Между ангелом и бесом - Ирина Боброва

Ради жены Альберт готов был на все — рачительная Марта быстро прибрала к рукам сердце Полухайкина, а заодно и королевство Талону. Быстро засеяла поля вокруг столицы, организовала уборку мусора с улиц, а места цыганских стоянок украсила большими транспарантами с надписью «Цыгане. Стоянка № 1, 2, 3…»

Цыганский барон сначала возмутился, да потом махнул рукой. На огромных щитах, что так раздражали вожака, женская половина табора развешивала после стирки белье. Цыганки подняли такой шум, что главному пришлось смириться.

Сейчас Барон с нетерпением вглядывался вдаль— ждал сына. Прошел слух, что Самсон везет домой невесту. Старый цыган беспокоился, достойна ли девушка быть женой его сына. Сам-то он давно присмотрел в невестки симпатичную цыганку и с удовольствием мечтал о внуках.

К Барону подошел Полухайкин и, почесывая живот, заметил:

— Грызунов развелось, в натуре!

— Что? — Цыган с трудом отогнал беспокойные мысли.

Альберт Иванович потянулся так, что хрустнули богатырские кости, потом вдруг ринулся вперед и сровнял свежую кучку земли.

— Кроты, в натуре, — пояснил он озадаченному Барону, — вредители, а у Марточки огород большой. Сама садила, сама ухаживает, даром что принцесса!

В голосе Полухайкина смешивались нежность с гордостью. Барон улыбнулся. Потом рассмеялся, наблюдая, как бывший новый русский кинулся к следующему холмику.

— Отрава нужна. — Полухайкин тщательно засыпал ямку и разровнял землю сапогом сорок пятого размера. — Слышь, братан, чем у вас кротов травят? У Марточки в огороде капуста растет. И морковь. И еще капуста.

— Что, две капусты? — улыбаясь, спросил цыганский барон.

— Ага, две. — Полухайкин сдвинул набок корону и надолго задумался.

— Что ж так мало?

— Много. Одна — капуста. Ну не та, которая бабки, а, типа, овощ. А другая, тоже капуста, только… эта… кучерявая… во! Вьющаяся, в натуре! А тут — кроты. Ям понарыли, боюсь, как бы до огорода не добрались. Может, кошку на них натравить?

— Не знаю. — Барон пожал плечами и рассмеялся, как Полухайкин хотел затоптать очередную ямку, да не рассчитал силы и провалился ногой в нору по самое колено.

Пока он освободил ногу, пока снял сапог и вытряхнул землю, рядом появилась еще горка земли. Не дожидаясь, когда будущий король наденет сапоги и наступит, из норки выскочил гном.

— Во, блин, и кроты здесь на людей похожи, — изумился Альберт, забыв надеть сапог, а шустрый малыш, покрутив пальцем у виска, юркнул куда-то под телеги. — И рыбы странные! Не, в натуре, местные понятия напрягают! Я тут на днях русалку видел…

— И что в ней тебя напрягло?

— Ничего, все как у людей — только хвост как у рыбы. Не, ты не смейся, я ведь ее с чистым сердцем рассматривал — ну, типа, на уху ее или на жареху пустить. Только Марточка потом со мной не разговаривала. Я ей объяснил, что щупал ее не как бабу, а как рыбу. Породу определял. Не, ты не смейся, в натуре! Я об ее огороде забочусь, а она меня на рыбалку не пускает! Ну не понимаю я женщин! В натуре, к рыбе приревновать — да это все равно что на лягушке жениться!

— Смотри, едут! — Барон прищурил глаза, вглядываясь в облачко пыли на горизонте.

Послышалась барабанная дробь, затрубили горны, и в поселок, в окружении почетного караула, гордо въехали наши герои.

Во главе кавалькады мчался Гуча, крепко сжимая бока ненавистного Бяши. Руки черта судорожно сжимали поводья. В голове у него была только одна мысль — как бы не свалиться в дорожную пыль, а в душе кипело желание пристрелить строптивую скотину.

За Гучей, на скакунах постарее и поспокойнее характером ехали его друзья. Квакву везли на тележке. Лягушка выглядела уверенно, и только по тому, как она теребила в лапах золотую стрелу да все время поправляла корону, можно было понять, как она волнуется.

Кваква внимательно наблюдала за женихом. Вздумай тот дать деру — в два прыжка бы догнала!

Путешественников сняли с коней и разобрали по рукам — целовать. В суматохе Барон едва пробился к сыну.

— Вот, папа, это — Кваква. Невеста моя. — Самсон, краснея, представил будущую жену.

— Хм… вполне приличная цыганская девушка, — одобрил сноху Барон, рассудив, что вкусы у всех разные, а чем бы дитя ни тешилось, главное — чтобы было счастливо…

— Свадьба, цыгане!

Переливчато звякнул бубен, послышались гитарные переборы, и грянула зажигательная песня.

Кто-то накинул Квакве на плечи цветастый платок, и жениха с невестой усадили во главе стола.

Гости шумно рассаживались — друзья поближе, остальные — где придется.

Тыгдынский конь нагло влез за стол между Гучей и его сыном, послав на конюшню слугу, пытавшегося указать жеребцу его место.

Гуча пытался разговаривать с Аполлошей, игнорируя замечания Тыгдынского нахала.

— Пап, а что такое ремень?

— Это такая штука, которой детей воспитывают.

— А как он выглядит? Как мой конь?

— Нет, это…

— Папаша, называется! Не можешь толком ответить, — вмешался Тыгдын. — Аполлон, ты у Кваквы язык видел?

— Видел!

— Так вот, ремень такой же, только отстегивается.

— Забавное сравнение, но, похоже, очень похоже, — хмыкнул потерпевший фиаско отец.

— Интересно, а у лягушки язык отстегивается? — пробормотал Аполлоша и медленно сполз под стол.

— Горько! — завопил вдруг Полухайкин, уронив в стакан огурец.

— Горько! — поддержали крик остальные.

Самсон побледнел, поискал глазами, куда бы сбежать, но отступать было поздно.

— Может, через платочек? — Сердобольный Бенедикт протянул другу клочок белого батиста.

Кваква прикрыла глаза, вытянула трубочкой огромные губы и… и Самсон решился!

Но в этот миг из-под стола вылез Аполлоша, сунул руку в рот лягушке и вытянул наружу ее длинный язык.

Самсон такой подлости не ожидал, и поцелуй пришелся именно на этот липкий орган. Жених с трудом оторвал губы и… упал в обморок.

— Веселая свадьба. — Барон повернулся к Полухайкину.

— Ну, — согласился тот, — с цыганами, в натуре… Слышь, Марточка, я с той рыбой не прав был. Тут, оказывается, на лягушках женятся, а она все-таки баба была. Наполовину… Ты уж прости!

— Да ладно, — махнула ручкой незлопамятная Марта. На круглых ее щечках заиграли ямочки, и Альберт залюбовался, надолго забыв о Бароне.

— Как ты думаешь, он ее поцелует? — повернулся в другую сторону Барон, отвлекая Бенедикта от разговора с распрекрасной Гризеллой.

— Не знаю. Я бы поцеловал, а он — не знаю.

— Смотри? — Ведьма дернула ангела за расшитый золотом рукав и кивнула на дорогу — к площади, пританцовывая и вопя во всю глотку, приближался, отшельник Аминат. Он махал руками, выкидывал коленца, приседал и притопывал. И ругался, проклиная Гризеллу, всю честную компанию, маму с папой и окаянные полосатые носки.

— Чудеса, — изумился Бенедикт, наблюдая, как мелькают в воздухе разноцветные помпоны. — Я сначала думал, что это — шапка-невидимка, потом — носки-скороходы. А это вон что… — Ангел даже привстал, разглядывая полосатые носки на ногах старика. — Может, снять их с Амината?

— Да ну его! — махнула ручкой Гризелла. — Пусть хоть раз в жизни за людей порадуется, на свадьбе попляшет!

Гуляли долго. До заката солнца. Первыми отправились домой ковры-самолеты Гуль-Буль-Тамар. Потом собралась Брунгильда Непобедимая. Марта поспешила присоединиться к отряду. Ехать с обозом, полным добра, в темноте она не рискнула.

Гуча простился с Полухайкиным и долго смотрел вслед телегам. А тот, пожав черту руку, обнял Марту и уже предвкушал, как окажется дома, в крепкой кровати. Он очень устал, день выдался длинный.

Ночь сверкнула звездами и, приподняв край темноты, полетела дальше.

Проснулось солнце. Золотые лучи спугнули стайку припозднившихся вампиров. Те, переругиваясь с приставучей врединой гаргульей, полетели спать.

Цветы на лесной полянке, получив порцию утреннего тепла, раскрали лепестки и выпустили в чудесное утро стайку шаловливых эльфов.

Свежевымытые окна полыхнули, отражая рассвет. Проснулся наследный принц Полухайкин. Он потянулся и сосчитал свои желания. Оказалось, что все они исполнились. Ну, почти все…

Альберт соскочил с кровати, натянул шаровары Полухайкина, нахлобучил корону на бритую макушку и побежал в огород — посмотреть, как там Марточкина капуста.

Как всегда, вредители нарыли земли, обезобразив реально ровные грядки.

— Достали, кроты! В натуре, доберусь я до вашего пахана!!! — прорычал Полухайкин, притоптывая свежие кучки земли.

За спиной кто-то ехидно рассмеялся. Наследник престола оглянулся и заметил спину удирающего гнома. Остро наточенная лопатка карлика оставляла безобразные рваные раны на крепких капустных боках.

Полухайкин кинулся за ним, в который раз обещая себе, что поймает вредителя, как вдруг на соседней грядке что-то пискнуло. Осторожно, чтобы не вспухнуть диверсанта, Атьберт раздвинул лопухастые листья капусты и замер — прямо на земле лежал сверток. Симпатичный кулек, перевязанный розовой лентой.