Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год - Владимир Броневский

Обрабатываемые земли для черногорца не что иное, как посторонний предмет, для коего употребляет он одни физические силы; нет видов, нет улучшения, и все ограничивается простыми способами, по обычаю, соделавшимися священными. Страсть к войне потушает в нем желание приобретать богатство; довольствуясь малым, отправляя общественные должности безвозмездно, пренебрегая избыток, беззаботно провождает он жизнь в самовольной бедности. Торговля, умножающая земные произведения, также ему неизвестна, кроме не значущих мен в Катаро; набеги и грабежи составляют все сношения с изобильными провинциями, его окружающими. Сие отчуждение не от того происходит, чтобы душевные его способности были ограничены; напротив, он имеет проницательность, весьма здравый рассудок и удивительную смышленость и переимчивость; истина сия доказывается примерами тех, кои служат в российской армии и бывают в чужих землях: они оказывают способность к изучению языков и наук, а более склонность ко всем ремеслам и в короткое время делаются другими людьми; но успехи их бесполезны для отечества, ибо вообще они туда более не возвращаются. По своей беспечности народ сей, беспрестанно употребляя во зло благодеяния Провидения, не постигает наклонности своего разума, даже не зная способностей своих, старается отделить их от души и упрямо пребывает в прежнем невежестве.

Мечтания философов о независимости могут в семейственной жизни черногорцев найти образ счастливой свободы, но друг человечества всегда откроет в том беспорядок своеволия, где право сильного и неумолимое мщение заменяют все законы; он пожелает в сердце, да освободятся они от бесчисленных бедствий войны, им и соседям их равно пагубной, и да оставят жизнь, толико противную достоинству человека.

Под властью мудрых законов мощные руки черногорцев отвратятся от грабежей, посвятятся возделыванию земли; жатвы их будут обильнее, нерасчищенные леса, необработанные вершины горы могут искусством рук превратиться в тучные для многочисленных стад паствы; размножатся яблони, груши, гранаты, миндаль и прочие плодоносные деревья, растущие на сей заброшенной земле, так сказать, сами собой; от фиговых и шелковичных дерев получат они еще большие выгоды; наконец виноград на почве каменистой покроет промежутки скал их и увеличит их стяжание и удовольствия жизни.

Известно, что в XII столетии вся шерсть Боснии и Сербии привозилась чрез Черногорию в залив Катарский, откуда на судах отправлялась в Венецию. Не прошло еще одного века, как Босния и Герцеговина имели постоянное сообщение с Кастель-Ново чрез Ризано. Албания, для избежания опасностей мореплавания в зимнее и военное время, часто покушалась провозить свои товары чрез землю черногорцев; сим сократился бы путь, и караваны освободились бы от обид и притеснений; но, опасаясь могущества турок, они отвергнули все такого рода предложения. Рагуза и Катаро, сии две близкие им гавани, кажутся помещенными среди Адриатики, чтобы служить убежищем в бурном море и соделаться средоточием торговли турецких областей с Италией. Пропуская товары чрез свою область, они могли бы восстановить древние, потерянные ими отрасли торговли. Сим способом, приняв более миролюбивые правила, укротив строптивый нрав свой, черногорец узрел бы в короткое время процветающими земледелие и торговлю и познал бы все искусства, кои проистекают из сих двух источников всеобщего благосостояния. Упражнение в оных, открывая способности воображения, доставило бы ему наслаждение чистейшими удовольствиями и украсило бы его существование. Словом, сблизив их с соседственными народами, возможно было бы обратить ум их на другие предметы, дать им другое направление, внушить новые мысли и, тем побудив к новым соображениям, показать путь к изобилию, к стяжанию богатств.

Никакой народ не имел столько надобности в преобразовании своего правления и своих нравов; но каким способом произведется сия спасительная перемена? Можно ли надеяться, чтоб убежденный благосостоянием других просвещенных народов, стал он домогаться славы подражать им? Глаза его закрыты от света, душа, подобно умирающему, коего жестокость болезни делает нечувствительным к страданию, не может воспламениться тем благородным соревнованием, которое замышляет и приводят к концу дела великие. Настоящий митрополит имеет всю доблесть и способность внушить в них столь прекрасную решимость; но он царствует над народом, погруженным во мрак невежества, которое, возвышая его познания и утверждая власть, кажется, не побуждает его к сему подвигу, а всего вероятнее, он не имеет довольно сил предпринять столь важное преобразование. Оное может только быть творением того государя, коего имя находится в величайшем уважении у сего гордого, кичливого народа, того, которого подвиги познаменовываются единым благотворением к подданным, владычеством его счастливым!

15 апреля по возвращении фрегата из Корфы, для доставления в Триест надворного советника Скрыпицына, отправленного в Россию с донесениями, оставили мы Кастель-Ново. При ясном небе и тихом ветре беззаботно плыли мы близ Рагузского берега. К вечеру береговой ветер наполнил верхние паруса, фрегат нечувствительно, но скоро переменял место. С островов, мимо которых шли, прохладный ветер навевал на нас ароматы цветущих дерев, и множество птичек пели на реях; юнги, с отважностью лазя по мачтам, ловили их только для того, чтобы, накормя, дать им свободу. Множество касаток[43] играли вокруг фрегата; они так плавно и не торопясь выбрасывались из воды, что, кажется, нарочно желали доставить нам удовольствие. Касатки водятся во всех морях; серпу подобное перо на спине отличает их от дельфинов, которые притом и менее; сии рыбы любят приближаться к кораблям и, кажется, забавляются, быстро оные обгоняя. Они обыкновенно идут в ту сторону, откуда нового ветра ожидать должно. 16 апреля, несмотря на темную ночь и противный ветер, прошли мы Курцольским каналом, весьма тесным и опасным. Капитан Белли, взявший остров Курцало, с кораблем своим стоял тут на якоре, а бриг «Летун» и шхуна «Экспедицион» крейсировали у острова Лезино.

Миновав Длинный остров (Isola longo), увидели требаку, идущую по направлению к Заре, пушечным выстрелом требовали, чтоб она подошла для осмотру, но требака, не поднимая флагу, пустилась бежать к гряде малых островов, окруженных каменными отмелями, надеясь между оными скрыться. Полагая по сему, что судно сие должно быть неприятельское, мы погнались за ним и, подошед весьма тесный пролив между двух подводных камней, остановили его несколькими ядрами у острова Унии; люди с него бежали, а требака, нагруженная кокорузой и маслом, взята.