, что тебе твои детки говорят?! Теперь вас все узнали: и Эмма, и Исаак, и врачи! Я очень довольна! А что ты, старый дурак, приехал?!» — спросила она у папы. «К тебе», — скромно ответил папа. «Ко мне, негодяй?! Какой ты добренький! Ну и оставайся со своими детками, а я буду жить у Эммы! А ты живи с ними!». Эти последние слова уже услышал Исаак, пришедший с работы, войдя в комнату. Он заметно встревожился. «О, приехали! Прекрасно, молодцом! — обратился он к отцу. — А то ваша жена уже за вами скучала!». — «Я?! Никогда в жизни! — возмутилась мама. — Он пусть живёт со своими детками, а я буду у вас жить!» — ещё больше напугала она Исаака. «Нет, нет! Вам нужно с семьёй, они же хорошие! — Исаак старался нас улучшить и сделать привлекательными для мамы. — Они хорошие!» — повторил он и вышел из комнаты. «Исаак — это не Эмма, — сказала мама, когда он вышел, — но Эмма моя сестра, и она будет довольна, что я у неё живу. Я ей сварю, помогу, они не умеют варить». — «Да, да завари им». — «Что завари?! — поморщилась мама. — Что ты голову морочишь!». — «Ну, „кашку им завари“, чтобы они тоже почувствовали», — сказал я. «Ты очень ехидный, раньше ты таким не был! — в очередной раз решила мама. — Но они уже меня узнали, и кто виноват, поняли». — «Ещё больше узнают», — не мог успокоиться я. «Вы посидите там, — обратился Исаак к маме, выведя ее в другую комнату, — а мы с мужчинами поговорим, — обратился он уже к нам. — Знаете, она совершенно здорова! — начал Исаак. — И врачи тоже такого же мнения! Просто она немного понервничала, а сейчас уже всё хорошо, можете её забирать домой! — предложил великодушно Исаак. — Она здорова и уже почти не нервничает».

«Если она пойдёт к нам. Она у вас собирается жить! — радостно сообщил я перепуганному Исааку и, довольный произведённым эффектом, добавил: — Пойдёмте, — обращаясь к отцу и брату, — что мы будем чужим людям доказывать, оправдываться и объяснять!». — «Я чужой?! — возмутился Исаак. — Ну, хорошо, решайте тогда все сами, если я чужой!» — и зло посмотрев на меня, вышел из комнаты. «Может, не надо было так с ним разговаривать?» — сказал отец, когда мы вышли на улицу. «Нет, правильно он сказал», — поддержал меня брат.

Через два дня позвонила тётя Эмма и попросила нас маму забрать, т. к. у них очень тесно. «Им будет „теснее“ с каждым часом!» — пообещал я. Через два дня позвонила мама и сообщила, что мы «настроили» и Эмму, и Исаака, они тоже сволочи, и она уезжает в Бердичев. «Что делать?» — спросил растерянно отец. «Ехать с ней, — ехидно сказал я, — как раз все сливки снимешь! Как мама говорит на украинском: „кому змэлыться, а тоби скрутыться!“». «Думаете, ехать?!» — спросил перепугано папа ещё раз. «Конечно, не ехать!» — разозлился брат. «А что же делать?» — спросил папа. «Будешь жить с нами, — сказал брат, — устроишься на работу, а мы постараемся маму ещё раз сюда вытянуть, как только у меня появятся знакомые врачи. Положим ее на этот раз в психбольницу Кокташского района». — «Куда Исааковы руки не дотянутся!» — почти по-библейски закончил я за брата. «У вас жить как-то неудобно», — сказал смущённо отец. «Не у нас, а с нами», — поправил брат. «У нас тоже, как и у тебя, нет квартиры, мы же бомжи», — усилил выражение я. «Какие бомжи?!» — не понял отец. «Ну, те, которые живут в канализационных люках», — пояснил ему с готовностью я. «Ты всё шутишь, — мрачно сказал он, — а мне не до шуток, как мама одна будет в Бердичеве?». — «А как она была с тобой, не одна? Ты только её раздражал», — объяснил брат ему ситуацию. «А сейчас, твоё место там займут родственники, которые вполне заслужили перенять у тебя эстафету!» — тоже объяснил я папе, что он не в худшем положении оказался. «И что же будет, в конце концов? — не сдавался папа. — Она так и будет одна жить?». — «Нет, — упокоил я его, — сполна и заслуженно, рассчитавшись с роднёй, знакомыми, друзьями, она снова приедет к нам!». — «Думаете?» — спросил отец. «Уверены!» — заверили мы его. «Теперь самый раз брать ещё и собаку! — сказал я брату. — Будем трое в одной лодке, не считая, собаки!». — «Правильно! — обрадовался брат. — Пошли в зоопарк!». — «Ой, ой! — оповестила нас прыщеватая замдиректора зоопарка. — Вашу просьбу помню, но у нас случилось несчастье: из девяти щенков восемь сдохло, а девятый с бельмом на правом глазу! Его сука-мать укусила, когда он лез сосать у неё! И почему-то быстро исчезло у неё молоко». Посмотрев на щенка, крепкого, с большой головой и массивными лапами, для его трёхнедельного возраста, брат уже не мог от него оторваться. Правый глаз, из которого выделялся гной, был закрыт и распух, как у боксёра на ринге. «Возьмём!» — сказал мне брат больше утвердительно, чем спросил. «Возьмём, — согласился покорно я, — хоть зубов нет! Ага — есть! — увидел я, как щенок уже жуёт пальцы брата. — Но у овчарки всё же их больше было!». — «А что вы будете с ним делать? — поинтересовалась администратор зоопарка. — Он же погибнет, смотрите, какой глаз! Хотя, он и у нас погибнет! — уверенно приговорила она щенка. — Ладно, — согласилась администратор великодушно, — платите, как и договорились — 30 рублей, а если погибнет, получите ваши деньги назад», — ещё более великодушную сделку предложила она. «Царский подарок, — сказал я, когда мы понесли щенка домой, — не только мать его сука! Да и ему не надо было к суке приставать», — указал я на ничего не подозревавшего щенка, мирно уснувшего у брата за пазухой. «Что это?» — спросил брезгливо отец. «Это мелочи, — ответил я, чтобы его немного успокоить, — маленькая собака Динго». — «Какая Динго?» — недоверчиво спросил отец. «Среднее между волком и гиеной», — успокоил я его. «Нам ещё только собаки не хватало», — улыбнулся горестно отец. «А как же, — пояснил я ему ситуацию, — нас же трое, а значит, обязана быть и собака в лодке!» — ответил я. «Всё шутишь», — улыбнулся он. «Это единственное, что нам осталось делать», — философски сказал я. «У него же глаз больной», — практично отметил отец. «Ну и что? И у тебя больные глаза, — сказал я и понял, что эта шутка была уже неуместна. — Я имею в виду, что будем её лечить, как и тебя лечили врачи, и вылечим», — выкрутился я из неловкой ситуации и ещё больше вляпался. «А что, ты действительно прав», — смотрел брат то на отца, у которого было помутнение стекловидного тела правого глаза и он долгие годы безуспешно лечился, то на щенка. «У меня, кстати, стало хуже с глазом», — сказал отец. «Здесь тебя покажем врачам. У меня появились знакомые — профессор кафедры ЛОР-болезней Кальштейн, а его жена, зав. кафедрой глазных болезней — профессор Вовси — внучка знаменитого профессора Вовси, кремлёвского врача, которого расстреляли в числе прочих еврейских врачей в 53 году за то, что Ленина и Сталина „травили“». «Интересно, откуда в Душанбе такие известные врачи?» — спросил отец.

«Ты же знаешь, сам прятался во время войны в Ташкенте!» — объяснил я ему. «Ты сегодня всё время шутишь», — отметил отец. «Но для собаки мы найдём врача помельче», — пошутил на этот раз брат, не считая меня за врача. «А зря!» — подумал я. Первым делом показали ветеринарному специалисту с толстым красно-фиолетовым носом. «Выбросите его, хлопцы! — добродушно сказал ветеринар, потрепав ласково пациента за холку. — На хера он вам сдался! — добавил специалист. — Сами подумайте, даже если гной уйдёт, — пояснил он свои научные догадки, — то бельмо точно останется, а это и в человечьей медицине проблема. — Выбросите его и возьмите другого пса», — подытожил свою консультацию ветеринар, собираясь на вызовы: к свиньям, коровам, от которых пользы было больше, чем от собаки — свиное мясо, сало, а по его «хлопцы» чувствовалось, что сало ему не чуждо. «Давайте всё же попробуем», — наивно попробовал его уговорить брат. «Давайте, — согласился без ломаний салоед, — вот вам рецепт на порошок, хорошее средство, вдувайте три раза в правый глаз, можно даже в оба, для профилактики». — «Нет такого лекарства „Каломеланос“! — удивились ветеринары аптеки рецепту. — А, это, наверное, доктор имел в виду Каломель! — догадалась другая, подошедшая работница. — Что, у собачки глисты — да? Это глистогонное средство, — пояснила она, — только очень токсичное из-за ртути, но собакам иногда дают, если глисты замучили». — «Нет — это собаке выписано, в глаз вдувать!» — ошарашил я фармацевта. Аптекарши печально развели руками. «Знаешь что, — осенило меня на улице, — а что если мы в наглую подойдём к „человечьему глазнику“, например, на медгородке, где тётя Эмма работает. Только не к ней, конечно, и чтобы она не видела». Я бы не отказал в совете, как лечить собаку, — объяснил я свою задумку. — В любом случае, «человечий» врач выше «свинского»! Как раз у кабинета глазника — ни души. «Здрасте», — скромно вошли мы в кабинет, где кроме врача и медсестры была девочка лет 12, но не пациентка. «Глазники» перекусывали бутербродами с чаем. «Приём окончен, молодые люди!» — радостно сообщила нам глазная медсестра, и её начальница тоже кивнула в знак согласия. «Извините, — начал брат, — но у нас к вам большая просьба, а в часы приёма, конечно, не попадём к вам. У нас тут щенок дога из зоопарка, у него глаз поражён…». — «Что вдруг зоопарк стал присылать нам собак!» — возмутилась окулистка, выплюнув при этом крошки бутербродной смеси. «Да нет, мы купили собаку в зоопарке», — пояснил брат. «Чёрт знает что! — не успокаивалась „глазничка“. — Зоопарк торгует собаками, ну и идите в зоопарк к ветеринару!» — посоветовала офтальмолог, при этом ещё раз выплюнув частицу бутерброда на амбулаторную карточку, лежащую на столе. «Мама, посмотри», — жалобно произнесла девочка, оказавшаяся дочерью специалиста. «Ладно, откройте собаке глаз», — сжалилась окулист и, глянув своим глупым глазом в умный собачий, дожёвывая бутерброд, приговорила щенка к потере глаза. «Большое спасибо», — сказали мы и вышли из учреждения тёти Эммы. «Сами вылечим, — успокоил я брата, — пойдём в аптеку, возьмём глазные капли альбуцид, раствор риванола и тетрациклиновую глазную мазь». Через неделю интенсивного нашего лечения, подкреплённого интенсивным питанием в виде поливитаминов, одного литра 6 %-го молока в день — гной исчез, глаз очистился, но перед нами открылась картина сплошного бельма на правом собачьем глазу. Щенка заносило в левую сторону, правый глаз не видел. «Что теперь делать?» — растерялся брат. «Я же не случайно вспомнил про отца, — сказал я, — его лечили раствором дионина — рассасывающее средство при помутнении стекловидного тела. Почему нельзя при помутнении роговицы попробовать?» — пояснил я свою мысль. «Да, ты помнишь? — удивился отец. — Действительно, как-то так назывались капли, но они не помогли». — «То ты, а то собака», — сказал я и опять пожалел о своей очередной неуместной шутке. «Дионин только по рецепту!» — сказали в аптеке. «Давай возьмём рецепт в зоопарке, это ж их собака!» — предложил я и сам пошёл в зоопарк. Прыщавая администратор заулыбалась радостно, что не за деньгами пришёл, и подписала письмо в аптеку, которое я подготовил: «Администрация душанбинского зоопарка убедительно просит отпустить раствор дионина для лечения больного животного — щенка дога». Рассасывающая терапия началась со следующего дня, и к нашей радости и удивлению, пятно с каждым днём светлело и, наконец, мы увидели чистую, прозрачную собачью роговицу и то, что под ней: зрачок, радужку и прочие «принадлежности» глаза. Только радужки у нашего щенка оказались разного цвета, на больном глазу — чёрная, на здоровом — коричневая. После интенсивного лечения все пробы, проведенные нами с завязыванием здорового глаза, показали, что щенок видит, и хорошо видит, а также рычит и кусается при попытке забрать у него еду. Это был мой первый пациент — собака! «Главное, чтобы не было у тебя „собак“ — пациентов!» — пожелал мне брат.