Ищите связь... - Владимир Архипенко

Когда Сергей закончил работу на мачте и спустился вниз, возле ходового мостика его как бы невзначай повстречал Королев, шепнул мимоходом, что жандармы б сопровождении старшего офицера лазают по всему кораблю.

Но вскоре неприятные гости отбыли восвояси, а Сергей пошел в кубрик. Команду, как объявили по ротам командиры, на весь остаток дня освободили от работ по кораблю, всем приказано было приводить в порядок обмундирование, и это тоже говорило о том, что вскоре на борту «Павла» может появиться царь.

События надвигались стремительно, и Сергей в какой-то миг пожалел, что необдуманно влез в смертельно опасное дело. Но отступать уже было поздно. Он ни за что не даст повода для того, чтобы о нем подумали как о трусе!

Утро 21 июня выдалось теплым, безветренным и безоблачным — будто его нарочно приурочили к торжественной встрече двух монархов.

Все было готово к ней — выстроились на рейде боевые корабли и царские яхты, принарядился, как на именины, порт, опробовали сапогами наспех оборудованный плац вымуштрованные роты Выборгского полка, надели парадные мундиры чины свиты, министры и дипломаты, привели себя в готовность приехавшие журналисты, рассыпались кругом городка агенты охранного отделения и дворцовой охраны.

Все вокруг выглядело пышно, пестро, но было в этой праздничности что-то мишурное, театральное, несерьезное. Из-под экзотических гирлянд триумфальных арок выглядывали плохо оструганные, наспех скрепленные доски, высокие флагштоки стояли косо, от плаца летела желтая едкая пыль, а сановники и дипломаты в расшитых мундирах гуськом ходили по нужде в деревянные, загаженные скворечники-клозеты.

Но не только в антураже, а и в самой встрече было нечто двусмысленное, несолидное, лежал на ней этакий налет опереточной игривости. Была она в полном диссонансе со сложившейся в Европе обстановкой, где два военно-политических союза — англо-франко-русский и австро-германо-турецкий — настороженно следили друг за другом, готовясь к вооруженной схватке. Хотя были подготовлены к встрече тексты со словами о дружбе, сердечности и мире, все прекрасно знали, что уже не первый год германский генштаб разрабатывает план операции против России, а русская армия отрабатывает схемы будущих боев против немецкой.

Но даже не это придавало встрече несерьезный оттенок — чем-чем, а лицемерием прожженных политиков удивить было нельзя. Оно было для них вполне привычным и как бы само собою разумеющимся. Шокировал приглашенных характер отношений, сложившихся между двумя монархами. И ладно, если бы дело упиралось в их родственные связи и привязанности, это еще полбеды. Можно было примириться и с тем, что напыщенный, самовлюбленный и напористый Вильгельм II — большой любитель театральных поз и речей, будет назойливо вылезать на первый план во время церемониалов, подавляя своей импозантной фигурой малорослого и неказистого русского царя. И эта беда невелика.

Хуже всего было то, что царственный родственничек Вилли подавлял своего «милого Ники» не только внешне. Перед его настойчивостью и твердой волей русский монарх попросту тушевался и порою совершал глупости и не просто в семейном кругу, а такие, от которых начинало трясти государственный аппарат империи. До сих пор министры с дрожью вспоминали о случае, происшедшем во время свидания Николая II и Вильгельма II в июле 1905 года в финских шхерах близ острова Бьёрке.

В тот раз оба монарха хорошо пообедали и изрядно выпили в кают-компании, а потом кайзер позвал царя в свою каюту и показал ему текст договора между Россией и Германией. Если одна из сторон, говорилось в нем, подвергнется нападению какой-либо европейской державы, то союзница обязана прийти на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. Такой договор начисто ломал сложившуюся в Европе систему отношений между странами, превращал Россию во врага Англии и Франции. Однако все это отнюдь не смутило пребывавшего в благодушном настроении Николая, И к тому же родственник назойливо гудел над ухом, доказывал, что вдвоем они зажмут в кулак всю Европу и незачем им с нею церемониться.

Лишь одно смущало русского царя — такой договор по законам Российской империи мог иметь законную силу, если его наряду с императором подпишет один из членов правительства. На яхте, правда, присутствовал морской министр адмирал Бирилёв, но звать его царь не решался, чувствовал, что в этом деле даже его монаршая воля может не сработать. Вильгельм II высмеял его сомнения и сыграл на самолюбии — какой же он самодержец, если не может заставить министра сделать для него такой пустяк. Налитый до краев чужой решимостью, Николай пригласил Бирилёва, прикрыл текст договора ладонью и приказал подписаться внизу рядом с царской подписью. Адмирал ослушаться не посмел.

Так в Бьёрке родился документ, нелепее которого трудно было себе представить. Он был составлен по всем правилам и вполне мог иметь юридическую силу, но по своему содержанию он вступал в полное противоречие со всей европейской политикой.

В Париже и Лондоне взвыли.

И главное, все отлично понимали, что такой договор — полнейший нонсенс. Ну куда было деваться России, которая вся в долгу как в шелку перед французскими и английскими банками. Ведь не Германия же заплатит за нее ее чудовищные долги! Данными взаймы миллиардами, без которых невозможно задушить у себя внутри революцию, Россия была связана по рукам и ногам. Деваться из долговой петли некуда! Гадали, собственно, об одном: как все-таки русский царь выпутается из нелепого положения?

Говорили, что выход нашел тогдашний премьер Витте. Будто бы именно он уговорил царя написать Вильгельму II, что существует одно условие, при котором договор может окончательно войти в силу: на него должна дать согласие Франция. Конечно же, кайзер сразу понял, что это только увертка, более или менее приличный повод отказаться от уже подписанного соглашения. Не дураки же в Париже, чтобы дать согласие на такой документ! Он осыпал державного родственника письменными упреками, но тот, находясь вдалеке от настойчивого Вилли, на этот раз проявил необходимую твердость.

И вот теперь, семь лет спустя, августейшие родственники встречались вновь. Министерство двора объявило заранее, что нынешняя встреча монархов будет носить неофициальный характер, а газеты, выражающие интересы финансового и промышленного капитала, поспешили заверить читателей, что эта встреча не приведет к перетасовке сложившихся соглашений и союзов. Определеннее всего выразились по этому поводу «Биржевые ведомости»:

«Субъективный момент сердечной и гостеприимной встречи в Балтийском порте имеет своим дополнением объективный момент, который ставит знаменательное свидание в его законные пределы и границы».

О пределах и границах писалось, разумеется, с подтекстом. Несмотря на все заверения об интимном, чуть ли не семейном характере встречи двух монархов, дипломаты из стран Антанты смотрели на нее не то чтобы косо, но, во всяком случае, настороженно. Было в этом свидании нечто двойственное, не вяжущееся с официальной политикой…

Может быть, встреча и в самом деле семейная, но для чего тогда потащил с собою кайзер своего канцлера Бетман-Гольвега и призвал в Балтийский порт из Петербурга германского посла графа Пурталеса, военного агента[5] Эйглина и морского агента[6] барона Кайзерлинга? И не для семейных же развлечений русский царь приказал прибыть в Балтийский порт председателю совета министров Коковцеву, министру иностранных дел Сазонову и морскому министру Григоровичу?

Словом, поводов для всякого рода догадок и предположений было немало. Однако среди всякого рода версий не было ни одной, которая хотя бы косвенно намекала на возможность смертельного исхода встречи, причем для обоих монархов сразу. Да и кому из немецких или русских сановников, дипломатов или журналистов могло прийти в голову, что трое матросов линейного корабля «Император Павел I» поклялись друг другу, что пойдут на смерть, но убьют царя, а если будет с ним рядом кайзер, то и его тоже… Но они действительно поклялись в этом, и в их карманах лежали браунинги, поставленные на боевой взвод.

Накануне днем, расспросив матросов, которые видели, каким путем прошли по кораблю жандармские офицеры, Королев справедливо решил, что именно по этим точкам корабля поведут высоких гостей. План был выработан с учетом этого маршрута.

Сам Королев должен был находиться возле носовой башни, Краухов станет на броневой палубе, а третий участник (как раз 21 июня была его вахта) будет в машинном отделении, которое тоже должны осматривать монархи. Кому-то из трех матросов должно повезти.

С утра 21 июня команде приказано было надеть парадную форму: матросам белые форменные рубахи и брюки, офицерам — черные сюртуки и белые брюки. После утренней молитвы почти весь личный состав собрался на верхней палубе. Матросы выглядели так, будто они сошли с нарядной пасхальной открытки, — острые складки отутюженных брюк, слепящая белизна форменных рубах и чехлов на фуражках, небесная синь воротников.