Пастыри. Последнее желание - Сергей Волков

– Надо подальше проехать и в парк свернуть. Вон, возле остановки машина стоит, а за ней вроде просвет между деревьями. Давай туда.

«Троль» послушно заморгал правым поворотником, прижимаясь к обочине, и тут Зава вдруг шумно задышал и резко вывел машину обратно на середину дороги.

– Ты чего?!

– Это – милиция! Не видишь, что ли? Илья начал вглядываться в белый «жигуленок», но ничего подозрительного не увидел. В машине сидели двое, ни фуражек, ни погон на них не было. Однако «троллер» уже промчался мимо остановки и теперь впереди маячил, мигая сигналами светофоров, перекресток.

– Хорошо. Вадим, соберись, успокойся. Поворачивай направо и гони по Энтузиастов. Когда проедем метров триста, тормози. Там место глухое, парк. Машину оставим и пойдем. У тебя лопата есть?

– Есть… Маленькая, саперная, – глухо отозвался Зава, помолчал и тоскливо проговорил: – И зачем мы в это влезли, а? Что дальше-то делать?

– Не ной. Все будет нормально, – сказал Илья, в основном для того, чтобы хоть что-то сказать. Он мог бы напомнить другу о том, что главным инициатором поисков Кости был именно Зава, но почему-то делать этого не хотелось.

Выбравшись из машины на краю темного парка, они быстро выгрузили мешки с останками из джипа. Зава прихватил лопатку с короткой ручкой, запер «троля», включил сигнализацию.

– Иди за мной, никуда не сворачивай. Тут канавы попадаются, смотри, не грохнись, – Илья подхватил тяжелые, влажные от дождя пакеты и двинулся прямо в заросли придорожных кустов.

По парку они шли минут двадцать, стараясь отойти как можно дальше от дороги. Мокрые ветви деревьев били по плечам, дождь припустил не на шутку. Тяжелые пакеты выскальзывали из рук, пальцы ломило, ноги разъезжались в грязи. Пару раз Илья объявлял перекур, чтобы отдохнуть и осмотреться.

Пройдя краем темного озера, друзья стороной обошли домик лодочной станции, бегом пересекли раскисшую дорожку с редкими фонарями и вновь скрылись под пологом мокрой листвы.

В парке, конечно же, было безлюдно. Москвичи – люди нежные, привыкшие к комфорту, даже в экстремальных видах спорта. Бродить на ночь глядя под дождем в темном парке желающих среди них не нашлось. Правда, Зава несколько раз вроде бы слышал какие-то подозрительные шумы – треск веток, звуки шагов, голоса, но сколько Илья ни вглядывался в темные силуэты деревьев, ничего конкретного он разглядеть не смог.

– Все. Здесь, – поставив пакеты у подножия толстенной липы, Илья вытер мокрые руки о подкладку куртки, достал из внутреннего кармана сигареты и зажигалку, быстро прикурил и спрятал огонек в кулаке. На войне этому обучались быстро. «Старики» на собственном горьком опыте выяснили, что снайпер всегда бьет на десять сантиметров выше замеченной им в темноте красной точки, а в молодежь это знание вбивали быстро и надежно – «берцами» и кулаками. Теперь даже днем посреди города в толпе людей или в машине, прикурив, Илья всегда по привычке умело прятал сигарету в ладони. Но он и не предполагал, что это умение пригодится ему на гражданке…

Мокрая земля поддавалась неохотно. Тупая лопата постоянно упиралась в толстые корни, короткая ручка не давала возможности поднимать много грунта. Отрыв небольшую ямку метр на метр и глубиной на полтора штыка, Илья вымотался до крайности.

Зава, сменив друга, неожиданно обнаружил недюжинный талант землекопа, и вскоре дело продвинулось, причем заметно – яма углубилась на метр, а то и больше.

Шанцевый инструмент вновь перешел к Илье. Мокрая рукоять выворачивалась из рук, под слоем обычной земли оказалась глина, в которой разъезжались ноги и вязла лопатка. Но у Ильи уже взыграло самолюбие, и он вгрызся в неподатливую московскую землю с энергией экскаватора.

Пару раз Илья падал, перепачкавшись с головы до ног. Куча вырытой земли на краю ямы ощутимо выросла и снизу напоминала черную Джомолунгму на густо-коричневом фоне ночного неба мегаполиса, переплетенного темными ветвями деревьев.

В итоге яма стала настолько глубокой, что Илье пришлось просить Заву подать ему руку, чтобы вылезти.

Перед тем как опустить пакеты на дно квадратной могилы, друзья переглянулись и замерли. Говорить было не о чем – пустые слова и пышные, пафосные фразы, частенько звучащие на панихидах, ни Илья, ни Вадим произносить не умели, а самое главное – не хотели.

– Ну, давай, что ли… – наконец сипло сказал Илья, взял первый пакет и бережно опустил вниз с помощью длинной ветки с кривым сучком на конце.

Вскоре скорбный труд был завершен. Постояв над могилой еще некоторое время, друзья начали по очереди засыпать ее землей. И когда у подножия старой липы вырос небольшой глинистый холмик, за спиной у них неожиданно раздался скрипучий неприятный голос:

– Доброй ночи, молодые люди! Бог, как говорится, вам в помощь…

«Все, хана», – молнией пронеслось в голове у Ильи, который собирал мокрые листья, чтобы замаскировать могилу от чужих любопытных глаз. Он шагнул вперед, вырвал лопатку из рук опешившего Завы и резко обернулся, вскидывая какое-никакое оружие:

– Стоять, чмырина! Башку проломлю!

– Ай-я-яй! – с некоторой издевкой проскрипел голос. – Вроде интеллигентные люди, но лексикон у вас, сударь, прямо-таки арестантский…

Из темноты навстречу Илье выдвинулся высокий темный силуэт человека в широкополой шляпе.

– Ам… Ав… А вы откуда?.. – промямлил перепуганный Зава, прижавшись спиной к стволу липы. Поудобнее перехватив лопатку, Илья примерился на всякий случай, как будет сподручнее завалить нежелательного свидетеля, но тот неожиданно снял шляпу и представился:

– Федор Анатольевич Торлецкий, в некотором роде граф. У меня к вам предложение, господа: поскольку вы завершили свои труды, не угодно ли пройти ко мне, согреться, испить чаю или чего покрепче и побеседовать. Поверьте, у нас есть что рассказать друг другу…

Но Илья не слышал незнакомца. Он завороженно смотрел в светящиеся неживым, фосфорным светом глаза графа, а в памяти стояла жуткая в своей нереальности картина: Костя, вдруг на мгновение оживший перед своей уже окончательной смертью, и его налившийся вот такой же призрачной зеленью взгляд.

«Сейчас я отрублюсь», – понял Илья. Он зашатался, попробовал опереться о стволик молодого клена, но рука соскользнула и мокрая глина с чавканьем приняла его тело…

Глава восьмая

Майор Громыко пил уже неделю. Пил широко, с размахом, в лучших традициях. Двор гудел – еще бы, не каждый день бывает такое: майор милиции поит всех мужиков, устроив на доминошном столе посреди двора импровизированный бар.

После похорон погибших от пуль Черного киллера оперативников, на которых замминистра сказал речь, автоматчики трижды разрядили оружие в серое осеннее небо, а безутешные вдовы рыдали над обтянутыми красным гробами, Громыко вернулся домой мрачнее тучи. Приехавшие с ним друзья и коллеги клялись отомстить, сквозь зубы ругали начальство, время, в которое им довелось жить, и со слезами на глазах вспоминали ребят.