Округ Форд. Рассказы - Джон Гришем (Гришэм)

Когда старый «бьюик» тетушки Леоны затормозил перед воротами, Адриан Кин увидел розовый домик с белым крыльцом, обвитым плющом, увидел пестрые цветочные клумбы с маргаритками и геранью, увидел крохотную зеленую лужайку перед входом с низенькой белой изгородью. Потом он перевел взгляд на соседний домик — в точности такой же, только желтый, аккуратный и хорошенький. Взглянул дальше — вся улица была застроена такими же славными, приветливыми домиками: с цветами, креслами-качалками во дворах, а их двери словно приглашали войти. Потом он снова посмотрел на розовый домик и решил, что лучше уж умрет здесь, чем в мрачном особняке, находившемся всего в миле отсюда, который только что покинул.

Садовник, так и не снявший рабочие перчатки из опасения подхватить заразу, быстро выгрузил из машины два дорогих кожаных чемодана с вещами Адриана и тут же отъехал, даже не попрощавшись, не пожав ему руку. Он получил четкие указания от мисс Леоны немедленно вернуть «бьюик» и промыть весь салон дезинфицирующим средством.

Адриан еще раз оглядел улицу, заметил на крылечке одного из домов людей, отдыхающих в теньке, затем подхватил чемоданы и зашагал через двор по дорожке, выложенной кирпичом. Дверь отворилась, на крыльце предстала улыбающаяся мисс Эмпория:

— Добро пожаловать, мистер Кин!

— Пожалуйста, давайте без этих ваших «мистер», — поморщился Адриан. — Рад познакомиться. — Подобный обмен любезностями предполагал рукопожатие, но Адриан осознавал, что с этим возникнут проблемы, а потому быстро добавил: — Знаете, руки пожимать можно, ничего страшного, но можно прекрасно обойтись и без этого.

Предложение вполне устраивало Эмпорию. Леона предупредила, что внешность парня может ее напугать. Эмпория быстро отметила впалые щеки, ввалившиеся глаза и неимоверно бледную кожу — такой ей еще не доводилось видеть. Она притворилась, что не замечает всего этого, в том числе и страшной худобы парня — одежда болталась на нем как на вешалке. И тут без колебаний она указала на маленький столик на крыльце и спросила:

— Не желаете ли чаю, сладкого-сладкого?

— Спасибо, с удовольствием.

Говорил он коротко и отрывисто, южный акцент утерян давным-давно.

«Интересно, — подумала Эмпория, — что еще успел утратить этот молодой человек?» Но вот они уселись за плетеный стол, и она налила ему чаю с сахаром. Рядом стояла тарелка с имбирным печеньем. Она взяла одно, он не стал.

— Аппетит есть? — спросила Эмпория.

— Пропал, — ответил Адриан. — За время, что не приезжал сюда, я сильно потерял в весе. Отказался от всего жареного. Да и вообще я особым любителем поесть никогда не был. Ну и потом, когда болеешь… какой уж там аппетит.

— Так что много готовить мне не придется?

— Думаю, нет. Скажите, а вас… устраивает эта договоренность? Просто я хотел сказать, моя семейка умеет взять человека за горло — наверное, и с вами так обошлись. Но если вы не хотите, я могу найти другое место для проживания.

— Нет, что вы, договоренность меня вполне устраивает, мистер Кин.

— Пожалуйста, называйте меня просто Адриан. А вас как зовут?

— Эмпория. Стало быть, будем называть друг друга по имени?

— Решено.

— И где же вы хотели найти другое место, Адриан? — спросила она.

— Не знаю. Сейчас все носит такой… временный характер. — Голос его звучал хрипловато, слова он произносил медленно, с трудом. На нем были синяя хлопковая рубашка, джинсы и сандалии.

Когда-то Эмпория работала в больнице и навидалась там немало раковых больных, находившихся при смерти. Этот молодой человек, теперь очень больной, несомненно, некогда был очень хорош собой.

— А вас эта договоренность устраивает? — спросила она.

— Почему нет?

— Ну, белый джентльмен из такой известной семьи, и живет здесь, в Лоутауне, с черной старой девой.

— А что, забавно! — На его губах в первый раз возникло подобие улыбки.

— Уверена, мы поладим.

Он помешивал чай ложечкой. Улыбка исчезла, лицо стало задумчивым. Эмпория тоже размешивала свой чай, а потом подумала: «Бедняга. У него так мало причин улыбаться».

— Я уехал из Клэнтона по нескольким причинам, — сказал Адриан. — Это плохое место для таких, как я, — гомосексуалистов. И не слишком хорошее для людей вроде вас. Меня тошнит всякий раз, когда я вспоминаю, как меня воспитывали. Мне стыдно за свою семью, за то, как они обращались с темнокожими. Я ненавижу косность и фанатизм в любых проявлениях. Просто не мог дождаться, когда выберусь оттуда. К тому же мне страшно хотелось попасть в большой город.

— В Сан-Франциско?

— Нет, сначала я поехал в Нью-Йорк, прожил там несколько лет, потом получил работу на Западном побережье. Ну и осел в Сан-Франциско. А потом заболел.

— Почему же вы вернулись, раз так не любите этот город?

Адриан тяжело вздохнул, словно ответ требовал нескольких часов объяснений или у него вовсе не было ответа. Вытер пот со лба, но вспотел он не от жары и высокой влажности, а просто потому, что болен. Отпил глоток. А затем сказал:

— Сам до конца не понимаю. Последнее время я видел много смертей, слишком много смертей. И мне стала невыносима мысль о том, что меня похоронят где-то в холодном склепе в далеком городе. Может, это потому, что я южанин. Все мы рано или поздно возвращаемся домой.

— Что ж, в этом есть смысл.

— Ну и потом, если честно, у меня кончились деньги. Лекарства очень дорогие. Вот и понадобилась семья — вернее, ее средства. Есть и другие причины. Все очень сложно. Мне не хотелось… отягощать своих друзей созерцанием еще одной мучительной смерти.

— Но ведь вы собирались остаться в доме у родных, а не здесь, в Лоутауне?

— Поверьте, Эмпория, я предпочитаю находиться здесь. В Клэнтоне я никому не нужен. Несколько лет мне платили за то, чтобы я оставался как можно дальше. Меня лишили наследства, вычеркнули из всех завещаний, родные даже имени моего стараются не упоминать. Ну и я решил напоследок огорчить их. Приехал назло, чтобы заставить страдать. И заставить еще немного потратиться на меня.

По улице медленно проехал полицейский автомобиль. Эмпория и Адриан молчали. Когда машина скрылась из вида, Адриан отпил еще глоток и сказал:

— Хочу, чтобы вы знали самое важное, основу, так сказать. Я болен СПИДом вот уже три года, и осталось мне немного. Находиться рядом со мной не опасно. Эта болезнь по воздуху не передается, только через кровь. Так что с самого начала договоримся — никакого секса между нами не будет.

Эмпория так и покатилась со смеху; вскоре к ней присоединился и Адриан. Они хохотали долго, до слез, столик на крыльце ходил ходуном, они смеялись уже над собой — за то, что им так весело. Несколько соседей выглянули на улицу и какое-то время наблюдали за ними издали. Наконец, немного успокоившись, Эмпория сказала:

— У меня так давно не было секса, что я уже забыла, что это такое.

— Что ж, мисс Эмпория, позвольте заверить, у меня секса было предостаточно. Так много, что хватило бы и на вас, и на весь остальной Клэнтон. Но те славные деньки остались далеко позади.

— И у меня тоже.

— Вот и чудненько. Значит, будем держать себя в руках. Ну а что касается остального, есть ряд предосторожностей, которые следует соблюдать.

— Да, вчера приходила медсестра, объясняла, что к чему.

— Отлично. Постельное белье, посуда, еда, лекарства, правила купания. Речь шла об этом?

— Да.

Адриан закатал левый рукав, показал темное пятно, похожее на синяк, на сгибе локтя:

— Порой эти штуки вскрываются, и тогда я накладываю плотную повязку. Скажу, если такое опять случится.

— Но мы же вроде договорились не прикасаться друг к другу.

— Верно. Просто предупреждаю, на всякий случай, если не сможете себя контролировать.

Она снова усмехнулась, на этот раз — не слишком весело.

— Нет, серьезно, Эмпория, я безопасен.

— Понимаю.

— Уверен, что понимаете. Просто не хочется, чтобы вы боялись меня. Четыре дня я провел с так называемой семьей — вернее, с тем, что от нее осталось. И родные обращались со мной так, словно я источник радиации. Все люди в округе будут относиться ко мне точно так же. Я благодарен за то, что вы согласились заботиться обо мне, а потому не хочу, чтобы вы жили в постоянном страхе. Причем дальше будет хуже. Я и сейчас уже выгляжу как ходячий мертвец, а потом…

— Вы видели, что бывает с такими людьми, верно?

— О да, много раз. За последние пять лет потерял не меньше дюжины друзей. Это ужасно…

У Эмпории было много вопросов к нему — о болезни, об образе жизни, о его друзьях и так далее, — но она решила пока отложить их. Он выглядел неимоверно усталым.

— Идемте, я покажу вам дом.

И тут снова мимо медленно проехала полицейская машина. Адриан проводил ее глазами и спросил:

— Копы часто патрулируют эту улицу?