Конторские будни - Кейт Уотерхаус

— Отправлено — и концов не найдешь, — подытожил Чарльз, решив оставить за собой последнее слово.

— Концы, стало'ть, в воду, — удовлетворенно сказал Ваарт.

Но Грайс не очень-то им поверил: природная осторожность призывала его поостеречься. Поздравлять их он, пожалуй, пока не будет, хотя ждут от него именно поздравлений. Как бы они ни ликовали, вряд ли им удалось упрятать в воду все концы.

Он думал напряженно и долго; потом на губах у него мелькнула победная улыбка, но он прогнал ее, чтобы не выглядеть враждебным, и с торжеством спросил:

— А налоги?

— Кххха! Ахххк! Х-х-хе! Чхих! Чха! Хвяк! У-ху-ху-ху-ху! — Он попал впросак. Сел, что называется, в лужу. Они от души потешались над ним.

— Именно, мистер Грайс! — покровительственно воскликнул Ферьер, когда раскаты хохота смолкли. (Все другие выражались гораздо ехидней. «Он думает, мы вчера родились! Умник, стало'ть, нашелся! Ох, и сказанул!» — выкрикивали они.) — О налогах мы первым делом подумали, мистер Грайс. Я осторожненько навел справки в муниципалитете. Их ежеквартально выплачивает налоговому управлению районный отдел Генерального казначейства, а рассчитывает ЭВМ, которую запрограммировали, когда «Альбион» стал коммерческим трестом. И пока программу ЭВМ не изменят — а этого наверняка в ближайшее время не случится, — все будет идти своим чередом.

— Есть еще какие-нибудь вопросы, уважаемый? — с наглой усмешкой спросил его Хаким, хотя ему-то, иммигранту или, может, сыну иммигрантов, следовало бы вести себя в Англии поскромнее.

— Нет, — сухо ответил Грайс. — Желаю вам всем удачи.

— Нам нужна помощь, а не удача, — сказал Ферьер. — Практическая помощь. Нас очень мало, понимаете? Больше, чем вы увидели сегодня, но все-таки мало. А если быть точным, то двадцать четыре человека, и те, кого здесь нет, ждут удобного момента, чтобы потихоньку уйти из «Альбиона», массовый уход насторожил бы высшее начальство. И все же у нас не хватает сотрудников. У «Глашатая» работы будет невпроворот, и мы ищем людей, которые стали бы трудиться не просто за деньги, а по велению сердца.

— «Глашатая»? — спросил Грайс, пропустивший мимо ушей, как это часто с ним бывало, основную суть рассказа и запомнивший только необычное название.

Из вороха бумаг на своем столе Ферьер извлек несколько фирменных бланков с изящно отпечатанной шапкой и один из них протянул Грайсу. Бланк был выполнен превосходно — броский, но не назойливый, современный, но без ультрамодернистских штучек. Не считая себя серьезным знатоком, Грайс все же с уверенностью сказал бы, что Ферьер, безусловно, профессиональный и даже, пожалуй, талантливый полиграфист-оформитель.

— Кое-кто из нас возражал против левоватого, так сказать, оттенка в этом названии, но мы тем не менее остановились именно на нем — надо же нам как-то назвать свое детище. Завтра типография «Альбион» окончательно исчезнет — возродившись под именем «Глашатай». А мы пока — если кто-нибудь поинтересуется — просто бригада наемных ремонтников. Грэйн-Ярд постепенно оживает, мистер Грайс, и ему вскоре понадобится своя типография. Возможно, вы и не обратили внимания, когда шли сюда, мистер Грайс, но ростки новой жизни пробиваются здесь повсюду. Давно заброшенные здания сдают в краткосрочную аренду, и на развалинах умерших возникают новые, пока еще крохотные, мастерские. Так после бомбежки люди вылезают из глубоких бомбоубежищ и пытаются снова наладить жизнь, хотя их окружают зловещие руины, а война еще вовсе не кончилась. Помните, у Арнольда Беннета: «И никто не замечал, насколько интересен этот процесс, это неспешное перераспределение капиталов, мешкотное воздвижение и медленное угасание репутаций на фоне уходящих в прошлое веков»? Сейчас опять начинается медленное, очень медленное перераспределение капиталов и воздвижение репутаций, и мы полны решимости включиться в этот процесс и завоевать собственное место под солнцем. Так хотите вы присоединиться к нам, мистер Грайс?

— Я? — Грайс был и польщен, и напуган предложением Ферьера. Первый раз ему предлагали новую работу: обычно он сам просился на свободное или освобождающееся, по слухам, место.

— Терять-то вам, стало'ть, все равно нечего, — подбодрил его Ваарт. — Чего вы там потеряете, в той стекляшке для лоботрясов? — Ваарт небрежно ткнул большим пальцем туда, где за рекой высился «Коварный Альбион».

И Грайс вдруг ощутил удивительную легкость. Это незнакомое ему ощущение нахлынуло на него, когда он переступил порог типографии, но поначалу оно затушевывалось взволнованным беспокойством, что он будет вовлечен в бурный круговорот каких-то притягательно опасных и таинственных событий. А теперь Ваарт как бы открыл ему глаза — он не хотел возвращаться в эту «стекляшку для лоботрясов», его двадцать пять лет мотало по таким вот лоботрясным, но однообразно каторжным службам… и чего он добился? Ему хотелось превратиться в одного из этих энтузиастов, хотелось поверить россказням Ферьера про возрождающуюся Англию. Он хотел работать на ножном печатном прессе, который мог изготовлять тысячу визитных карточек в час и на котором он отпечатал бы одну для себя — КЛЕМЕНТ ГРАЙС, СОТРУДНИК ТИПОГРАФИИ «ГЛАШАТАЙ». Он жаждал начать новую жизнь, стать новым человеком, купить новый костюм — может быть, кремовый, как у Хакима, — и вообще стряхнуть пыль с ушей. Ему осточертело унизительно таиться, считать после получки деньги в уборной, чтобы заначить несколько фунтов от жены, и потом трястись, как бы она их не нашла. Он хотел помнить ее лицо, обсуждать с ней по вечерам свою работу, жить в браке счастливо, иметь нескольких детей, о чем они даже и не заговаривали все эти годы. Хотел обедать в пабах и винных барах над рекой, а ужинать в японских ресторанчиках, где подают замечательные бифштексы. Он хотел… как это сказал Ваарт на собрании любителей?.. А впрочем, не важно, он хотел, чтобы у него выгорело с Пам, оно уже и выгорело, но он хотел еще раз. Ему хотелось жить полной жизнью.

— Об этом стоит подумать, — сказал он.

— Да о чем тут думать? — удивился Ферьер, и Грайс уловил в его голосе презрительные нотки. — Вам надо просто решить, хотите вы работать или дурака валять и к стенке, как говорится, приставлять!

— Совершенно верно, — сказал Грайс, отгораживаясь от их презрения надежной стеной своей обычной предусмотрительности. — Поэтому-то я и хотел бы сначала выяснить, чем занимается «Альбион».

— Неужто вы не знаете, мистер Грайс? — вмешался Копланд. — Наверняка ведь знаете. И все мы знаем.

— А мы вот чего, стало'ть, сделаем, — сказал Ваарт, хлопнув в ладоши, как торговец на рынке, предлагающий покупателю свой товар. — Время сейчас к пяти, верно? А у этих придурков собрание, стало'ть, в шесть. Вот и давайте-ка заглянем туда вместе, а потом уж вы и решите, чего вам, стало'ть, делать. Идет?

Грайс начисто забыл про собрание альбионской труппы. А теперь вот вспомнил одну неприятнейшую подробность, о которой ему вовсе не хотелось говорить.

— Мне надо сказать вам кое-что еще, — пересилив себя, пробормотал он. — Про вашу типографию уже известно. Пока, правда, еще не всем любителям, а только одному из членов их Оргбюро. Известно, что типография стоит на месте, что она не разрушена.

Его слова потрясли их как гром среди ясного неба. Сначала никто не нарушал наступившего молчания, но все они, кроме по-прежнему сияющей Тельмы, явно всполошились. Встревожился даже Ферьер.

— Кому именно? — вспугнув тишину, спросил он.

— Боюсь, что я не вправе это открыть, — совсем уж неохотно промямлил Грайс. Он представил себе, как ухмыльнется Ваарт, когда услышит, что они побывали с Пам в замусоренной сторожке. Нет, про их тайное свидание он скажет разве что под пыткой.

— Вы привели сюда этого оргбюрошника или он вас?

— Вообще-то мы пришли вместе. — Грайс коротко рассказал Ферьеру про находку старого счета и разговор с Парслоу: об этом, как он решил, они имели право узнать.

— Да, положение осложняется, — мрачно обронил Ферьер. — Нам-то казалось, что вы пришли сюда вслед за Хакимом и миссис Рашман. Они, понимаете ли, видели вас в пятницу на вокзале у Лондонского моста, и когда вы сегодня явились, мы подумали, что вы их тоже видели и вам удалось узнать, куда они ходят. Ну, а этот тип из Оргбюро — рассказал он кому-нибудь о ваших открытиях?

— Не знаю, — с несчастным видом ответил Грайс. — Но беда-то в том, что если на общем собрании труппы объявят о моих открытиях — хотя меня уверяли, что не объявят, — то про это неминуемо узнает и Лукас. У него, как мне говорили, есть среди любителей свои соглядатаи.

Миссис Рашман, глядя сквозь стеклянную перегородку — Грайс-то стоял к перегородке спиной, — злобно улыбнулась и негромко сказала:

— Это для нас не новость, милейший мистер Грайс. А одного из них вы сейчас и сами увидите.