Правдивая история завоевания Новой Испании - Берналь Кастильо

Вот как происходил этот раздел. Из всей массы, прежде всего, взята была одна пятая для короля и другая — для Кортеса, такая же, как и для Его Величества, согласно тому договору, который мы заключили с ним на дюнах, выбирая его в генерал-капитаны и старшим судьей. Затем Кортес потребовал вычета тех расходов, какие он понес на острове Куба при снаряжении армады, а также возмещения Диего Веласкесу за суда, нами уничтоженные, наконец, оплату издержек по отправке наших посланцев в Кастилию. Далее, скостили пай для 70 человек гарнизона Вера Круса, а также стоимость его коня, который пал, и кобылы Хуана Седеньо, которую убили у Тлашкалы. Только затем приступили к наделению непосредственных участников. Но и тут шли в таком порядке: сперва для монаха [Ордена Нашей Сеньоры] Милостивой [Бартоломе де Ольмедо] и для священника Хуана Диаса, затем для капитанов, всадников, аркебузников и арбалетчиков; всем предоставлялось по двойному паю. Когда же, после стольких надувательств, очередь дошла до нас, остальных солдат, по расчету — один пай на человека, то этот пай был столь мизерен, что многие его даже не брали, и тогда, конечно, и их доля шла в карман Кортесу!12… Разумеется, тогда мы должны были молчать, ибо кому же было жаловаться на обман и у кого требовать справедливости! К тому же Кортес не жалел ни ласковых слов, ни обещаний, а наиболее опасным крикунам ловко умел затыкать рот сотней-другой песо. Доля товарищей в Вера Крусе была отправлена на хранение в Тлашкалу; большинство капитанов превратили свой пай, при помощи все тех же ювелиров из Аскапоцалько, в увесистые цепи, а Кортес, помимо того, велел себе изготовить еще большой золотой сервиз. Не отставали и солдаты, особенно те, которые сумели обеспечить себя еще до всякого раздела, и вскоре появилось множество слитков и других ценностей. Разумеется, тотчас пошла и игра с высокими ставками, особенно когда некий Педро Валенсиано из пергамента изготовил карты, столь удачные по разметке и разрисовке, что их нельзя было отличить от настоящих, испанских.

Как пагубно отразилась дележка золота, изображу на следующем примере. Был среди нас некто де Карденас, солдат, который был пилотом и хорошим моряком, уроженец Трианы или Кондадо [в Испании]. Нужда принудила его пуститься в приключение, а дома он оставил жену и детей в тяжкой бедности. Карденас вдоволь налюбовался несметным количеством золота и других ценностей до дележки, когда же на его долю, в конце концов, пришлось что-то около… 100 песо, он впал в настоящую меланхолию. На дружеские вопросы, почему он так подавлен, он неизменно отвечал: «Как же мне не убиваться, коль все золото, добытое великими нашими трудами, пошло прахом на разные пятины, корабли и лошадей, все прямо в карман Кортеса, в то время как моя жена и мои дети пухнут с голода! Ведь были же здесь средства, и мог бы я их им послать в свое время». — «Когда же это?» — полюбопытствовали мы. — «А тогда, когда мы отправляли наших посланцев к королю. Не отними тогда Кортес нашей доли — была бы помощь нашим семьям. А тут, извольте видеть, пошли разные хитросплетения, да подписи, да постановления: давай все золото целиком, с нашими долями, Его Величеству; и отцу своему Мартину Кортесу, небось, он послал 6 000 песо! А сколько он, кроме того, утаил — и сказать нельзя! А мы, бившиеся в Табаско и Тлашкале, Тисапансинго и Чолуле, днем и ночью, постоянно рискуя потерять жизнь или стать калеками, так и остались бедняками и только облизываемся, а Кортес, что твой король, тоже берет себе пятину!» И много еще кричал Карденас, доказывая, что нечего было давать Кортесу пятины, ибо никакого короля, кроме законного, нам не нужно. Да и с пищей та же история: Кортес и капитаны берут все самое лучшее себе, и это в такое время, когда каждую минуту мы можем, да спасет нас Бог, погибнуть в этом проклятом городе.

Конечно, Кортес узнал о подобных речах, и рост всеобщего недовольства не мог от него скрыться. Собрал он нас всех на переговоры, и полились медоточивые речи: все, дескать, сделали мы, а не он; пятины он никакой не требовал, а лишь ту долю, какую мы же сами ему обещали как генерал-капитану; всякому, кто нуждается, он немедля готов помочь; наконец, только что поделенное богатство — пустяки по сравнению с теми, какие нас еще ожидают; ведь знаем же мы теперь, какие здесь великие города и изобильные золотые прииски — все это наше, и все мы станем богачами… Вот что говорил Кортес, а кого подобные речи не пронимали, тех успокаивал он ииначе: то сунет ему какую-либо драгоценность, то наобещает с три короба; а припасы с тех пор, по приказу Кортеса майордомам Мотекусомы, — шли все в общий котел, и Кортес получал то же, что и солдаты. Не забыл он и Карденаса: дал ему 300 песо и обещал с первым же кораблем отправить в Кастилию к его жене и детям. Впрочем, о Карденасе нам придется еще рассказать, когда у Кортеса возникнут крупные неприятности в Кастилии пред Его Величеством; но об этом — в свое время13.

Теперь же прибавлю еще один факт. Конечно, к золоту, как всем известно, стремится все человечество; и чем больше его имеешь, тем меньше удовлетворяешься. Вот и случилось, что из трех куч сокровищ стали пропадать отдельные вещи, которые мы все отлично заприметили. Поэтому, когда Хуан Веласкес де Леон то и дело заказывал индейцам-ювелирам из Аскапоцалько то цепи из золота, то разные другие украшения, наш казначей, Гонсало Мехия, указал ему, что многие из его вещей принадлежали к королевской пятине и не могли попасть в частные руки. Но Хуан Веласкес де Леон, зная, как высоко ценит его Кортес, ответил, что ничего не вернет, ибо сам он ничего себе не брал, а всё получил от Кортеса. Гонсало Мехия этим не удовлетворился, и вскоре возникла жестокая перебранка, затем выхвачены были мечи, и они, ловкие фехтовальщики и силачи, несомненно, убили бы друг друга, если бы мы их не разняли силой. Тем не менее каждый из них получил уже по две раны.

Когда Кортес узнал об этом, он обоих велел арестовать и заковать в цепи. Впрочем, зная дружбу Кортеса к Хуану Веласкесу де Леону, мы не очень тревожились за его участь; а что касается Гонсало Мехии, то им и мы были недовольны, так как он должен был пойти дальше — требовать недостающее не только у Хуана Веласкеса де Леона, но и у самого Кортеса. Впрочем, не буду распространяться, а расскажу самый конец всей истории. Хуан Веласкес де Леон помещен был в комнату, недалеко от покоев Мотекусомы. И так как Хуан Веласкес, крупный и сильный человек, не слишком стеснялся тяжелой цепью и преспокойно тащил ее за собой, если хотел размяться и расправить затекшие члены, то Мотекусома услышал лязг и грохот и осведомился у пажа Ортегильи, кого это там засадили. Ортегилья и рассказал, что это Хуан Веласкес де Леон, тот самый, который еще недавно командовал стражей Мотекусомы, а в ту пору ею уже командовал Кристобаль де Олид, и что он арестован за какую-то недостачу золота. Вскоре появился и Кортес, чтобы, по обыкновению, осведомиться о желаниях Мотекусомы, и тогда тот спросил его, за что столь храброго капитана заковали в цепи. Кортес как бы в шутку ответил, что у Хуана Веласкеса голова не совсем в порядке, ибо он, считая себя обделенным при распределении золота, погрозился отправиться в разные города, чтобы вытребовать у тамошних касиков золото. Боясь, что он исполнит эту сумасбродную мысль и что могут пострадать при этом касики, Кортес и посадил его на цепь. Тогда Мотекусома стал просить за Хуана Веласкеса: он, дескать, отговорит его от странных планов, а что касается золота — он удовлетворит его из собственной казны. Кортес для вида согласился не сразу и только ради Мотекусомы. Оковы были сняты, и Хуан Веласкес де Леон послан был с мешикскими сановниками для сбора дани в Чолулу. Когда он через шесть дней вернулся, у него было золота больше, чем когда-либо. Что же касается Гонсало Мехии, он навсегда затаил обиду, и отношение к Кортесу так и осталось испорченным.