Иду на свет (СИ) - Акулова Мария
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сознание в тумане. Единственная поддержка — мужские руки.
* * *Санта просыпается с чувством дикой жажды. Во рту — Сахара, возведенная в квадрат. Голова трещит так, будто она — колокол и кто-то с остервенением всю ночь долбил по бортам. В ушах на фоне писка частичная глухота. В теле — абсолютная слабость.
Где-то далеко-далеко она слышит телефонные вибрации. Знакомые. Они и будят.
Верхние веки будто пришиты к нижним. Каждая ресница весит тонну. Разлепить глаза сложно. А ещё сложно разогнать мыслительный процесс.
Предел её способностей сейчас — констатация очевидных фактов и исполнение собственных мелких поручений.
Кто она — понятно. Где — по ощущениям и запахам тоже. Что было вчера — нет. Но при попытке подумать об этом, голова отзывается острым приступом боли.
Наверное, не надо торопиться.
Телефон снова вибрирует. В отличие от прошлых трелей, это уже звонок. И его нужно взять.
Санта тянется рукой куда-то за спину. Шарит по постели, нащупывает…
Открыв один глаз, принимает, прижимает к уху…
— Алло…
Её голос звучит хрипло. С потрохами выдает, что только проснулась. Поверх физических гадких ощущений слоем ложится стыд. Ей мама звонит, а она…
Напилась вчера что ли?
Господи…
— Алло, Сантуш… — Голос у Лены взволнованный, но она будто облегчение испытала вот сейчас, когда Санта взяла… — У тебя всё хорошо? — Вопрос вроде бы будничный, а даже по тону слышно, что смысл в него вкладывается особенный. Почему-то…
— У меня всё хорошо…
И всё это в купе с собственными ощущениями заставляет Санту взять себя в руки. Ответить маме, открыть глаза — сначала один, потом второй. Сглотнуть сухость, окинуть взглядом свою спальню.
Не зашторенное окно. Включенный свет. Разбросанная одежда.
Рефлекторно придерживая одеяло, Санта постаралась сесть.
Это было не так-то просто. Тело правда ныло. На голом запястье какие-то следы, Санта их разглядывает… Они же бредут по руке…
К трещащей голове и жажде добавляется чувство гадкой тошноты и липкого страха.
— Точно? — мама переспрашивает, Санта пытается зачем-то кивнуть, а потом прижимается кистью к склоненному лбу. Потому что зря. — Я, наверное, не права, Сантуш… Прости меня… Но ты не позвонила вечером. Я набрала Данилу… У вас всё хорошо? Он сказал, ты не с ним…
В голосе мамы нескрываемое сожаление. Ей стыдно перед дочерью, она кается. И она волнуется.
А Санта холодеет.
Прошлый вечер начинает мелькать вспышками. На коже выступает испарина… Чувство такое, будто холодной водой окатило, но от пота это не спасло. Одновременно холодно и жарко.
Она снова отрывает руку и смотрит на собственное запястье… Потом вниз — туда, где уже локтем придерживает к груди ткань одеяла…
Новый приступ тошноты такой сильный, что страшно тут же вырвать.
Чтобы это не случилось — Санта зажимает рот, дышит носом… Глубоко. Молча. Часто…
Слышно ли это в трубке, она не знает. Знает, что надо скинуть…
— Я чуть позже наберу…
Выталкивает из себя слова, жмет отбой, а потом руку снова ко рту и взгляд перед собой — в зеркало, на углу которого, будто издеваясь, слишком легкомысленно повис её лифчик.
— Господи… Боже мой…
Головная боль больше не мучает. Точнее она теряет всякое значение. Тело сковывает парализующий страх и гадливость. Санта позволяет одеялу съехать вниз. По всё тому же телу. Голому.
Ей самой противно, но она шарит. По груди, животу, бедрам, ногам.
То и дело дергает рукой к лицу, потому что то и дело же подкатывает…
Кромешный ужас произошедшего лишает рассудка. Она… Что она сделала?
Телефон опять напоминает о себе. Это опять сообщение.
Дрожащие пальцы тянутся к нему. Фэйс айди реагирует на лицо…
Санта заходит в телеграм, чтобы увидеть…
Пользователь «Данила» отправил ей целый альбом. Самое гадкое, что она видела в жизни. Самое гадкое, что это гадкое — она.
Голая. Спящая. С засосами на шее, которые саднят, а ещё отражаются в том самом зеркале, стоит хоть немного повернуться.
Его сообщение — пересланное от пользователя «Максим Наконечный» и там есть приписка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})«2:0».
— Боже… — Пусть вот сейчас самое время срочно искать оправдание, Санта не может. Просто пялится в экран. Не верит и пялится.
А потом жмурится.
Данила недолго печатает. Она быстро читает.
«Надеюсь, оно того стоило».
Он блокирует её, как абонента. Справедливо вычеркивает из жизни.
Она несется в сторону ванной, сдерживая сразу и рвоту, и рыдания.
Глава 29
Прошло три месяца.
— Алло, Том…
— Алло, Данила Андреевич…
Данила отметил, что голос девушки звучит слегка настороженно, аккуратно… Почему — ясно.
— Можешь предупредить, что я хочу в среду сделать большую встречу. Присутствие всех спорщиков более чем желательно. Хорошо?
Обращайся он с подобной просьбой прошедшей весной, Тома просто ответила бы «хорошо», может уточнила бы время, а потом тихонечко исполнила. Но сегодня с ответом чуть тянула. И снова ясно, почему.
— В зуме? — произнесла опять же аккуратно.
Просто ждала, а Данила завис. Несколько секунд смотрел в руль. Потом тряхнул головой, перевел взгляд в лобовое.
— Нет. Я в Киеве. В понедельник буду в офисе.
И всё той же весной реакция Томы тоже была бы ожидаемой — радость. Непритворная. Она — отличная девочка. Очень расположена к нему. После длительных отсутствий всегда встречала с нескрываемым восторгом. Но с весны переменилось всё. Поэтому радости нет.
— Хорошо, Данила Андреевич. Я вас поняла…
Тома заверяет, где-то там параллельно кивая. И ей больше особенно нечего говорить. Даниле тоже.
— Спасибо, Тома, — разве что поблагодарить, а потом скинуть.
Вжаться затылком в подголовник, одарить своим вниманием уже потолок машины. Напомнить себе, что он вернулся в связи с готовностью жить дальше свою жизнь в режиме 24/7, а не ситуативно, как было на протяжении этих месяцев.
Что пережил, оклемался.
Свыкся с непроходящим чувством предательства и тотальной отсутствием веры. Перестал давить в себе порывы разобраться во всём, что случилось, потому что порывы кончились.
А жизнь — нет. И одно дело, поставить её на паузу, другое — слиться в позиции слабого. Спасибо, не спиться. Потому что такие мысли приходили…
Он не отрицал — измена Санты не просто ослабила, убила. Она — не Рита. Только она могла сделать так плохо.
Могла… Знала это… И сделала.
Данила понятия не имел, когда у Санты с Максимом всё началось. Допускал, что где-то после их такой искренней и откровенной Барсы. А может до, но именно там Санта его ещё любила, усомниться за всё это время так и не смог. А возвращался туда часто. Делал себе же невыносимо больно, потому что так больше никогда не будет. Ни с кем. Но главное, что с ней — без единого шанса.
Если после Барсы — всё выглядит вполне логичным. То, как резко и как сильно похолодало между ними. То, как сложна она шла на контакт. То, что из искренне влюбленной превратилась в таинственно страдающую. А он-то думал, дело в этих её профессиональных амбициях, которые реализовала бы, дурочка… Ну реализовала бы ведь… Оказалось же, дело снова в нём. И в том, что даже влюбленность длиной в пятнадцать лет не обезопашивает от вероятности получить удар ножом между расслабленных лопаток.
Данила получил свой нож. Он разрезал плоть, углубившись на всю длину. Невозможно забыть чувства, когда возвращаешься в пустую квартиру, всю ночь не спишь — ждешь, когда она пойдет на контакт, а утром, собираясь в её квартиру, уже обувшись, стоя в дверях их вроде как общего дома, получаешь выворачивающее наизнанку «2:0».
Это так гадко. Хочется убить Максима. А от Санты хочется отмыться.
Святая… Светлая…
Была.
А стала проклятая.
Не захотела быть Черновой, стала просто Чернотой.