Свитки Мертвого моря - Майкл Бейджент

Тем временем группа воинственно настроенных евреев, числом около сорока человек или даже более, вступила в тайный сговор. Они условились, что не будут ни пить, ни есть, пока им не удастся убить Павла (Деян. 23, 12–13). Подобную свирепую ненависть, если не сказать – готовность к мести, трудно ожидать от «рядовых» фарисеев и саддукеев. Те, кто пылали ненавистью к Павлу, явно были «ревнителями Закона». Но единственными страстными ревнителями Закона во всей Палестине в то время были те самые таинственные сектанты, священные тексты которых много веков спустя были обнаружены в Кумране. Так, например, Эйзенман обратил внимание на один фрагмент так называемого Дамасского документа, который предусматривал, что «если человек, поклявшись всем сердцем и душой следовать Моисееву Закону, совершит беззаконие, для него должно требовать возмездия».

Как же согласуется подобная свирепая карательная акция против Павла с позднейшим популярным образом ессеев – мирной, аскетической, пацифистски настроей ной секты? Мрачный заговор, кровожадный призыв «истребить из земли» Павла – все это характерно скорее для воинственных зилотов и ассасинов (специальных карательных отрядов) – кровавых сикариев. И здесь вновь налицо все основания для того, чтобы утверждать, что зилоты, с одной стороны, и «ревнители Закона» – с другой, суть одна и та же организация.

Но кто же такие эти ассасины, которых, по свидетельству Книги Деяний, выдало внезапное появление до сих пор нигде не упоминавшегося племянника Павла, каким-то образом узнавшего об их заговоре. Родственник апостола, о котором мы более ничего не знаем, предупредил о заговоре и Павла, и римлян. В тот вечер Павел по соображениям безопасности был переведен из Иерусалима. Его сопровождал более чем внушительный эскорт – 470 воинов, в том числе 200 легионеров, 200 копьеносцев и 70 всадников![114] Павел был отправлен в Кесарию, римскую столицу Иудеи, где предстал перед царем Агриппой – правителем и римским ставленником. Как римский гражданин, Павел имел право требовать суда кесаря, и он этим правом воспользовался. В результате он был отправлен в Рим, предположительно – для суда. Однако нет никаких указаний на то, что именно он пытался предпринять.

Поведав о путешествиях Павла и даже о кораблекрушении, которое он потерпел, Книга Деяний кончается. Или, лучше сказать, обрывается на полуслове, словно автора заставили прервать свой труд или кто-то взял да изъял не устраивавший его финал книги, заменив его более удобным для него окончанием. Разумеется, существует целый ряд преданий, повествующих о том, что Павел был заключен в темницу, что ему удалось добиться личной аудиенции у императора, что он был освобожден и отправлен в Испанию, что Нерон лично приказал казнить его, что он встретился в Риме (или даже в темнице) с Петром и, наконец, что он был казнен вместе с Петром. Однако ни текст Деяний, ни какой-либо иной надежный документ не дают оснований для подобных историй. Возможно, первоначальный конец Книги Деяний действительно был переработан или заменен другим. Не исключено, что автор книги, Лука, просто не знал, «что произошло дальше», и, не будучи озабочен вопросом эстетической симметрии повествования, по сути дела оборвал его на полуслове. Или, быть может, как полагает Эйзенман – о чем мы поговорим впоследствии, – Лука на самом деле знал, но сознательно не довел свой рассказ до конца, чтобы скрыть свою информированность. А может быть, рассказ был сокращен позднейшими редакторами.

Заключительная часть Книги Деяний, начиная с описания мятежа, вспыхнувшего в Храме, выглядит туманной, запутанной и содержащей массу вопросов без ответа. Однако в другом месте текст Деяний куда прозрачней и понятней. Это относится и к описанию обращения Павла на пути в Дамаск, и к рассказу о его путешествиях. Но за рассказом обо всех событиях проглядывает хроника постоянно усиливавшихся трений между двумя партиями в первоначальной общине в Иерусалиме – так называемой «ранней церкви». Одна из партий состояла из «ортодоксов», которые были ревнителями учения, изложенного в кумранских текстах, и настаивали на строгом соблюдении Закона. Другая, представителями которой были сам Павел и его ближайшие сторонники, хотели смягчить строгость Закона и, уменьшив требования к вступающим в общину, расширить круг ее адептов. «Ортодоксов» беспокоила не столько численность общины, сколько чистота самого вероучения, и их, по всей видимости, не слишком волновало развитие событий за пределами Палестины. Не имели они и особого желания адаптироваться к интересам Рима. Павел же, напротив, готов был поступиться формальной чистотой вероучения. Его главной целью было как можно более широкое распространения и проповедь своего учения, а также привлечение возможно большего числа адептов. Чтобы достичь своей цели, он лавирует, стремясь избежать прямого столкновения с лидерами общины и в то же время найти контакт с римлянами и даже заручиться их расположением.

В «ранней церкви», как сказано в Книге Деяний, возник настоящий раскол, инициатором которого был апостол Павел. Главным оппонентом Павла выступала загадочная фигура – Иаков, брат Господень. Нет сомнений, что именно Иаков был признанным лидером Иерусалимской общины, которая в позднейшей традиции стала именоваться «ранней церковью». Иаков по большей части выступал в роли «ортодокса», хотя он – если верить Книге Деяний – выражал готовность пойти на компромисс по некоторым вопросам. Однако есть все основания полагать, что даже эта умеренная скромность является скорее домыслом автора Книги Деяний. Понятно, что полностью устранить Иакова из своего повествования Лука не мог, ибо его роль была слишком заметна и хорошо известна. Следовательно, ему оставалось лишь попытаться затушевать его значение, представив брата Господня фигурой второго ряда, – фигурой, занимавшей промежуточное положение между Павлом и крайними «ортодоксами».

Как бы там ни было, «подтекст» Книги Деяний по сути сводится к противоречиям между двумя наиболее влиятельными личностями – Иаковом и Павлом. Эйзенман убедительно показал, что Иаков предстает в роли хранителя первоначального учения, поборником догматической чистоты и ревностным приверженцем Закона. Он менее всего собирался становиться этаким основоположником некой «новой религии». Павел же стремился именно к этому. Иисус у Павла – это самый настоящий бог, биография и чудеса которого слово в слово совпадают с чудесами и эпизодами из культов других божествсоперников, с которыми он боролся за аудиторию адептов. В конце концов, образы богов продаются по тем же рыночным принципам, что и мыло или корм для животных. По меркам Иакова, как, впрочем, и по меркам всякого правоверного еврея, подобный подход – это, разумеется, самое настоящее богохульство и апостасия. Учитывая страстную напряженность в подобных вопросах, спор между Иаковом и Павлом просто не мог – и Книга Деяний подтверждает это – ограничиться уровнем цивилизованных дебатов. Он мог вызвать только смертельную вражду между оппонентами, которая и вырывается на поверхность в конце повествования.

В конфликте между Павлом и Иаковом на перепутье перспектив развития оказалось то самое течение, которое мы сегодня называем христианством. Если бы основное русло его развития совпало с учением Иакова, христианства как такового вообще не было бы, а возникло бы очередное ответвление иудаизма, которое могло стать доминирующим, а могло и угаснуть. Когда же первоначальный туман рассеялся, основное русло нового движения в последующие три века оформилось вокруг проповеди и учения Павла. В итоге, к пущему ужасу Иакова и его сподвижников, доживи они до того времени, на свет действительно появилась новая религия – религия, которая имела все меньше и меньше отношения к своему формальному основателю – Христу.

13. «Праведный» Иаков

Если Иаков действительно играл столь важную роль в событиях того времени, почему же мы так мало знаем о нем? Почему ему упорно отводится статус теневой, второстепенной фигуры где-то на заднем плане? На эти вопросы можно дать достаточно простой ответ. Эйзенман подчеркивает, что независимо от того, был ли Иаков настоящим братом[115]Иисуса или нет, он знал Христа очень близко, чего Павел сказать о себе не мог. В своем учении Иаков, несомненно, был гораздо ближе к «первоисточнику», чем Павел. Да и его взгляды и задачи существенно расходились со взглядами Павла, а часто оказывались диаметрально противоположными им. Поэтому Иаков для Павла был чем-то вроде постоянного раздражителя. И в результате триумфа Павлова направления христианства роль и значение Иакова, естественно, если и не были сведены к нулю, то, во всяком случае, оказались сильно затушеваны.

В отличие от целого ряда персонажей Нового Завета, Иаков,[116] по всей видимости, является историческим персонажем и, более того, лицом, сыгравшим в событиях того времени куда более заметную роль, чем это обычно принято считать. Действительно, существует достаточно обширный корпус литературы, посвященной Иакову, и притом большинство ее выходит за рамки канонических компиляций на основе текстов Нового Завета.