Кодекс чести - Сергей Шхиян

Гвардейцы подошли ко мне вплотную и на полном серьезе начали подталкивать штыками к выходу.

Мне оставалось только пожать плечами и подчиниться.

Судя по выражению лица, Афанасьев меня не узнал. Ничего удивительного в этом не было: я, как мог, изменил внешность, цвет волос и был одет в мещанский фрак. Собственно моим остался только рост, который некуда было спрятать.

Вояки вывели меня в коридор, в котором находилось до десяти человек встревоженной дворни.

— Стой! — приказал мне напарник Афанасьева, гвардеец с погонами поручика.

Я остановился, демонстрируя полное спокойствие, даже равнодушие. Поручик сделал знак сержанту и вернулся в кабинет царя за приказаниями.

— Шурка! — тихо сказал я, почти не разжимая губ, пользуясь тем, что вблизи нас никого не было — слуги жались в отдалении, с ужасом глядя на меня. — Шурка, это я, Крылов.

Сержант вгляделся в мое лицо и удивленно вытаращил глаза.

— Алексей! Неужто ты! Какого черта!

— Тише ты, охламон, а то вместе со мной сядешь. Отвечай, не глядя на меня, куда вы меня собираетесь вести?

Афанасьев коротко заржал, и его разбойничья рожа начала расплываться в восторженной детской улыбке. Потом он взял себя в руки и сострил грозную, сосредоточенную мину.

— Значит, добрался-таки до своей крали у курносого под носом. Силен, бродяга! — говорил он, как и я, почти не разжимая губ. — Хорош французский шпион, который акромя «мерси» и «пардон» ни шиша по-французски не понимает!

Дальше развить эту забавную тему ему не удалось, вернулся из царева кабинета поручик, и Шурка замолчал. Офицер наставил на меня штык своего ружья и, наклонившись к уху Афанасьева, что-то ему зашептал.

Шурка серьезно кивал головой, хотя в его глазах прыгали смешливые чертики. Поручик кончил говорить, повесил свою пищаль на плечо и пошел вперед. Афанасьев, свирепо оскалившись, грубо толкнул меня следом за старшим наряда, и мы гуськом двинулись на мою Голгофу.

Шли мы, храня полное молчание. Дождавшись, когда никто нас не видел, Шурка тронул меня за плечо. Я обернулся к нему, кося одним глазом на идущего впереди офицера. Верный слуга царя, лыбясь во весь рот, показал знаками, чтобы я по его команде двинул начальника по затылку, и заговорщицки мне подмигнул. Я подмигнул ему в ответ. Дальше мы продвигались тем же порядком, прекратив всякие сношения.

Несколько раз, когда поблизости никого не оказывалось, я ждал сигнала, мысленно примериваясь, как половчее хватить по башке щуплого офицеришку, но приказ не поступал. Наконец, когда я отчаялся, и мне показалось, что ничего из Афанасьевской задумки не получится, Шурка ткнул меня в спину, и я тут же, не раздумывая, что есть силы, врезал поручика по затылку. Конвоир успел только крякнуть и снопом повалился на землю. В коридоре, кстати, никого кроме нас не было.

— Теперь бей меня и беги! — приказал сержант.

— А ты как?! — с тревогой за него, воскликнул я. За время, что мы петляли по дворцу, я просчитывал, какие могут быть неприятности у симпатяги гвардейца — подставлять его мне не хотелось.

— Завтра расскажу, — осклабился он. — С тебя шампанское! Вон выход в черный двор, там нет караула!

Времени на раздумья у меня не было, и я так же основательно, как поручика, двинул сержанта.

— Давай еще раз! — приказал Шурка, хорошо выдержав удар. — Чтобы следы были!

Мне ничего другого не оставалось, как приложить его «со следами», после чего я рванул к выходу со всей быстротой, на которую был способен.

Однако из дворца я вышел уже не спеша, фланирующей походкой, не глядя по сторонам. На черном дворе было довольно много народа, и на меня никто не обратил внимания. «Хорошо, что это не Михайловский замок, — подумал я, выходя на дворцовую площадь, заполненную торговым и гуляющим людом, — оттуда мне бы так просто не выбраться».

Я был уже на Невском проспекте, когда во дворце началась кутерьма, и со стороны Невы послышались ружейные выстрелы. Прохожие с любопытством тянули шеи, интересуясь, что произошло, я же, не оглядываясь, уходил всё дальше от опасного места.

Для того, чтобы зря не светиться своими переодеваниями, кроме «главной ставки» на Содовой улице я обзавелся «конспиративной квартирой» в доходном доме, где снял каморку. Дом был трущобного типа, и жили в нем «отбросы общества». Хозяин, угрюмый гигант с пудовыми кулаками, держал нас, жильцов, в страхе, потому никакой опасности со стороны соседей не существовало. «Отбросы» вели себя скромно и смирно.

Я аккуратно еженедельно платил за хоромы в пять квадратных метров, как за номер в приличной гостинице, вежливо раскланивался с хозяином, и меня никто не беспокоил.

Высокой плата была оттого, чтобы полиция не совала нос в наш дом, хотя большинство типов, его населяющих, были их явными клиентами.

Не знаю, был ли угрюмый амбал-хозяин у властей информатором, или просто отмазывался взятками, но я решил, переодевшись в свое обычное платье, из осторожности не рисковать и больше сюда не возвращаться. Если государь взбесится от моего бегства и меня начнут искать по всему городу, то в первую очередь прочешут заведения вроде этого воровского притона.

Отмывшись и переодевшись, я покинул свое тайное убежище. Передо мной стояла дилемма: лечь на дно или пойти на риск и продолжать жить в столице как прежде. У меня был еще должок перед моими дворцовыми друзьями — ужин, который я им обещал.

Понятно, что ради пьянки с двумя придурками я не стал бы класть голову на плаху, но мне не хотелось терять с ними связи. Однако если истопников вычислят и раскрутят, трактир, где мы договорились встретиться, станет для меня капканом.

Поразмыслив, я решил рискнуть. До оговоренной встречи оставалось чуть больше двух часов, и я понадеялся, что за это время их просто не успеют допросить. Если же успеют и свяжут со мной, то вряд ли смогут организовать захват.

Самое простое для следствия было бы проследить мой путь во дворце и понять, как и с чьей помощью, я туда попал. Однако для этого необходимо владеть логикой и уметь принимать простые, эффективные решения.

Почему-то все люди приходящие в нашей стране к власти, этих качеств начисто лишены. Я был почти уверен, что сейчас вся полиция будет искать мифических «жирондистов-якобинцев» или подбирать на их роль козла отпущения. Будь по-другому, мы с вами жили бы в скучном, сытом, правовом государстве западного толка, а не стреляли бы друг в друга в подъездах домов.

Я сел на извозчика и отправился на квартиру Антона Ивановича, где вновь переоделся, теперь уже в мещанское платье, после чего, раньше оговоренного времени, отправился к трактиру. Никакой суеты вокруг него не было, и «люди в штатском» не гуляли в окрестностях со скучающим видом. В договорное время показались мои «френды» с лицами, полными скрытого ожидания, и я безо всякого страха вошел в питейное заведение следом за ними. Они уже успели занять столик в парадной части зала и приветствовали меня радостными улыбками.

— Ты чего же опаздываешь, Григорьич? — попрекнул меня Евпатий, хотя сам явился двумя минутами раньше. — Мы боялись, пока ты придешь, вся водка прокиснет!

Я догадался, что это была заранее придуманная тонкая шутка, и посмеялся вместе с ними.

— Как во дворце? — поинтересовался я. — Чего-то, слышал, у вас случилось?

— Это нас не касаемо, — солидно заявил обер-истопник. — Болтают, что противу государя заговор был, хранцузы на него напали и охрану побили. Да государь их самолично скрутил, и в тайную экспедицию отправил. С ним, брат, не побалуешь!

— А вроде как стреляли? Убили кого? — продолжал любопытствовать я.

— Известно дело, без этого нельзя. Строгость должна быть!

Я понял, что в моих рассуждениях была известная толика правды, и связать ложного трубочиста с истопниками властям будет чрезвычайно сложно.

Как проигравшая сторона, я заказал роскошный, по понятиям моих приятелей ужин, и мы принялись пировать. Когда лихорадочное возбуждение от непочатых бутылок улеглось и мы расслабились, я завел разговор о маленьком человечке, давеча заинтересовавшем меня. Евпатий о нем ничего не знал, а обер-истопник воровато огляделся по сторонам, хотел что-то рассказать, но в последнюю минуту передумал.

— Человек, как человек, — хмуро сказал он. — Служит по казенной части. Нам он без надобностей.

Иванов же перекрестился и плюнул через левое плечо. Зато о своей знакомой Маканье Никитичне старший истопник рассказал много интересного. Старуха еще смолоду попала во дворец и сделала большую для крестьянской девочки карьеру. Ей удалось, не забывая свой интерес, продержаться при всех последних императрицах и императорах на теплых должностях. Притом, она пользовалась уважением не только у слуг, но и у царской фамилии.

Обычно ей поручали сложные дела, требующие ума и хитрости. Старуха весьма поднаторела в интригах, которыми живет любой двор, и ни разу ни в чем не прокололась. Теперь, на склоне лет, она была влиятельна и богата, чем вызывала всеобщее почтение, смешанное со страхом.