Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу же после падения Кронштадта командование потребовало отчета о состоянии крепости и фортов. Воображению рисовалась мрачная картина. Был задан вопрос: «Первое – ходят слухи, что перед сдачей „Петропавловск“ и „Севастополь“ были подорваны командами. Верно ли это? Второе – то же самое относительно артиллерии крепости, целы ли орудия на фортах; третье – какие суда повреждены или выведены из строя. Четвертое – какие здания и учреждения максимально разрушены». Ответ успокоил центр. В нем сообщалось, что суда никто не взрывал. А в отношении линкоров в ответе говорилось: «Повреждений нет, кроме одного 12-дюймового попадания в верхнюю палубу Севастополя»[496]. Несмотря на то, что во время обстрела и бомбардировок Кронштадта основной целью были линкоры, прямое попадание было только одно. Видимо, стрельба была организована и с той, и с другой стороны не самым лучшим образом. 22 марта по приказанию Тухачевского специальная комиссия осмотрела форты Обручев и Тотлебен. Из повреждений было отмечено: большое количество выбитых стекол, отколотые куски бетона, воронки и прочие мелкие повреждения. При осмотре других фортов и батарей также серьезных разрушений не было обнаружено. Такое же заключение было сделано в отношении форта Константин. Задача авиации состояла в основном в корректировке артиллерийского огня и в разведке.
В предыдущей главе мы говорили о том, что во время первого штурма красноармейцы шли в бой часто в рваной одежде и полуголодные. Изменилось ли положение со снабжением ко второму штурму?
Командование 7-й армией и Комитет обороны предпринимали большие усилия для размещения красноармейцев и снабжения их всем необходимым. Но централизация, бюрократизм, расстройство всей хозяйственной жизни страны и наплевательское отношение к рядовым красноармейцам привели к тому, что нормальное снабжение до начала второго штурма так и не было налажено, хотя самые вопиющие недостатки были устранены. Особенно много проблем было в прибывающих частях и в частях, перемещенных с одного боевого участка на другой. 10 марта особист А. А. Игнатьев встретил в деревне Малая Ижора 6-ю роту 561-го стрелкового полка, прибывшую с Ольгинского завода. Он писал: «Ввиду того, что рота собралась в поход неожиданно, то все постельные принадлежности остались в главном цейхгаузе роты в Кавашевских бараках, и в настоящее время кр-цы спят прямо на полу в полной боевой готовности в шинелях. ‹…› В роте скверно обстоит дело с продовольствием, во-первых, потому, что продукты выдаются в сухом виде и, во-вторых, что они выдаются на 3 дня и конечно съедаются за один [день]. ‹…› Кр-цы заявили, что желательно бы было получать ежедневно горячую пищу, а не сухими продуктами»[497]. О тяжелом положении в прибывающих частях чекисты докладывали Ленину и Сталину: «11 марта в Ораниенбаум прибыл 94 полк 32 бригады. Полк расквартирован совершенно неудовлетворительно, в казармах грязно и холодно. Из-за недостатка дров нет кипятку. Сильная нужда в обмундировании и обуви. Настроение хорошее. ‹…› Прочие все прибывающие части терпят большие лишения благодаря необорудованности и антисанитарному состоянию казарм, а также получения продуктов на руки в сухом виде»[498]. Чекисты не могли понять причину такой неорганизованности. Естественно, они тут же начинали искать белогвардейских врагов народа: «Нижеприведенные факты заставляют подозревать участие неизвестных организаций, нам активно вредящих: 10 марта из 12 запасного полка, расположенного в „Стрелке“, в Ораниенбаум отправлена команда в 70 человек в лаптях, в то время как в полку имелись сапоги»[499].
Как и перед первым штурмом, снабжение артиллерийских батарей было налажено гораздо хуже, чем пехотных частей. Про 4-ю группу тяжелой артиллерии в отчетах сообщалось: «Обмундирования – не хватает 40 %. Недостает также лошадей, обозного имущества и медикаментов». В сводном артиллерийском парке 11-й дивизии у только что поступивших пополнений положение было также тяжелое. Им не хватало «75 % всего положенного». По-прежнему не хватало обуви. Об инженерном батальоне 11-й дивизии сообщалось: «Недостает обуви 40 %»[500].
Только 16 марта, к началу штурма положение стало лучше. Тухачевский считал, что его части готовы к штурму. Хорошо накормленные, в подавляющем большинстве в соответствующей обуви и обмундировании, снабженные маскировочными халатами, делавшими их невидимыми на льду, прекрасно вооруженные, за исключением недостатка тяжелой артиллерии, запуганные чекистским террором и под пулеметами заградительных отрядов, обработанные тысячами коммунистов-пропагандистов, находившихся в частях, и тоннами агитационной литературы, они шли в атаку, несмотря на то, что многие из них, даже в отборных курсантских частях понимали, что правда на стороне защитников крепости.
3. Кронштадт укрепляет оборону
Успешное отражение штурма с крайне незначительными потерями, надежда, что после этой победы к восстанию присоединятся матросы и рабочие Петрограда, переход многих красноармейцев и даже курсантов к восставшим значительно улучшили настроение защитников и жителей Кронштадта. Один из руководителей обороны, с 11 марта начальник оперативного отдела штаба Арканников писал: «Поведение войск противника и опрос многочисленных пленных и перебежчиков дали штабу кой-какие сведения о войсках противника; видно было, что войска идут под угрозой расстрелов, кои весьма практикуются, выяснено, какие части противника имелись к началу атаки»[501]. Мы хотим привести имена первых жертв среди солдат Третьей революции в Кронштадте. Этот кровавый список потом во много раз увеличится, в подавляющем большинстве за счет массовых расстрелов кронштадтцев:
«1. Александров Михаил из Переходных команд, убит в бою 8 марта.
2. Данилов Александр из отряда Больших кораблей, убит в бою 8 марта.
3. Клименков Захар с учебного судна „Петр Великий“, убит в бою 8 марта.
4. Мищенко Степан красноармеец 183-й стрелковой бригады, убит в бою 8 марта.
5. 1 моряк, 1 рабочий и 4 красноармейца неизвестного звания, убиты в бою 8 марта.
6. Поспелов Александр командир заградителя „Волга“, умер от ран 8 марта.
7. Пахтанов Иван красноармеец ф. з. Северной батареи, умер от ран 8 марта.
8. Ковшин Степан красноармеец 560-го стрелкового полка, умер от ран 8 марта.
9. Шапошников Фома красноармеец 6-й Северной батареи, умер от ран 10 марта»[502].
После отражения штурма штаб обороны и ВРК начали устранять проявившиеся недостатки. Одним из них был огонь из тяжелых орудий по любому поводу, что утомляло ослабленный полуголодным пайком гарнизон и вело к порче артиллерийских орудий. Козловский говорил об этом в Финляндии: «Распоряжения об открытии огня давались штабом днем
