Исторические очерки Дона - Петр Краснов

3-го ноября, когда французская армия хотела приостановиться под городом Красным, Русские войска насели на нее и заставили ее бежать. Ночью после сражения французы не имели покоя.

В местечке Ляды две сотни казаков и вооруженные кольями и топорами крестьяне заставили всю армию провести ночь под ружьем.

Ни на одном ночлеге не было спокойствия. Измученные дальним тяжелым походом по снегу, голодные, ознобленные люди не имели ночью отдыха. Им везде чудились казаки.

7-го ноября остатки Наполеоновской армии вошли в город Оршу. Из полутораста тысяч, выступивших из Москвы, в Оршу пришло только 30 000.

Граф Платов преследовал наиболее стойкого и мужественного генерала французской армии — маршала Нея, шедшего в арьергарде.

5-го ноября Платов вошел в Смоленск, из которого только что выступил Ней. Оставив в Смоленске 20-й егерский полк и сотню казаков, Платов пошел преследовать Нея по обоим берегам Днепра.

Сотник Наркин, шедший в авангарде отряда генерал-майора Денисова, в 17-ти верстах от Смоленска, на большой дороге нашел 112 орудий, брошенных французами.

Граф Платов с 12-ю полками шел по покрытым глубоким снегом узким проселочным дорогам, а местами и «на простяка», полями, пересеченными канавами, наперерез маршалу Нею.

Ней вел полки в густых колоннах по берегу Днепра. По сторонам колонн были высланы цепи стрелков. Недалеко от села Гусиного, на поляне между лесами, Платов нагнал Нея. Казачьи пушки вынеслись на опушку леса и обстреляли колонны французов. Полки графа Платова, с артиллерией, с невероятными усилиями, в глубоких сугробах снега пробились через густые леса, и вышли французам наперерез. Произошла свалка. Надеявшиеся спастись в лесу и кинувшиеся к опушке, французы были встречены картечным и ружейным огнем. Солдаты бросали ружья и разбегались. Маршал Ней на крестьянской лошади выехал к бегущим солдатам.

— Солдаты! — громовым голосом кричал он, — неужели вы предпочтете постыдный плен славной смерти за Императора и Францию?!

Образумившиеся солдаты возвращались, строились в колонны, направлялись к лесу. Платов вывел из него свои полки. Побросав ранцы, тяжелым ночным походом французская пехота прошла через лес, и далеко за полночь дошла до селения Дубровны. На рассвете у села Дубровны появился Платов с донскими полками и выгнал из домов на мороз и стужу остатки арьергарда Нея.

8-го ноября Ней пешком добрался до города Орши, и здесь соединился с Наполеоном.

12-го ноября, не задержанный Русским корпусом адмирала Чичагова, Наполеон приступил к переправе через реку Березину. Река была покрыта тонким льдом. Французским саперам удалось из подручного материала навести два моста. Часть армии успела переправиться, когда снова из лесов появились казаки Платова. Все, что было еще на берегу: замерзшие обозные, раненые в больные, на подводах и пешком, бросились спасаться в полном беспорядке к мостам. Мосты были заняты войсками. Тогда вся эта толпа, частью безоружных, побежала на лед… Лед сломался. Французы стали тонуть. Березина была страшным бедствием для армии Наполеона.

23 ноября Наполеон оставил армию, и под именем Коленкура, в санях, а потом в почтовой карете уехал во Францию, в Париж, создавать новую армию на замену погибшей в снегах и лесах России.

Французская армия бежала к границе. По-прежнему ее прикрывал Ней.

29 ноября казаки настигли Нея. Его солдаты стали разбегаться. Ней взял ружье, и с несколькими солдатами стал отражать казаков. Казаки не взяли его в плен только потому, что в обмороженном, небритом, одетом в грязное тряпье солдате с ружьем не признали самого мужественного маршала Наполеоновой армии.

Пройдя Ковно, Ней переправился через Неман. На Русской земле не оставалось больше ни одного французского солдата. Отечественная война была кончена. 552 000 солдат армии «двунадесяти языков» остались на полях России. 1200 пушек было взято Русскими или брошены французами при отступлении. Донские казаки Платова истребили более 18 000 французов, взяли в плен 10 генералов, 1047 штаб- и обер-офицеров и около 40 000 солдат; отбили 15 знамен, 364 орудия и 1066 зарядных ящиков.

Они взяли громадную добычу.

Как-то зимою, к командиру атаманского полка пришел казак Черкасской станицы Гаврило Чернишников, принес слитки серебра до двух пудов весом и просил принять серебро на церковь, как церковное.

Командир полка сказал, что это не церковное серебро, но литое, и по правилам дележа добычи принадлежит ему, Чернишникову.

— Почему мы можем знать, ваше высокоблагородие, — отвечал атаманец, — церковное или не церковное это серебро? Про то Бог один ведает. Может быть, нечестивые элодеи из ограбленного в храмах слили это серебро? Не хочу принять греха на душу. Оставя у себя слитки, буду мучиться совестью. Милосердный Бог сохранил мне жизнь. Богу посвящаю я эту малую жертву. Дай Бог здоровья нашему атаману. Он подал нам благую мысль показать делом усердие наше ко Всевышнему Творцу и святой вере праотцев.

Другой раз какой-то донец подъехал к биваку гвардейского корпуса и продавал офицерам разные вещи, отнятые от французов: часы, кольца, табакерки, пистолеты, сабли… Один из покупателей, чиновник Литовского полка Щеглов, увидал большой и по виду тяжелый мешок, висевший поперек холки казачьей лошади.

— А тут у тебя что? Нет ли и тут, станичник, чего продажного? — спросил Щеглов у казака.

— Нет, тут церковное серебро, — отвечал казак, — я обещал пожертвовать его на церковь. Боже сохрани, чтобы я пользовался из него хотя бы одним золотником.

— Отдай тогда на нашу церковь, — сказал чиновник.

— Это вот ладно… Бери!..

Казак снял тяжелый мешок с седла, передал его Щеглову, беззаботно свистнул и уехал, не назвавши своего имени.

По мысли Платова, казаки стали сдавать все захваченное ими серебро в штаб Кутузова для пожертвования в церкви. Набралось более пятидесяти пудов серебра. Из сорока пудов была сделана в Казанском соборе в Санкт Петербурге решетка вдоль главного амвона храма. На этой решетке сбоку, малоприметная, «александровскими» печатными буквами, вырезана надпись: «Усердное приношение войска Донского» — 10 пудов серебра и 20 000 рублей Платов передал на возобновление ограбленных французами храмов Донского монастыря в Москве.

В конце ноября к Русской армии прибыл Император Александр и приказал переходить через Неман для преследования французов заграницей.

3 декабря в Ковенском соборе служили торжественный молебен по случаю освобождения России от нашествия двунадесяти языков.

Из тысячного Атаманского полка на молебствии было 150 человек. Остальные полегли на полях России убитыми, умершими от ран, от болезней, замерзшими, умершими от голода. Так же было и в других казачьих полках.

Новые пополнения шли с Дона.

Начался заграничный поход Русской армии и ее казаков.

Глава XXX

Как же оценили эти подвиги казаков, их особую, им только свойственную «казачью» тактику бесконечно разнообразных лав и вентеря, их неутомимость и постоянную бодрость те, кто на себе испытал силу казачьих войск: Наполеон и его генералы.

«Казаки — бич рода человеческого» — отозвался о казаках Наполеон.

Француз де Брак писал: «Казаки делают войну весьма опасною, в особенности для тех офицеров, которые назначены производить разведки. Многие из них, в особенности офицеры генерального штаба, довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей из опасения наткнуться на казаков, никогда не поверяли на месте этих показаний, а потому Император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках»…

Генерал Моран написал следующее: «Казаки, кидаясь в атаку, обыкновенно несутся марш-маршем и хорошо останавливаются на этом аллюре. Их лошади много способствуют смелости, и со своими всадниками составляют как будто одно целое. Эти люди, будучи осторожны, не требуют особых попечений о себе, отличаются необыкновенною стремительностью в своих действиях и редкою смелостью в своих движениях.

Какое великолепное зрелище представляла наша кавалерия, когда, блистая при лучах июньского солнца золотом и сталью, пылая отвагой, она гордо развертывала свои стройные линии на берегах Немана. Какие грустные размышления возбуждали эти перестроения, утомлявшие только лошадей и оказавшиеся совершенно бесполезными в делах с теми самыми казаками, которые до сих пор были презираемы всеми, но которые так много сделали для славы России. Каждый день видели их в виде огромной завесы, покрывающей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к самым нашим рядам Мы развертываемся, смело кидаемся в атаку, и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают, как сон, и на месте их видны только голые березы и сосны… По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам своим нападением. Мы повторяем тот же маневр, и по-прежнему не имеем успеха в своих действиях… Таким образом, одна из лучших и храбрейших кавалерий, какую только когда-либо видели, утомлялась и приходила в расстройство в делах с теми людьми, которых она постоянно считала недостойными себя, но которые, тем не менее, были истинными освободителями своего отечества…»